От классики до модернизма/"Севильский цирюльник", "Кафе "Сократ" (т-р им.К.С.Станиславского и Вл.И.Немировича-Данченко)

Выпуск №8-128/2010, Премьеры Москвы

Щедрый на оперные новинки в нынешнем сезоне Театр им. К.С.Станиславского и Вл.И.Немировича-Данченко вслед за романтическим «Вертером» Жюля Массне, открывшим сезон, в новом году представил почти одновременно еще две оперы: на основной сцене – новую версию классического и всем известного «Севильского цирюльника» Дж.Россини и на камерной – любопытный музыкально-театральный опус под названием «Кафе «Сократ», в котором постановщики соединили две оперные миниатюры французских композиторов-модернистов ХХ века Эрика Сати и Дариуса Мийо, по сей день не исполнявшиеся на российских сценах.

«Севильский цирюльник» Дж. Россини (либретто Ч.Стербини по пьесе П.Бомарше) продолжил курс театра по реновации спектаклей своих основателей: он пришел на смену постановке К.С.Станиславского, прожившей на сцене театра более семи десятилетий.

Авторы нового спектакля – сработавшиеся уже не в одной постановке дирижер Вольф Горелик, режиссер Александр Титель и художник Владимир Арефьев. Однако наиболее плодотворным в этот раз оказался режиссерско-сценографический дуэт, переселивший героев из прописанной в сюжете Севильи восемнадцатого века в Италию середины века двадцатого, знакомую нашему зрителю по фильмам Ф.Феллини. Хотя мнения зрителей по поводу такой метаморфозы привычного классического облика оперы разделились, надо признать новый образ спектакля вполне удачной находкой: сюжетная фабула и характер музыки, с ней связанный, как оказалось, вполне резонируют с эстетикой Феллини, лежащей в основе сценографии и режиссуры. Дворик у бетонной стены дома с балкончиками и деревянными ставенками, уставленный разноцветными раритетными мотороллерами, и его обитатели в костюмах молодости наших бабушек и небрежных шарфах через плечо выглядят стильно. Падающий полспектакля на сцену папирусный снег, от которого герои в легких костюмах укрываются зонтами, постепенно запорашивает всю сцену, навевая воспоминания о кадрах «Амаркорда».

Режиссура, полная остроумных находок, отдельным смысловым контрапунктом комментирует сюжетно-музыкальное действие. Комедия положений, лежащая в ее основе, отсылает к сценкам из жизни итальянской провинции означенного времени, навеянным реминисценциями из Феллини. Любопытно решены финалы – драматургические смысловые узлы сюжета. Первый из них – завершающий первое действие и обозначивший одну из кульминаций конфликтной интриги – особенно насыщен смешными придумками: во время привычного ужина доктор Бартоло, пытаясь выставить фальшивого пьяного солдата, в облике которого явился Альмавива, влюбленный в его воспитанницу Розину (на нее, кстати, Бартоло, не желающий терпеть траты на приданое, сам имеет виды), ввязывается в драку, размахивая мусорными баками, кидая спагетти, не забывая при этом вовремя отпить вина. Кульминацией этого финала становится пальба вломившихся в дом полицейских солдат, сорвавших себе на головы веревку с нижним бельем. Всеобщее бурное ликование второго финала – финала оперы – по поводу счастливого соединения влюбленных завершается неожиданно элегантной точкой: последнее, что видит зритель перед закрытием занавеса, – слившиеся в объятиях в одиночестве на запорошенной сцене Розина с Альмавивой.

Что же касается музыкальной части постановки, то она не оставляет органичного впечатления. Технически сложнейшую партитуру Россини, предъявляющую особые требования к музыкально-постановочному составу, исполнителям нового «Севильского цирюльника» удалось освоить лишь местами. Солисты, «подкованные» специально приглашенным из Италии педагогом по вокалу Фабио Черрони, в исполнении россиниевских «скороговорок» преуспели в разной степени, и больше в соло, чем в ансамблях. Лучше других эти «скороговорки» дались, пожалуй, Алексею Кудре и Веронике Вяткиной. А.Кудря в роли Альмавивы – вообще украшение спектакля: летящий тенор, пленяющий непринужденностью исполнения, вкупе с органично усвоенной итальянской манерностью – прекрасные составляющие для характеристики его влюбленного героя. Хороша и Вероника Вяткина, исполнившая Розину вдохновенно-красивым и ласково-игривым меццо-сопрано вместо привычного для этой партии сопрано (по замыслу постановщиков – как на премьере 1816 года). Дмитрию Зуеву непринужденность и вальяжность, свойственная его предприимчивому герою – цирюльнику Фигаро, соединяющему влюбленных с помощью шквала уловок, – в целом удавалась, но не без видимых усилий. Характерным и громогласным вышел учитель музыки Базилио у Феликса Кудрявцева. Колоритным оказался Роман Улыбин в роли резвого опекуна Розины доктора Бартоло.

Россиниевский задор, заданный солистами, к окончанию спектакля передался, наконец, и оркестру под управлением Вольфа Горелика, начавшему музыкальное повествование знаменитой увертюрой педантично и слишком осторожно. Привычно готовящая зрителя к озорному действу легким бегом пассажей, увертюра вышла в целом аккуратно, но без должной стройности, ярких контрастов и россиниевской искры. Струнные сполна продемонстрировали виртуозность, тогда как архитектоника целого оставляла желать лучшего. Ансамблевая сторона так и осталась, к сожалению, слабым звеном в исполнении: непреодолимые пока в большинстве случаев сложности совместного исполнения не позволили проявиться четкому филигранному рисунку композиторских ансамблей.

В целом же спектакль, ностальгирующий по феллиниевскому неореализму, оставляет приятное впечатление. И вполне понятные намерения руководства театра, остановившего свой выбор на этом всемирно популярном шедевре с целью привлечения публики в кризис, могут оказаться оправданы, если отшлифуется музыкальная часть исполнения.

«Кафе «Сократ» – спектакль, созданный командой постановщиков, сотрудничавших впервые и сразу очень удачно: главного дирижера театра Феликса Коробова (музыкальная постановка), Анатолия Ледуховского (режиссура) и Сергея Бархина (художественная часть). Объединивший две никогда не исполнявшиеся у нас оперы французских композиторов Эрика Сати и Дариуса Мийо в единое действо, спектакль вышел, напротив, удивительно органичным. Родившийся спонтанно и стремительно, «Кафе «Сократ» стал результатом абсолютного взаимопонимания как авторов спектакля, так и артистов, необычайно вдохновившихся очаровательной музыкой и постановочной идеей. А идею продиктовала сама музыка – по-французски изысканная, по-модернистски тяготеющая к художественной визуализации, к эксцентричности и условности трактовок литературных сюжетов.

Две мини-оперы общей продолжительностью звучания в полтора часа, объединенные в одно целое из соображений постановщиков заполнить временное пространство единым полем музыкальных образов, на самом деле имеют в корне противоположные сюжетные источники. «Сократ» Эрика Сати, заказанный композитору в 1916 году княгиней де Полиньяк для чтения с подругами под специально написанную музыку текстов античных философов, вышел у композитора, питавшего неприязнь к мелодекламации, в жанре кантаты для голоса с оркестром. Тексты из «Диалогов» Платона, распределенные Сати между женскими голосами, первоначально исполнялись под рояльный аккомпанемент самого автора. В 1920 году публика, услышавшая, наконец, оркестровую версию сочинения, восприняла ее как очередную шутку Сати, встретив ее смехом. Опера Дариуса Мийо «Бедный матрос», сочиненная по либретто Жана Кокто и впервые показанная в парижской Опера-комик в 1927-м, была жанрово обозначена самим композитором как «жестокий романс». Сюжет ее основан на кровавой истории. Алчная жена убивает прибывшего из далекого плаванья мужа, за давностью времени не узнав его в богатом пришельце. Однако в трактовке композитора, чья музыка изобилует сочными звуковыми контрастами, этот сюжет далек от трагедийности прописанных в нем событий. Чувства жены не играют сколько-нибудь серьезной роли, что ясно уже из либретто, оканчивающегося убийством и прятаньем трупа без дальнейших переживаний – это подтверждает и эксцентричная музыка, рисующая не столько чувства, сколько игру в чувства.

Эстетика эксцентричного становится основой и самой постановки. Герои ее, одетые в клоунадные парики, очки и костюмы лапидарных красно-сине-белых цветов, у единственного белого стола ярко-оранжевого кафе «Сократ» разыгрывают забавные сценки из описанных оперных сюжетов. От подлинности страстей, обозначенных в тексте, эти сценки, полные смешных чудачеств, так же далеки, как и музыка, насыщенная изобразительно-театральными красками. О шуточности происходящего напоминают и словно нарисованные детской рукой солнышко-облачко из галогеновых ламп-нитей, и большой детский кораблик, сложенный из исписанной нотами бумаги, украшенный елочными гирляндами и скользящий по рельсам, и большой леденец-петушок в руках «умирающего» Сократа, и барышня-крестьянка a la russe, помогающая дирижеру одеться в набитый золотой жилет, черный фрак и розовый шарф в начале представления, и много-много чего еще – того, что лучше, как говорится, один раз увидеть.

Режиссер Анатолий Ледуховский, утверждающий, что во многом предоставил актерам импровизационную свободу, постарался на славу в детальной прорисовке символично-эксцентричного действия. Но и артисты были на высоте, сполна проявив не только свой вокальный, но и лицедейский дар. Сыгранность и командный подход чувствовались во всем: и в пении, и в игре, и во всеобщем вдохновении. В двух составах спектакля занят замечательный состав артистов: Наталья Мурадымова, Ирина Аркадьева, Валерия Зайцева, Евгения Афанасьева, Наталья Петрожицкая, Светлана Сумачева, Лариса Андреева, Ирина Чистякова, Олег Полпудин, Валерий Микицкий, Амалия Гогешвили, Мария Лобанова, Мария Пахарь, Михаил Головушкин, Дмитрий Кондратков, Дмитрий Степанович, Максим Осокин, Анастасия Сонина.

Ну а идеолог постановки дирижер Феликс Коробов вел за собой звучание спектакля стройно и легко, с французским изяществом «вкушая» каждую интонацию, каждую оркестровую краску. Завершил он музыку спектакля парой упоительно-ликующих фрагментов из сюиты Жака Ибера «Париж» под открывшийся из окна кафе вид на ночные огни большого города, поклоны артистов и бравирование публики.

В итоге, в единстве музыкально-художественных компонентов и шуточно-эксцентричного действия, пристроенного к серьезному сюжету автономным несерьезным контрапунктом, удалось достичь главного – передать удивительную атмосферу искусства модернизма – атмосферу ярких, насыщенных красок и полной эстетической свободы.

Надо сказать, что воспринятый некогда по-декадентски модернистский прием чистой изобразительности, уводящей, как в сочинениях, объединенных в «Кафе «Сократ», от живых и реальных чувств, резонирует с поверхностно-бутафорским содержанием и сегодняшней жизни. Но, отдавая должное создателям и исполнителям спектакля, отметим, что вышедший у них эксцентричный бурлеск, который по праву украсит отныне репертуар театра, заставляет и вовсе забыть о современной жизненной прозе. Он напоминает о том, что порой «чистое» от эмоций, красочно-веселое искусство, как и в декадентскую эпоху Сати и Мийо, способно увести от проблем насущных и просто зарядить изрядной дозой хорошего настроения.

Фото Олега Черноуса, Вадима Лапина 

Фотогалерея