Все это наше, все это - мы/"Старый друг лучше..." (театр "АпАРТе")

Выпуск №8-128/2010, Премьеры Москвы

Все это наше, все это - мы/"Старый друг лучше..." (театр "АпАРТе")

 

Московский драматический театр «АпАРТе» на Тверском бульваре представляет в этом сезоне премьерные «картины из московской жизни» - постановку пьесы А.Н.Островского «Старый друг лучше…». И несмотря на то, что эти зарисовки были сделаны еще во второй половине XIX века, молодой режиссер Андрей Першин переносит действие в наши дни и, следуя традициям самобытного «театра Островского», создает оригинальную, принципиально новую вещь, лепит премьеру из подручного современного материала.

Герои Замоскворечья двухвековой давности в «АпАРТе» становятся обитателями отдаленных московских районов, весьма далекими от интеллигентности. Оленька (Юлия Александрова), один из самых «островских» женских характеров, становится маленькой угловатой непричесанной девушкой в синем спортивном костюме, грызущей семечки. Обольстивший ее Прохор Гаврилыч (Иван Косичкин) – недалеким сотрудником московской милиции, живущим на взятки и регулярно выпивающим. Пульхерия Андревна (Мария Говорова), правда, разве что переоделась в сегодняшнее, а в остальном – все тот же извечный женский «телеграф», типаж на все времена. Мать Прохора Гаврилыча – владелица дешевой забегаловки со старинным логотипом «Пепси» над прилавком, слуга Орест (Александр Иванков) - приехавший из Украины уборщик. Вавила Осипыч (в спектакле Валентин Осипыч - Денис Манохин) – громила в футболке с надписью «Бэкхем», с осоловелым взглядом и всегда припасенной бутылкой вина. Но при этом у каждого из них совершенно человеческое лицо, обычные человеческие слабости и мечты. Если у Островского, признаться, герои все-таки больше типажи, то у Першина все люди предельно живы. Оленька любит совсем по-женски, с прощениями, кокетством и терзаниями. Пульхерия Андревна по-настоящему радеет, в общем-то, за дела окружающих, но делает все как-то сгоряча, соответственно ее «увлекательному» характеру. Прохор Гаврилыч – добрый, душевный и недалекий, каких в России сотни и тысячи. Анфиса Карповна (Елена Старостина) – мать, беззаветно любящая сына и пытающаяся обустроить его жизнь. Орест – по-житейски мудр и скучает о родине. Татьяна Николаевна, мать Оленьки (Юлия Голубева) – чувствительная, мягкая женщина, не уследившая за дочерью, постоянно пребывающая в смятении.

Признаюсь честно, прохохотала весь спектакль. Пульхерия Андревна носит в дамской сумочке бутылку водки, вилку и голубые стоптанные тапочки, она же самозабвенно танцует под «Can’t touch this», Оленька съедает от волнения три банана подряд на глазах у смущенного жениха, Орест с похмелья засовывает ноги в ведро с холодной водой и читает стихи на украинском, Прохор Гаврилыч вообще джедайским световым мечом размахивает, Анфиса Карповна, как только речь заходит о муже, истошно вопит специально заготовленным на этот случай голосом. Безусловно, Першин оживляет пьесу элементами, напоминающими клоунаду, но клоунаду в высшей степени оригинальную, уместную и непошлую. Да и актеры делают все это настолько забавно, сосредоточенно и заразительно, что удержаться от смеха трудно.

Першин переносит ситуацию в современную реальность, при этом сохраняя в целости трогательность, нежность авторского отношения к своим героям – по-отечески снисходительную нежность, появившуюся в почерке драматурга в 60-х годах, когда и написан «Старый друг лучше новых двух», когда и было принято важное для драматурга, ориентированного на злободневность и современность, решение о русском человеке: «Пусть видит себя и радуется. Исправители найдутся и без нас». И действительно, услышав в самом начале действия надоевшую до зубовного скрежета поп-мелодию, с характерным потрескиванием доносящуюся из динамика мобильного телефона, первое время чувствуешь недоумение: мол, я Островского пришел смотреть или где? Так и сидишь несколько минут, не доверяя – то ли театру, то ли актерам, то ли самому себе. А потом режиссер одну за другой ставит «подножки»: бах – и мать с дочерью спорят и ссорятся, бах – и заваливается в дом соседка-сплетница, бах – девушка бежит встретиться с любимым, бах – он вдруг решает жениться на другой. И недоверие твое о них спотыкается, падает и разбивается вдребезги – потому что ты узнаешь все это, потому что перед тобой именно тот Островский, которым ты пришел насладиться – всегда актуальный, точный, остроумный и очень русский. И даже последний осадок чопорности исчезает, когда чувствуешь, что в груди замер искренний, веселый, настоящий смех. И появляется он потому, что все это – нелепое и такое родное, что ты все это видел вчера и позавчера, что все по-островски остро и достоверно, легко и в то же время очень глубоко. В этом смехе есть, безусловно, что-то от гоголевского, но только он гораздо более легкий, светлый, простой и ненадрывный. И призван он не столько «очищать», сколько утешить, умаслить чудную русскую душу, дать ей отдыху, «воздуху».

Спектакль затягивает в свою атмосферу, берет в объятья мягкой, «пуховой» иронии Островского. Кульминацией спектакля станет, кстати, не какая-нибудь сцена или монолог, ею будет ваше собственное ощущение, когда вы поймаете себя на том, что перед вами – растрепанная девушка без образования и каких-либо амбиций, глуповатый милиционер – алкоголик и взяточник, вечная непрошеная гостья, всегда и везде сующая свой нос, потный похмельный гастарбайтер… а вы смотрите на них с теплотой. Вы смотрите, как на хороших знакомых – и на кого же? На тех людей, о которых, возможно, еще сегодня утром говорили бы с презрением, недоумением или негодованием. И это едва ли не самое важное в спектакле Першина. Вдоволь отсмеявшись, чувствуешь, как на минуту замерло что-то внутри. И послевкусие гораздо глобальнее, чем могло быть от «картин московской жизни»: ты будто чувствуешь, как скрипит колесо времени, туго поворачиваясь. Чувствуешь, как что-то щелкнуло, как сменилась эпоха, как появилось что-то новое и важное – и граница между искусством и жизнью практически исчезла, и на сцену театра вышли именно эти персонажи. Потому что они – наша жизнь, они, прежде всего, герои ее, а не пьесы. И мир вокруг становится более цельным, и люди кажутся родными, а все вокруг - знакомым, уже виденным когда-то в прошлой жизни. Знаете, как у Толстого: все это наше, все это в нас, все это – мы.

Фото предоставлены театром

Фотогалерея

Отправить комментарий

Содержание этого поля является приватным и не предназначено к показу.
CAPTCHA
Мы не любим общаться с роботами. Пожалуйста, введите текст с картинки.