Путешествие в Сибирь

Выпуск №8-128/2010, Взгляд

Фестиваль «Сибирский транзит» вернулся к своим авторам и создателям – директору новосибирского театра «Красный факел» Александру Кулябину и Ирине Кулябиной, мотору и координатору фестиваля. Проблемы последних «Транзитов», которые проводились администрациями разных сибирских регионов, доказали, что все-таки лучше, когда фестиваль проводится теми, кто знает, как его проводить.

И вот «Сибирский транзит» превратился в «Ново-Сибирский» и решил прирасти Уралом и Дальним Востоком. Для экспертного совета задача оказалась не из легких. Несколько бригад колесили по разным сибирским регионам, заезжая по дороге в уральские города. А счастливчикам выпал Дальний Восток. Маршруты у всех были разные. На мою долю (вместе с Александром Висловым) выпала поездка: Новокузнецк–Прокопьевск-Барнаул-Новосибирск. Были еще и Омск, и Екатеринбург, но это уже отдельная песня.

Что поражает в Сибири прежде всего, так это несоразмерное человеку пространство. Об этом столько написано, что можно было бы и не упоминать. Тем более, что те, кто летает самолетами, этого пространства не чувствуют вовсе: три-четыре часа полета – ну это и до Турции столько же, и до Европы, и до какого-нибудь азиатского соседа из ближнего зарубежья. Но мне приходится ездить поездами. Потому что все воздушные пути сейчас лежат только через столицу нашей родины, и как-то нелепо и дорого нарезать круги в небесах. Поэтому садишься в поезд и едешь, едешь, едешь в далекие края, неспешно повышая в дороге свое образование. Тянутся темные хвойные леса, располагающие к депрессии, иногда попадаются дрожащие огни печальных деревень, реже – небольшие поселки, обложенные опустевшими фермами и длинными унылыми строениями загадочного назначения, и совсем редко - крупные города, в которых есть театры, и, проезжая их, ты мысленно шлешь приветы тем знакомым, которые в них работают.

И еще раз убеждаешься в правильности идеи «Ново-Сибирского транзита», который пытается объединить эти огромные территории. И вот что поразительно – «Сибирскому транзиту» это удалось. Эфемерное искусство театра каким-то образом перезнакомило и объединило театральных людей в сибирских городах. Директора театров знают друг друга и передают приветы и посылки. Ревнуют и ходят на спектакли друг к другу, да мало того, еще ездят в другие города. Людмила Ивановна Купцова, директор Прокопьевского театра махнула с нами до Барнаула, посмотреть премьеру в театре драмы, благо, «недалеко», всего 380 километров по трассе.

Сибирские руководители театров достаточно информированы о том, что, и кто, и где ставит в соседних городах. И Купцова не из праздного любопытства понеслась с нами в Барнаул, а тут же «присмотрела» к себе на постановку молодого талантливого режиссера Романа Феодори, чью премьеру мы смотрели. Олег Юмов, показавший на прошлом «Транзите» интересный спектакль «Макбет. Степь в крови» (Улан-Удэ), только что поставил спектакль в Пятом театре Омска, ну и так далее. (Как разительно эта картина отличается от ситуации в Поволжье и Центральной части России, где мало кто и что знает друг о друге.)

Конечно, не все театры включены в этот круг кровообращения, и не все города попадают на фестиваль. Более того, есть города, которые никогда на него не попадают. Ну что же, об этом надо бы задуматься, но это тема другой статьи. Или смотр регионов и фестиваль дружбы народов, или – фестиваль-конкурс, с жестким отбором, на абсолютную справедливость которого никакой отбор претендовать не может.

Итак, путешествие началось с Новокузнецка, который у меня прочно связывался со строками Маяковского: «Я знаю, город будет, я знаю, саду цвесть…» Раз еще только «будет», стало быть, до этого ничего не было, думала я. До советской, то есть эпохи индустриализации. Ан нет, оказывается, Кузнецк-то был, и стоял себе, старинный, сыгравший большую роль в судьбе Достоевского, приезжавшего туда к своей будущей первой жене и там же с ней венчавшегося. А Маяковский мечтал о Новом Кузнецке, что ему старинный город с его тогдашними церквями, чудесными деревянными домами, самобытностью, которая, конечно же, мешала певцам будущего. В городе есть и старинная крепость, на которую мы не успели взглянуть из-за огромной заинтересованности краеведческим музеем и музеем Достоевского.

Новокузнецкий театр драмы в тревожном состоянии ожидания реконструкции. Зрительный зал закрыт. Поражают жизнеспособность и мужество наших театров: выгородили себе место в бутафорском цехе и играют там спектакли. Публики помещается не очень много, но зрители терпеливо поднимаются по узким лестницам и ни за что не отказываются от встречи с прекрасным. Мы посмотрели «Дуэль» Чехова. Постановщик спектакля, петербургский режиссер Петр Шерешевский, поставил неторопливый, нежный, грустный спектакль.

Поначалу все в нем меня как-то не устраивало. И артисты были не чеховской породы (хотя это же мы так представляем себе какую-то особую чеховскую породу), а такие обычные, совсем не породистые, нашенские люди. Но как-то незаметно, не сразу, все они стали казаться удивительно милыми, трогательными и понятными в своих страданиях и хлопотах людьми. То, что Чехов писал о докторе Самойленко, – точь-в-точь подошло к артисту, его игравшему (Вячеслав Туев): «Этот Самойленко на всякого вновь приезжавшего производил неприятное впечатление бурбона и хрипуна, но проходило два-три дня после знакомства, и лицо его начинало казаться необыкновенно добрым, милым и даже красивым». И артист убедил нас, что так оно и есть с этим доктором Самойленко, недалеким, не очень образованным, почти как Чебутыкин, но имеющим какой-то невидимый стержень доброты, которая заставляет людей внутренне подобраться и хотя бы не говорить гадостей о своих ближних.

И главный герой Иван Андреевич Лаевский в исполнении Евгения Любицкого сумел прожить в этой роли целую человеческую историю: нелюбовь, до дрожи, до отвращения к соблазненной им женщине, подлое стремление бежать, бросив ее, опутанную и своими и его долгами, страшное напряжение в сцене дуэли и, наконец, то, что принято называть нравственным возрождением. При этом осталось и чеховское сомнение в том, что это возрождение так уж и возродит человека, так уж и вернет ему полнокровное ощущение жизни.

И фон Корен (Сергей Стасюк) явственно напомнил нелюбимых Чеховым «правильных» героев, вроде доктора Львова, за которыми вроде бы и есть правда, но правда неполная, не объясняющая человека. Словом, спектакль предъявил чеховских людей, мучительно проживающих свои вроде бы не очень значительные драмы, из которых, собственно, состоит и наша с вами жизнь.

Переезд в Прокопьевск произошел молниеносно: до шахтерского Прокопьевска всего-то сорок километров. Легенды не совпали с действительностью. Прокопьевск сейчас не такой закопченный, и черного снега в нем теперь уже нет, он обычный, серого, даже слегка белого цвета. И люди говорят об этом даже с каким-то неуловимым сожалением. Дескать, «что было и что стало». Сожаление можно понять. Когда-то процветающий шахтерский город теперь несколько погрустнел. Мы видели красивые в прошлом, брошенные здания, Владимира Ильича, уже совсем обреченно указывающего дорогу куда-то в неведомое. Ильичей в разных местах двое, и дороги они указывают в разные стороны.

В городе чудесный краеведческий музей (я люблю музеи в таких городах, собранные любовно, как домашний стол), прекрасный выставочный центр «Вернисаж» с отличной экспозицией и хорошей выставкой работ сибирских художников.

Прокопьевский театр драмы – большой, красивый, построен в 1961 году, но проект явно послевоенного, последнего помпезного рывка. Какие люстры в зале и в фойе! Какие росписи на потолке – там тебе и ученые, и советские музы, и рабочие! Какие мраморные полы! Спектакли этого театра я знала по разным фестивалям – «Преступление и наказание» Ольги Ольшанской в позапрошлом году побывал и на Фестивале театров малых городов России, и на челябинской «Камерате», «Оркестр «Титаник» в постановке Антона Безъязыкова был показан на позапрошлом фестивале «Реальный театр» в Нижнем Новгороде. Детский их спектакль «Веселый Роджер» я видела на «Сибирском коте» в Кемерове. Директор театра Людмила Ивановна Купцова ездит на фестивали, на лаборатории, следит за театральной жизнью, выписывает и, главное, читает театральные журналы. Она в курсе всего.

Антон Безъязыков, который сейчас работает в Магнитогорском драматическом театре им. А.С.Пушкина, поставил пьесу Макса Фриша «Дон Жуан, или Любовь к геометрии». Вместе с художником Александром Моховым молодой режиссер сочинил невероятно сложное зрелище. Живой музыкант, который самозабвенно играл на разнообразных барабанах (это называется в программке мультиперкашн), костюмы дивной красоты и изобретательности, очень остроумная и выразительная сценография, точно рассчитанные живописные мизансцены (действие помещено почему-то в Японию), бои, движение. Зрелище в высшей степени культурное и современное. Но только было непонятно, что же он хотел этим сказать. После спектакля, в длинном, за полночь, разговоре мы спросили его, почему он выбрал такую старую пьесу, которую мы любили в своей юности (про нас-то понятно – мы любили все, что касалось «их жизни и их литературы». Не своего же Розова нам было любить).

Антон рассказал, что это пьеса и про него, и вообще про его поколение, и рассказал такую живую историю, что тут-то мы и поняли, почему разошлись живая жизнь и придуманная им «неожиданная трактовка древней легенды». Потому что молодым все хочется усложнить. Молодость имеет право на эту роскошь. Она панически боится быть сразу понятной. Ну и шифруют свои послания, так что никакого образования не хватает понять их. Но зато как хорошо и долго мы говорили о жизни и о театре. Антон Безъязыков мне нравится тем, что он совершенно лишен молодого снобизма, профессионален и ему пока еще хочется в своих спектаклях говорить о жизни нелинейно. А совсем уж молодой режиссер Марат Гацалов все горевал, что мы не посмотрим через день его премьеру «Экспонатов» В.Дурненкова. Но нам надо было ехать дальше, а на его премьеру подъехали наши коллеги из другой бригады. И выбрали его спектакль на фестиваль.

Из Кемеровской области мы отправились дальше, в Барнаул. «Триста восемьдесят километров по трассе, дорога хорошая», – так было написано в знак ободрения в нашем маршрутном листе. Это, между прочим, уже Алтай. Я только не могу разобраться в географических понятиях – Алтай, но в то же время и Сибирь. В Барнауле мы посмотрели в Алтайском театре драмы им. В.М.Шукшина премьеру «Жак-фаталист и его хозяин» Дени Дидро в постановке Романа Феодори. Он же является и автором инсценировки. То есть взята не пьеса Кундеры «Слуга и господин», а создан собственный драматургический текст, и создан он грамотно.

Сценический же текст очень сложный. В нем не все театральные пласты получились. Но есть главное – бесконечная дорога жизни, которая затягивает в себя, как спираль, и Жака-фаталиста (Александр Сизиков), и его меланхоличного доброго господина (Александр Хряков), и всех, кто попадается на их пути. Есть и прекрасный дуэт двух артистов, которые играют философию текста и делают его чрезвычайно современным. В программке цитата: «Жизнь – это дорога, и каждый воспринимает ее по-своему: один воспринимает мир как фатальную реальность, другой смотрит на все через призму прошлого». Вот я и посмотрела на этот спектакль через призму прошлого, недавнего прошлого этого театра, прошедшего через скандал и успех «Войцека» Владимира Золотаря, через горечь потерь и надлом. Спектакль примиряет страсти, и жизненные и театральные. Его поставил ученик Геннадия Тростянецкого, и школа этого мастера, имеющего вкус к яркой театральной форме, умеющего соединить в целое разнородные театральные приемы, конечно, видна. Даниил Ахмедов, которому принадлежат стильная сценография и костюмы, хореограф и режиссер по пластике Наталья Шурганова – вместе с Романом Феодори составили хорошую команду. Дай Бог, чтобы она продолжила свою славную деятельность.

В Алтайском Молодежном театре мы посмотрели «Прощание славянки» по роману В.Астафьева «Прокляты и убиты» в постановке Дмитрия Егорова, сценографии Фемистокла Атмадзаса и костюмах Ольги Атмадзас. Все они – из Санкт-Петербурга. Этот спектакль уже описан. Но не могу не сказать хоть несколько слов. Молодые артисты, исполняющие роли солдат-новобранцев, оказались настолько подлинными, что впервые я забыла о том, что войну в театре показать без фальши невозможно. Впервые я поверила в то, что это не сытые театральные мальчики, а то поколение, которое стало пушечным мясом в мясорубке войны, беспощадно описанной великим писателем. Человеческий посыл был мощным, коллективным, страстным. Старшее поколение артистов являло собой другой театр, легко узнаваемый и не всегда убедительный. Но главное – роман не просто проявлялся как один из самых трагических романов о былой войне. Он и о выросших «новых мальчиках», которые воюют в бесконечных войнах неугомонной и жадной до крови империи.

А наша дорога лежала дальше, в Новосибирск. Мы ехали электричкой, а в телевизоре над нашими головами разворачивался какой-то сюрреалистический сериал «Воскресное утро в женской бане». Впечатления от душераздирающих женских откровений были посильнее «Фауста» Гете. Невозможно было ни говорить, ни дремать. Думалось: если на нас, невольных зрителей, этот клубок дебильных сюжетов Дмитрия Астрахана подействовал как ушат помоев, то в каких же помойных водоемах плещутся массы добровольных зрителей? А мы тут про театр, про Фриша, про Дени, понимаешь, Дидро…

Новосибирск встретил ласково: Ирина Кулябина, наш начальник и координатор, отвезла в гостиницу, успокоила наши нервы и отправила спать. Про Новосибирск писать не стану. Потому что умри, лучше Петра Вайля не скажешь: «Не по человеку скроенные советские города куда более выносимы, если они возводились на голом месте, а не шли свиньей по живому, сдвигая в небытие то прежнее, что не внедрялось, а вырастало. В этом смысле почти безгрешен исторически новенький Новосибирск.… Свободой от начальства была география – необъятная, непредставимая география России, пустой от Урала навылет».

В Новосибирске мы посмотрели спектакль «Калека с острова Инишмаан» в постановке Сергея Федотова (Пермь) в «Старом доме». Только что «пермский клон» этого спектакля был показан на «Золотой Маске», но должна сказать, что новосибирский оригинал не хуже. Интересен и главный герой, калека Билли – Сергей Дроздов, в котором есть и ирония, и страдание, и мужество. Обаятельна чума-Хелен – Яна Балутина. Живые и остальные обитатели этого мрачноватого дома. Федотов умеет подобрать типажи, умеет черный юмор столкнуть с жизненным кошмаром и получить от этого электрическую искру – и какой-то свет загорается, светит, непонятно откуда, но душе становится лучше.

«Циники» Мариенгофа, заново поставленные Алексеем Песеговым в «Глобусе» (в 2000 году минусинский спектакль получил «Золотую Маску»), еще раз убедили, что в одну реку дважды войти трудно. Почему-то тот, десятилетней давности спектакль я помню остро и чувственно. «Глобусовские» же «Циники» элегантны, очень красивы (художник Светлана Ламанова). Мир прозы Мариенгофа прекрасно расположен в огромном пространстве «глобусовской» сцены, тщательно и любовно отделан, имеет сложнейший контрапункт, но история героев, потерявших почву под ногами, экзистенциальная драма молодых циников, спасающихся от хаоса, растворилась, ушла куда-то. И спектакль показался холодным и отвлеченным.

А в «Красном факеле» мы посмотрели «вторую» премьеру спектакля Тимофея Кулябина «Маскарад» Лермонтова. Второй она считается потому, что роль Арбенина приехал сыграть Александр Балуев. Балуев, конечно, талантливый артист и звезда кино, и все такое. И публики было столько, что яблоку негде упасть. И проект с его участием в спектакле придуман правильно. На спектакль пришли и те, кто видел в этой роли артиста «Красного факела» Игоря Белозерова. Но игру Балуева я описывать не стану, потому что сердце мое отдано Белозерову, и его исполнение, которое я видела на диске, мне кажется более тонким, нервным и театральным. А не кинематографическим. Все-таки есть какая-то неуловимая разница в способе существования.

Тимофея Кулябина волнует жестокий мужской мир. И в «Макбете» это было видно. И в «Маскараде» весьма ощутимо. Между Арбениным и Ниной (Евгения Туркова, студентка театрального института) дистанция такого огромного размера, что отношения их не совсем укладываются в понятие «супружеские». И Нина режиссера не очень интересует. Она невинна, прелестна – и все тут. Без подробностей. (Подробно и очень физиологически достоверно выстроена только сцена смерти.) В центре здесь Арбенин и словно идущий по его следу Казарин (Владимир Лемешонок). Оба постарели и оба одиноки. Один попытался вырваться из этого безмерного одиночества, но – не смог. Второй – ждет своего друга терпеливо и ревностно, подкарауливает момент его несчастья. Мир почти уголовный, опасный, мужской. Запах игры, тоска мужчин, которые взбадривают свою холодную кровь, жажда адреналина и мести всем – за все. В этом мире все презирают и ненавидят друг друга. Здесь нет места ничему человеческому. Мир вполне современный и узнаваемый. Должна заметить, что на фестивальном показе будет играть Игорь Белозеров. И это будет правильно.

Превращение «Сибирского транзита» в «Ново-Сибирский» произойдет в конце мая. Каким он будет – не берусь предсказывать. Но сибирские театры сейчас – самое интересное, что есть в огромной России. В Сибири же сейчас наблюдается приход нового режиссерского поколения. Все это поколение – чаще всего, выпускники санкт-петербургской театральной школы. (Реже – московской.) Они высказываются по-разному, иногда косноязычно, иногда чрезвычайно остро и живо. Но всегда – содержательно. Сибирские театры впустили молодых режиссеров в свои гостеприимные стены. А те – тут же влюбились в сибиряков. Сибирь – это огромная влекущая страна. И она их из своих «медвежьих» объятий не выпустит.

Фото А.Новашова, Е.Чувальского, А.Зайковой, И.Игнатова

Фотогалерея