Горно-Алтайск

Выпуск 9-129/2010, В России

Горно-Алтайск

 

Спектакль «Восхождение на Хан-Алтай», поставленный известным режиссером Андреем Борисовым на сцене Национального драматического театра им. П.В.Кучияк Республики Алтай, открывает, по мнению многих зрителей, новый этап в более чем тридцатилетней истории театра. В чем загадка этой работы, которую многие — и актеры в том числе — называют «мистической»?

Призванная в первую очередь показать судьбу великого сына алтайского народа — художника-пейзажиста Григория Чорос-Гуркина, чья жизнь трагически оборвалась в годы репрессий, — она вобрала в себя множество тем. Творчество как предначертанный судьбой дар, но и как крест от Бога, Служение, которое назначено свыше избранным и не прекращается даже по воле истории, собирающей жертвы. Но несущий такой дар не может не страдать за судьбу своего народа, а значит и творчество становится невольной жертвой — выживет ли то, что создано от щедрой любви к родине, когда смута времени влияет на души и судьбы людей? В спектакле одно из центральных мест занимает гражданская тема, связанная с принятием на себя Художником ответственности общественно-политических решений, что также становится причиной трагедии его судьбы... Мог ли он, чье творчество ныне является огромной гордостью алтайской земли и чье имя известно далеко за пределами России, остаться человеком безучастным к тем политическим движениям, что происходили на Алтае и в стране? Сама судьба Художника дает ответ на этот вопрос...

Восприятию спектакля «Восхождение на Хан-Алтай» свойственно ощущение эмоционально-временного объема. Событийная наполненность окружена «воздухом» открытого пространства времени, невольно сообщающегося с днем сегодняшним. Чтобы показать поворотные моменты судьбы Художника как цепочку знаковых событий — в связанности личности Гуркина с родиной, режиссер выбирает жанр воспоминаний: Гуркин (Аржан Товаров), находясь в тюрьме перед расстрелом, возвращается к картинам прошлого своей жизни, возникают временные пересечения...

Детство. Маленький Гриша Гуркин (Айлан Охрин) высаживает яблоню с помощью взрослых в родном селе Улала. Рядом с ним — любящие его люди. Фрагментарное звучание алтайской речи добавляет национальный колорит картинам спектакля, связанным с малой родиной Художника. Два образа, появляющиеся в этой сцене, несут особое значение. Яблоня — деревце с белыми ленточками на ветках (традиция завязывать ленточки на деревьях священных мест природы существует на Алтае издавна) — присутствует на сцене на протяжении всего спектакля. Она — символ родины и творчества, любви и ностальгии, символ непреходяще-дорогого и настоящего внутри души, что не может исчезнуть под влиянием бурь времени. Вместе с яблоней в начале постановки появляется длинная дорожка белого войлока, интерпретирующаяся как Путь, Судьба. Ее приносят женщины и выстилают так, что ребенок в конце эпизода «случайно» оказывается сидящим именно на ней. Тастаракай (Карчага Елеков) - блаженный, юродивый, образ которого также смысловым пунктиром, словно оберегающим судьбу Художника, проходит сквозь всю драму, накрывает одним концом этой войлочной дорожки маленького Гуркина, когда начинает идти снег. Потом светлая длинная полоса этой дорожки появится в конце спектакля, перед земным прощанием Художника — ее тоже вынесут женщины, и тоже одним концом накроют его плечи...

Творческий путь Гуркина начался с учебы в иконописном классе школы, существовавшей при главном стане Алтайской Духовной миссии в Улале, по окончании которой он проработал пятнадцать лет иконописцем. Духовное наполнение началу спектакля придают образы православных священников, среди которых центральной фигурой является «апостол Алтая», начальник Алтайской Духовной миссии отец Макарий (Валерий Куликов). По сюжету спектакля он ведет диалог с известным ученым-этнографом, изучавшим Алтай, Григорием Потаниным (Николай Паштаков). Интересно режиссерское решение свести вместе три исторических фигуры в сцене детства: Гуркин — Потанин — Святитель Макарий, таким образом подчеркнув их значительное влияние на судьбу Алтая. (Узы долгой дружбы связывали ученого Г.Н.Потанина с выдающимся художником-пейзажистом Г.И.Гуркиным, у которого в усадьбе в селе Анос он неоднократно проводил лето, собирая с его помощью памятники устного народного творчества.)

Декорационное наполнение сцены детства: фон — три огромные подсвеченные горы, исполненные с «прожилками» карты земного шара, что сразу придает здесь образу Алтая символическую суть духовного места в масштабе земли, и деревянные заборы — ограждения. Они выстроены в высоту рядами по краям сцены в эпизодах, связанных с Алтаем. Они же используются как революционные баррикады в сцене, завершающей первый акт спектакля. Также их можно прочесть как некий символ внутренних и внешних преград человека, присутствие которых неизбежно в судьбе каждого.

Следующая историческая личность, которую мы встречаем в спектакле, появляется во второй «мирной» сцене, это Андрей Анохин (Эмил Колбин) — известный алтайский ученый-этнограф, композитор и просветитель. Биографы художника также отмечают решающую роль Андрея Анохина в судьбе Гуркина, убедившего друга, пятнадцать лет посвятившего иконописной живописи, в возможности и необходимости получить специальное образование в Петербурге. Сцена заканчивается оптимистической нотой, когда все собираются вместе, чтобы сфотографироваться. Здесь и в других сценах «мирных» воспоминаний режиссер прибегает к иронии. Иронические нюансы нечасты, но они, совершенно не нарушая смысловую тональность спектакля, придают легкие, оживляющие нотки драматическому повествованию.

В середине второго акта смена декораций и музыки переносит нас в Санкт-Петербург начала прошлого века (декорации: огромные белеющие атланты по краям сцены, разводные мосты и один из памятников Питера — по центру). Здесь разворачивается сцена знакомства Гуркина с его учителем И.И.Шишкиным (Виталий Перчик), и здесь же появляется девушка Маша, племянница известного пейзажиста (Дарья Маркова). В спектакле она — необходимый и всеосвещающий образ нежности, привносящий очень добрую ноту в воспоминания Художника. В следующей сцене есть и романтичный фрагмент: Гуркин и Маша вальсируют в саду, где та же самая (родная и уже чуть-чуть другая, петербуржская) цветущая яблоня, в окружении расставленных мольбертов... Машенька смеется, и ее серебристый смех растворяется в светлоликующем настроении этой сцены — и этот смех, и легкий приподнятый диалог, звуки природы — чуть снижают трагическое напряжение, проходящее сквозь весь спектакль.

Отлично в этой сцене показана колоритная фигура Шишкина. В диалоге с Гуркиным «царь русского леса» успевает поделиться своими подходами к живописи, самобытность и необычайный талант в исполнении каковой поставили его на законную, заслуженную высоту среди пейзажистов. В этой сцене кроме вальса звучит еще и Шаляпин, любимый Шишкиным. «Дубинушка» в его исполнении в записи «старой пластинки» необычайно мощна, что вместе с фигурой Шишкина сразу рождает убедительное ощущение силы русской культуры, которая, вне сомнения, была и остается всепроникающей. И вновь резким контрастом звучит трагическая нота — Шишкин умирает, а позже погибает и Машенька — ее смерть показана уже на фоне революционных событий. Но чуть ранее режиссер переносит нас ненадолго в другое измерение.

Мы видим блестящий круг сцены, а из-за гор выплывает в лодке стоящая прямо и неподвижно горная принцесса, и, сделав круг по «озеру» под мистические звуки музыки, она исчезает... Одновременно навстречу ей по этому кругу движется Художник. Он проходит свой Путь, который неизменно связан с сокровенными тайнами родной природы, так любимой Художником. Впечатление от этой сцены очень сильно, и зритель замирает. Картина «Озеро горных духов» - одна из ключевых, знаменитых картин Григория Гуркина - находит отражение в этой сцене. Позже сцена горного озера повторится, но зазвучит чуть по-иному, приобретая еще более глубокий смысл вечно хранимой красоты и скрытого, что не исчезает никуда в Вечности, оставаясь всегда в крови природы и этники алтайской земли.

В начале второго акта драмы мы видим Гуркина как общественно-политического деятеля, но все предыдущие сцены не позволяют нам сомневаться в главной миссии этой личности — миссии творческого Служения. Диалоги членов Кара-Корумской управы, в которой Гуркин председательствует, происходят за столом, покрытым красным полотнищем. Эта сцена, воссоздающая настроения смутного времени, кровавых расправ, заставляет заглянуть в одну из низин истории нашей родины. Время дилемм и жертв. «Ночь жертв» - название одной из первых картин Художника вовсе не связано с революционными и постреволюционными событиями. Но именно на него как на предопределившее судьбу нашего героя обращает внимание следователь в тюрьме (Александр Майманов), с которым Гуркин на протяжении всего спектакля ведет диалог о предназначении и выборе и который обещает Художнику позаботиться о судьбе его холстов после его смерти. Последующих картин людских расстрелов и арестов, кажется, нельзя избежать — Андрей Борисов показывает нам горькие сцены, ставя зрителя лицом к лицу с «ночью истории». Мучительнейшие ноты сопереживания заставляют открыть сердце для слез — о судьбе родины, о ее трагедии, о всех невинных душах, а также и заблудших — успевших и не успевших покаяться... Разве мы — сегодняшние — имеем право осудить хоть кого-то?

Перед зрителем проходит щемящая сцена прощания Гуркина с сыновьями, которые также становятся жертвами. Она происходит в конце пребывания Гуркина в Монголии, где нам встречается все тот же блаженный Тастаракай, исполняющий горловое пение и играющий на дудочке, и та же яблонька со своим основанием — колесом-временем... И белые ленточки, что завязывают на ней Гуркин с сыновьями, совершая обряд, становятся символом надежды — а может, все изменится, и «ночь жертв» прекратится, уступив место рассвету? Прощаясь с отцом, сыновья (Тимур Кыдыков и Айдар Унатов) поют, и в этой песне звучит отчаянный душевный крик о неизбежности прощания навсегда...

Одна из последних сцен вновь возвращает нас в тюрьму, когда следователь помогает герою встретиться с его картинами — они брошены во дворе тюрьмы, их засыпает снег... Художник поднимает их с земли - одну за другой - и показывает зрителю... «Жизнь моя — это прекрасная сказка», - так писал в письме Гуркин, эта фраза звучит в самом начале драмы, когда он одиноко сидит посредине сцены в полусвете и читает монолог-письмо своим родным. «Жизнь моя — это прекрасная сказка...», - и вот мы видим Гуркина, прощающегося со своими картинами, одна из которых — знаменитая работа «Хан-Алтай», название которой дало название спектаклю...

Когда-то Григорий Николаевич Потанин в своей статье с точки зрения этнографии и фольклористики раскрыл внутренний смысл произведений Гуркина. Так, касаясь наиболее фундаментального полотна «Хан-Алтай», он пояснял: «Алтаец одухотворяет Алтай, в его глазах это не мертвый камень, а живой дух. Продукт горной природы он принимает как дары, которым Алтай сознательно осыпает своих обитателей, поэтому человек выражается, что у пустыни длань, сжатая в кулак, а длань щедрого Алтая раскрыта. Он проникается благодарностью и уважением к своей горе, а величие снежных вершин внушает ему боязнь перед горой. Он не может назвать ее иначе, как Хан-Алтай, то есть Царь-Алтай или царственный Алтай».

С образом Хан-Алтая, царственного Алтая, и связано Восхождение Художника. Горы защищают Художника, пряча от расправы, укрыв его собой еще до того, как пронзительно зазвучат выстрелы. Горы забирают его себе и дарят ему высоту Восхождения. В заключительной сцене спектакля, исполненной необычайной торжественности, из «открывшихся» гор навстречу зрителю выходит Гуркин вместе с другими взошедшими когда-то на Хан-Алтай. Это преображение волшебно, и оно дарит необыкновенный полет! Светлые одеяния, прекрасная музыка переносят нас в высоту бессмертия духа гениев и талантов. Тайные двери в судьбу великого Художника оказались для зрителя приоткрытыми, а эмоциональное проникновение высотой, которую ищут избранные, — свершенным.

Все использованные средства в сценографии спектакля полны многозначной метафоричности. Художник Михаил Егоров, ученик художника Геннадия Сотникова, в течение двадцати пяти лет бывшего непременным соавтором всех работ режиссера Андрея Борисова в Саха театре, посвятил работу в этом спектакле своему учителю. Автором идеи и литературной концепции спектакля выступил спикер Госсобрания Республики Алтай Диман Белеков, музыкальным оформителем — Владимир Пестряков, художником по костюмам — Сардана Федотова.

Отдельное слово нужно сказать об актерской игре. Чрезвычайно напряженная роль главного героя, которая исполняется Аржаном Товаровым, требует присутствия на сцене в течение всего спектакля, протяженность которого — около трех часов. От показа к показу актер наполняет ее все большей глубиной, и те, кто смотрел «Восхождение...» не один раз, это чувствуют. Зритель также запоминает легкую, парящую игру актрисы Дарьи Марковой, впечатляется мощью темперамента, которым наделяет своего героя Шишкина Виталий Перчик, и оптимистичной живостью Анохина — его исполнил молодой актер Эмил Колбин. Безусловно, остаются в памяти умело созданные портреты отца Гуркина (Евгений Папитов), Тастаракая (Карчага Елеков), отца Макария (Валерий Куликов), а также начальника тюрьмы (Александр Майманов) и Григория Потанина (Николай Паштаков).

Спектакль открыл ряд юбилейных мероприятий 2010 года, посвященных 140-летию со дня рождения Гуркина. В постановке была задействована вся труппа Национального драматического театра Республики Алтай. Процесс работы над спектаклем «Восхождение на Хан-Алтай» явился для них Творчеством с большой буквы. Работа с Андреем Борисовым позволила обнаружить и проявить нашему театру скрытые внутренние резервы. Многолетний опыт театрального корифея и личная творческая интуиция позволяют использовать режиссеру в своих постановках ему одному известные и, похоже, совершено мистические приемы, способные вызвать сопереживание, благодаря чему спектакль обрел благодарного зрителя. Кроме прочего, Андрей Борисов, ныне заслуженный деятель искусств Республики Алтай, к всеобщей радости проявил себя не только как талантливейший художник и вдохновитель, но и как человек щедрой души. «У каждого — свое Восхождение...» - так сказал он с надеждой, что наш театр, как когда-то его родной и ныне знаменитый Саха театр, прошедший свой путь до заслуженного признания далеко за пределами своей родины, непременно откроет для себя новые сцены и покорит зрителя своими спектаклями.

Фотогалерея

Отправить комментарий

Содержание этого поля является приватным и не предназначено к показу.
CAPTCHA
Мы не любим общаться с роботами. Пожалуйста, введите текст с картинки.