Томск

Выпуск 9-129/2010, В России

Минут пять-семь графа Льва Толстого предают анафеме на английском языке. Текст официального заявления Русской православной церкви об отлучении писателя произносят герои романа «Анна Каренина». Кто владеет английским, услышит еще и фрагмент романа – разговор Левина со Стивой. И снова официальное заявление Церкви.

Перечисление митрополитов и епископов, подписавших сей документ, звучит так метрически мерно, что возникает ассоциация с объявлением отправляющихся с вокзала поездов. В это время господа в черных смокингах и дамы в черных туалетах не спеша проходят по периметру сцены и застывают в позе ожидания. То же делают и музыканты. В напряженном ожидании замерли и зрители. Они не понимают, куда своей волей перенес их художник и режиссер. Сцена слегка, градусов на 30, наклонена и отливает холодным блеском черного зеркала.

Так начинается спектакль «Анна Каренина. Апология текста», поставленный Евгением Лавренчуком на сцене Томского театра юного зрителя. «Хорошенькое начало?!» - говорит актриса Ольга Рябова, обращаясь к залу. Публика в знак согласия кивает. Пусть не все слова разобрала, зато уловила главное – авторы спектакля предложили ей сыграть в интеллектуальную игру «Кто хочет стать Львом Толстым?».

Игра начинается, собственно, еще в фойе, где продают роман «Анна Каренина». Вернее, предлагают купить книгу-программку с действующими лицами на форзаце. Не все решаются «броситься под паровоз», то есть приобрести увесистый том за 70 рублей. Некоторые ворчат: «Вот куда ушел миллион». Тот факт, что «Анна Каренина» - самый дорогостоящий проект за всю историю томского театра, подогревал интерес к спектаклю.

Что это будет за зрелище, режиссер упредил еще до премьеры. На пресс-конференции было заявлено, что «это будет концертное исполнение текста плюс спектакль, действие небытового характера». Кроме того, свою концепцию спектакля Лавренчук изложил в программке: «Коренное изменение театральной трактовки великого произведения состоит в том, что на сценическую площадку выводится Текст Автора как самостоятельное действующее лицо», так как «толстовская мысль лежит за пределами персонажных диалогов». Диалоговый способ передачи толстовской мысли объявляется морально устаревшим методом, а обращение романа в пьесу, по мнению режиссера, «превращает драматический материал в телевизионную сериальную версию».

Первая же толстовская фраза, та самая, знаменитая, которую знают даже те, кто не читал романа: «Все счастливые семьи похожи друг на друга...», - подтверждает концепцию режиссера. Она застревает во рту Стивы Облонского – Василия Воротова, как кость, точно он поперхнулся ею – говорит, говорит и выговорить не может. А дальше – больше, с текстом происходят удивительные мутации и метаморфозы. Его произносят то на распев, то прерывисто, то выделяя интонационно окончания слов, то предлоги и союзы. От этого смысл высказывания быстро соскальзывает с содержания на его форму.

Такая игра временами точно попадает в ситуацию. И когда плачущая Долли – Марина Филоненко навзрыд рассказывает об измене мужа. И когда Вронский – Олег Стрелец интонационно передает предсмертный ужас кобылы Фру-Фру. И когда умирающая Анна, задыхаясь и давясь слогами, пытается сказать что-то.

Упомянув главную героиню романа, я тоже вынуждена сбиться с привычного ритма письма. Ибо просто написать фамилию актрисы, играющей эту роль, не получается. Дело в том, что среди действующих лиц нет Анны Карениной. Ее режиссер «расчленил» на Истинную Даму (Марина Дюсьметова), Нервную Принчипессу (Ольга Никитина), Утонченную Метрессу (Анна Абраменко).

Все это ипостаси одной женщины. Абраменко играет порочную женщину, она красива, притягательна, но холодна, Никитина – Анну, которая хотела любить, жить в мире со всеми, в гармонии с собой, но запуталась во лжи, а Дюсьметова – светскую львицу, олицетворение женского кокетства. В принципе в этот хоровод можно впустить и Восторженную Особу – Галину Куку и Уставшую Контессу – Ольгу Рябову. В каждой есть частичка Карениной. Эти дамы в безумно красивых нарядах и дорогих шубах грациозны и элегантны, как и полагается аристократкам. Но от этих женщин веет инфернальностью и декадансом. К концу четырехчасового «концертного исполнения текста» не остается сомнений, что все вместе они – сосуд греха, исчадия ада.

Под ногами у господ и дам мелкими бесами крутятся два странных мальчика (Игорь Савиных и Владимир Бутаков). Они то играют в паровозики, то дурачатся, как клоуны, то играют в бадминтон, то катаются на роликах, то выползают на сцену страшными стариками с бородами, то изображают любовников адвоката-гея, распевающего шлягеры.

Так вот какие новые смыслы и новые глубины вытягивает из романа режиссер, который тоже решил поиграть «в Льва Толстого»! Восклицательные знаки вместе с вопросительными на воображаемых полях этого сценического текста ставишь постоянно. Как хорошо придумана сцена на катке! Надо ли было обнажать Левина и Китти в сцене венчания? Как «выстебана» поп-звезда Пугачева, которую пародирует Адвокат – Юрий Коптяев! Но какое отношение к тексту Толстого имеет пародия на шоу-бизнес? Не потому ли классика отлучили от церкви, объявили лжеучителем, что он предлагает свое понимание добра и зла, сильно отличное от догматов церкви? Или это только точка зрения режиссера? У Толстого английская речь и все английское – антитеза русскому, а у Лавренчука – провинциальному?

Но что не оставляет никаких сомнений, так это то, что Евгений Лавренчук сочинил женоненавистнический спектакль. Кажется, только раз его симпатии оказываются на стороне Анны Карениной. Когда Нервная Принчипесса – Ольга Никитина признается мужу в измене и произносит как мольбу: «Я просто хотела любить». По Лавренчуку, если кому можно и нужно сочувствовать в этой истории, так это Каренину. Единственный, кто имеет нормальное человеческое лицо, так это Каренин Андрея Кузичкина. Участие начальника департамента по культуре в спектакле профессионального театра до премьеры вызывало по меньшей мере недоумение. Теперь же можно свободно выдохнуть: непрофессионал органично вписался в актерский ансамбль. В его исполнении чиновник Каренин – это сильная личность. Этот Каренин гораздо более импозантен, обаятелен и приятен глазу, чем Вронский – Олег Стрелец, Левин – Денис Светлов и даже Стива Облонский – Василий Воротов.

И снова вопросы: специально ли режиссер выбрал на эти роли молодых актеров, чтобы все они по сравнению с Карениным казались не мужами, но мальчиками? Или Лавренчуку важно было доверить сокровенные мысли Толстого о народе, о вере, о жизни, о крепостном праве именно мальчикам, чтобы высмеять классика? Например, Левин-Светлов рассуждает о народе, разгуливая по сцене в одной сорочке, без штанов, облокачиваясь на бюст Льва Толстого.

Однако додумать ни одну мысль по ходу спектакля до конца не удается. Слишком много визуальных эффектов предлагает режиссер. Во время просмотра, особенно в первом действии, находишься под гипнозом изумительной сценографии, костюмов (художник-постановщик Евгений Руах, художник-конструктор Владимир Кан, художник-модельер Светлана Велиханова), балета, живой музыки, световых эффектов (художник по свету Наталья Гара). В один спектакль режиссер-постановщик умудрился впихнуть все виды искусств: балет, музыку, пантомиму, перформанс, эстраду.

О балете и живой музыке следует сказать отдельно. В «Драконе», который ставил тот же Лавренчук на сцене Томского ТЮЗа, балет был обусловлен музыкой Чайковского из «Лебединого озера». В «Анне Карениной» через балет показана любовь, чистая и возвышенная. Неслучайно все актрисы в эпизодах, где речь идет о любви, выходят на пуантах и в белых пачках. Музыка, которая звучит в исполнении студенческого квартета Томского музыкального колледжа (1-я скрипка - Андрей Бурдак, 2-я скрипка - Евгений Артамонов, альт – Никита Тимошенко, виолончель – Ирина Воробьева) и романсы, которые поет Вера Степанченко, – это самое красивое и безукоризненное в спектакле.

Именно Чистая Красота стала содержанием режиссерского высказывания. Ее постановщик вывел как категорию эстетическую за пределы добра и зла. Но попытка режиссера спрятаться за красоту текста удалась лишь наполовину, ровно на первое действие, во втором Лавренчуку уже нечем было удивлять зрителя, и внимание к тому, что происходит на сцене, стало ослабевать.

Премьера «Анны Карениной» разделила томское театральное сообщество на два лагеря. В одном оказались зрители, для которых красота важнее морали, искусство выше правды жизни. Среди них много студентов, молодых людей до 30 лет. Эта группа безоговорочно принимает и одобряет попытку постановщика уйти от традиционного спектакля. Люди с большим жизненным и зрительским опытом входят в другой лагерь. Они замечают режиссерские штампы, по привычке пытаются разглядеть новые смыслы за всем этим «балетом в шубах», в мизансценах ищут ответы на принципиальные вопросы: как сам режиссер Евгений Лавренчук относится к писателю Льву Толстому? Разделяет ли он его «лжеучение» или высмеивает морализаторство классика? Автор этих строк относит себя к последней категории зрителей и потому считает, что Апология (защита) Текста Толстого, предпринятая Лавренчуком, увела в сторону от романа, к антироману. Но спасибо режиссеру за то, что он заставил перечесть заново «Анну Каренину», а кого-то — прочитать впервые.

Фото Сергея Захарова

Фотогалерея