Тропинки в саду

Выпуск 9-129/2010, Выставка

В Театральной галерее на Малой Ордынке состоялась выставка Татьяны Спасоломской «Заветный сад», станковые работы (с таким названием живописной серии) наполнили дыханием природы и богатством красок флоры часть выставочного пространства. Остальные залы для экспозиции были отданы театрально-декорационной и портретной живописи художницы.

По семейным преданиям Татьянина мама однажды принесла в училище «Памяти 1905 года» папку с детскими работами, художник Дмитрий Воронцов, взглянув на акварели, сказал: «Пусть приходит – способный мальчик». Пришла маленькая хрупкая девочка... Так началась судьба таланта. В 1972 году Татьяна окончила Московское художественное училище «Памяти 1905 года» (курс Т.Сельвинской), затем театральное отделение МГХИ имени В.И. Сурикова (курс М.М. Курилко-Рюмина, 1980). Спустя 30 лет на вернисаже своей ученицы Михаил Михайлович произнесет здравицу «за тех, кто еще рисует». В этом пожелании заложен свой смысл – в последние годы разного рода акции и проекты заметно потеснили добротное ремесло кисти и красок.

Путь художницы оказался весьма извилист.

После окончания училища и института имени Сурикова Спасоломская – с дипломом театрального художника – уехала работать в далекий Магадан, затем в Хабаровск. Вернувшись в столицу, стажировалась в Большом театре у Н.Н.Золотарева (1984–1986). На сегодняшний день она оформила более 120 спектаклей в драматических и музыкальных театрах России в постановке таких известных мастеров, как Леонид Хейфец, Сергей Арцыбашев, Галина Волчек...

В сценографическом багаже художницы самые разные по характеру постановки, тут и «Золотой цыпленок» (реж. С.Горбунов; Москва. Театр Оперетты, 1992) и «Дверь посвящения» Р.Штайнера (реж. В.Рыбаков; Suddentheatre. Париж, 2000). Плюс московские спектакли Бориса Морозова – «Миссис Лев» («Школа современной пьесы», 1995) и «На дне» М.Горького (РТСА, 1998; костюмы), кроме того «Дон Жуан» Мольера (реж. В.Оренов; Новосибирск, театр «Старый Дом», 2001) и «Первый мужчина» Е.Исаевой (реж. А.Великовский; Фестиваль «Новая драма», «Театр. doc», 2002)… Это лишь часть ее сценографических высказываний. Помимо театральных работ, вспомним ее участие в телевизионных проектах «Старая квартира», «Дачники», «Женские истории», оформление таких городских праздников, как у Храма Христа Спасителя (1996), «850-летие Москвы — «Вернисажи на Сретенке» (1998) или ежегодные благотворительные проекты «Вернисажи на старой Сретенке» (с 1993).

Работы Спасоломской можно увидеть в Музее детского театра (Москва) и в Музее современного искусства (Красноярск), в Театральном музее А.Н.Островского в Щелыково (Кинешма) и Музее Ивана Агуэли в городе Сола (Швеция). Некоторые произведения увидеть сложнее – ими владеют частные коллекции в Германии, Голландии, Франции, Дании, Швеции, Японии, США или Великобритании.

Как утверждают коллеги: «В творчестве Спасоломской природа и театральная сцена органично соединились и стали единым целым, прекрасно дополнив друг друга. Столь оригинальное соединение, слияние, переплетение двух начал — природы и театра — определено особым ритмом: половину года — с осени до начала весны — художница отдает театру; а с весны до осени — живописанию природы, которое потом находит отклик в пространстве сцены».

Что ж, пожалуй, стоит посмотреть на выставку в этом ракурсе.

Выразительны эскизы костюмов к спектаклю «Азеф» М.Левитина, восстановленные после пожара в Манеже (реж. М.Левитин; Москва. Театр «Эрмитаж»), где густо срифмованы красные и малиновые фигуры, а «кутерьма» красок не мешает целому впечатлению. Между тем в эскизе (холст, масло. 100х90) декорации и костюмов к спектаклю «Квартет для души» (реж. А.Хугаев; Хабаровск. Краевой музыкальный театр, 1984) предстает другая сторона мастера; здесь тонкость красок подчиняется одновременно линии и музыке.

В отличие от музыкальной ироничности и графической четкости «Квартета для души» в эскизе «Княгиня» для декорации оперы «Чародейка» П.И.Чайковского (реж Л.Налетова; Самара. Театр оперы и балета, 2007) Спасоломская по-оперному, с нажимом, акцентирует детали светящихся фигур, а само полотно отчасти напоминает засвеченную фотопленку.

Еще один взгляд на экспозицию – и перед нами новые и новые повороты театральных сюжетов… Эскизы декораций спектакля «Бермуды» Ю.Юрченко (реж. В.Рыбаков. Париж. Центр «Simparion») – строгая треугольная конструкция: три шлагбаума поперек пути, в дымке полутьмы мерцающие Бермуды. Загадочные «Бермуды» художница трактует как визионерский фантом. Лишь однажды замкнутое пространство распахнется: шлагбаумы «превратятся» в пальмы, и пугающий треугольник наполнится кратким мигом счастья; тем более выразительным станет финал этого путешествия, где героиня беспомощно застынет в красноватом свете фонаря перед последним в ее жизни шлагбаумом. Иллюзии всегда кончаются драмой…

Рядом с жаркими красками таится чернота… Так, с черного фона эскизов, начинают свой путь декорации к спектаклю «Старший сын» А.Вампилова (реж. Ю.Калантаров; Владивосток. Театр Драмы, 2008), где сверкает дождь, замерзающий снежной крупой, перед взглядом зрителя оживают шторы-паруса, звенит дерево с колокольчиками, бросается в глаза табличка «улица А.Вампилова», а обычные бельевые веревки трепещут нервными струнами. Так своеобразно трактует Спасоломская драматурга-бытописателя, который под ее кистью приобретает романтические черты.

Пожалуй, мы не ошибемся, если скажем, что душой художницы движет стремление преобразить мир в радость для глаз…

А вот и обещанное единство природы и сцены.

Перед нами обручение леса и звездного неба. …Художники-постановщики Татьяна Спасоломская и Виктор Делог для исполнения спектакля «Оглашенная. Читая Гоголя» (реж. М.Бородина; Фестиваль «Лик». Пушкиногорье, 2009) подобрали настоящую лесную опушку, правда, на эскизах этих «лесных» декораций («Опушка», «Поле», «Поляна») видна скорее древесная чаща, нежели простор, превалируют закрученные линии лесной дорожки. Но именно отсюда, из этого живописного кипения живой природы, прямо к сияющему Млечному пути улетал голос моноспектакля, крик актрисы, читающей текст.

Работы Спасоломской чаще лишены жесткой структуры, наоборот, они приглашают публику стать соавтором впечатления, поддаются многим прочтениям…

Вот, например эскизы костюмов и декорации к спектаклю «Бал-маскарад» Дж.Верди (реж Л.Хейфец; Красноярск. Театр оперы и балета, 1996), где царит сумеречная размытость («Страшное место»), рядом россыпь света, маскарад огней («Дон Ренато») или как в «Ульрике» – солнечное сияние, идущее изнутри, тут же лунное мерцание, осознанная размытость жилого пространства и подчеркнутая бестелесность персонажей.

Зритель волен выбрать любой из мотивов и пуститься под руку с «красками» в глубь спектакля.

Нередко рядом с радостью света шествует мрак. Вот, например, эскизы декорации к спектаклю «Бал-маскарад» Дж. Верди (реж. Л.Налетова; Чебоксары. Театр оперы и балета, 2008). Казалось бы, перед нами те же самые сцены («У губернатора», «Ульрика», «Страшное место», «У Ричарда»), что и в Красноярском театре оперы и балета, хотя бы тот же «Бал». Но нет – это разные по настроению работы, отчасти отрицающие друг друга; перед нами жизнь в кругу красного света от свечи, пролитая кровь, яркая страсть и зловещим рефреном – черные силуэты предательства, хаос и лабиринт, гирлянды и маски. Режиссер спектакля Людмила Налетова так определила сценическую мысль: «Большинство людей при слове "бал-маскарад" представляют мелькание веселых масок в вихре танца, радостный смех, любовные интриги, розыгрыши и сюрпризы. Но под маской может скрываться террорист или убийца – тогда это уже зловещий маскарад. А если много масок, одна под другой? Есть ли под ними подлинное лицо, и какое из них – настоящее?»

Спасоломская с увлечением следует за режиссерским настроем. И вот на полотне уже видна жесткая рука мастера, размашистый красный мазок не прописан, словно горячие капли краски не удерживаются на полотне и ползут вниз, бег цвета, острота разлетающихся брызг сродни следам ножевых ударов.

Одним словом, перед нами живые работы, работы полные живописного напора. Порой их живописное богатство кажется даже излишним, мешает впечатлению, не впускает взор внутрь, выталкивает зрителя на поверхность, но Спасоломская настаивает на своем видении мира.

Портретная живопись Спасоломской перекликается с театром, героями ее картин часто становятся художники, режиссеры, критики... На вернисаже художница призналась, что устала писать портреты. Вот почему публике были представлены работы из прошлых 1970 – 1990-х годов: «Мама. Инна Максимовна» (холст, масло. 60х50; 1979), «Писатель» (холст, масло. 80х60; 1985), «Портрет Дирижера» (холст, масло. 70х90; 1983), «Музыкант» (холст, масло. 80х60; 1985). Вот «Илона Гансовская» (холст, масло. 60х50; 1975) с рыжими волнами волос, готической формой лица, где капюшон и облако – круг воротника, словно сияние нимба. На портрете трепетный образ человека, над которым вьется беда, и недавний трагический финал Илоны подтвердил тревогу художницы…

На картине «Татьяна Сельвинская. В Нагаевской бухте» (холст, масло.70х90; Магадан, 1980) перед нами отголоски сурового стиля, туманная дымка над бухтой и трепетный, развевающийся шарфик. Расплывчатые черты лица в портрете «Девичий виноград. Катя» (холст, масло. 80х60; 1998), обрамленные ярко-красными листьями, будто в огне, на фоне густой желтеющей зелени, становятся последним взглядом-прощанием Лета. Наконец, автопортрет художницы «Речка Серебрянка» (холст, масло. 70х90; 2000), ставший арт-объектом, где продолжением картины оказываются детали одежды самой Татьяны – платок, юбка, вязаные носки, спускающиеся на пучок сухоцветов, лежащий на полу. Объем придает работе чувство живого присутствия. Высвободившись из рамы и материализовавшись в обычные детали одежды и аксессуары, автопортрет неожиданно рождает эффект многомерности зрительного видения.

Несколько иной эффект, похожий на эффект двойной экспозиции, возникает, когда смотришь на пронизанные ярким солнечным светом изображения цветов, деревьев и трав, окружающие тебя со всех сторон.

Так из серии живописных работ Спасоломской под названием «Заветный сад» (1995-2002) на выставке представлены «Антоновские яблоки» (холст, масло. 60х85; 1998), «Сиреневый лук» (холст, масло. 100х105; 1995), «Девясил. Жара» (холст, масло. 70х90; 2001), «Ромашки. Дождь» (холст, масло.70х90; 2001)… Вот сквозь сизую дымку проглядывает спираль-бороздка с крокусами, нарциссами, гиацинтами в картине «Весенний лабиринт» (холст, масло. 100х105; 1998), а вдали за рассеивающимся туманом виден одинокий человек в лодке. Сквозь пестроцветье трав и цветов откровенно разглядывают зрителя сценические персонажи «Корабля Дураков» (холст, масло. 140х160; 1995), а рядом – в «Рыцаре Сада» (холст, масло. 100х110; 1999) – проступающие из тени стеблей зелени лица и маски не так агрессивны, они прячутся, таятся, осторожничают.

Художница вспоминает, как летом 1994 года на веранде писала обычные георгины и как, всего лишь сосредоточившись на цветке, неожиданно постигла, что даже цветок наполнен до края и вселенской красотой и тоской, даря острое чувство причастности к великой мистерии природы, - так «остановилась круговерть перемен и выбросила меня на берег моего сада».

В этом признании – ключ к творчеству мастера.

Здесь сад – это укрытие, дом, крыша над головой, мир в душе. И действительно, частота упоминаний слова «сад» в названиях выставок обращает на себя внимание: персональная выставка «Портрет в саду» (ВЗ МОСХа в усадьбе Лопуховых, 2004), «Все цветы уже расцвели» (Выставка в саду «Феникс» у Игоря Суворова и Елены Брайловской, 2005), выставка «Сад на веранде» (Клуб-ресторан «Парижская жизнь», 2005), «Зеркало сада» (Галерея «День»)…

Один из весенних сезонов галерея «Экспо-88» открыла серией картин, посвященных цветам, созданным на листах кровельного железа. Проект насчитывал более пятидесяти листов картин, выполненных масляными красками на стандартных кровельных железных листах (85,2х156,3 см). Металл и цветы…

Оказывается, и такое возможно.

Что ж, сады и цветы продолжают расти и цвести на разных полотнах художницы вплоть до нынешнего «Заветного сада» на Малой Ордынке… И мы вместе с мастером гуляем по эти тропкам.

Реальный же, настоящий сад достался Татьяне Спасоломской по наследству от родителей и находится всего в нескольких километрах от асфальтовой Москвы. Вообще, Сад — многозначный символ творческой свободы духа, символ возделанного сознания. Ведь недаром еще Вольтер призывал: «Надо возделывать свой сад». А на Востоке сад становился естественным продолжением дома, являясь символом согласия природы и человека. Считалось, что выбрать цветок в саду — все равно, что выбрать себе друга.

Первоначальное впечатление от выставки – перенасыщенный ярким растительным ковром весенне-летний флер «цветочных» полотен, преобладание цветовых акцентов в театрально-декорационной живописи, присутствуют одни эмоции, пульсация настроений. Казалось бы, о каких интеллектуальных концепциях, о каких сценографических конструкциях может идти речь!? Но.… Но тут случайно задеваешь кого-то рукой и только-только собираешься извиниться, как вдруг понимаешь, что это не посетитель, а арт-объект или манекен (их на выставке несколько). Демонстративная небрежность заломов ткани, ритмика драпировок и костюмных линий, цветопластика – «живые», неуловимо вызывающие и независимые «особы».

Эта живая деталь экспозиции исполнена с изяществом. Она мгновенно гасит скептицизм по поводу «женского» стиля и чересчур эмоционального почерка, настраивая критическое внимание на более внимательное прочтение увиденного.

Проступающие лица, силуэты, контуры в живописных работах Спасоломской порой напоминают французский киноавангард 1920-х, например, фильмы «Верное сердце» (1921; реж. Ж.Эпштейн) или «Дочь воды» (1924; реж. Ж.Ренуар), когда женские лица проглядывают / проступают сквозь зелень или водную гладь. И в этой двойной экспозиции порой непросто определить, кто что скрывает – художник за «романтическими сюжетами» внутреннюю силу и энергетику или, наоборот, за сложной непростой личностью обнаруживается неуверенная, постоянно пытающаяся обрести надежное пристанище хрупкость.

И все же в «послевкусии» от прогулок в живописном саду Татьяны Спасоломской остается чувство какой-то неясной неудовлетворенности: мир ее живописи слишком напорист, порой даже кричаще ярок, кажется, что это подарки художницы для себя, красное излишне красно, а синее слишком наэлектризовано синью, глубина словно бы перегорожена зеркалом… А ведь в любом саду всегда можно найти тень, укрыться от солнца, передохнуть, уроки садов обращены к посторонним, а не только к своим, вот этой – «моей» – тропки мне на выставке почему-то и не хватило.

Фотоматериалы предоставили Любовь Зубова и Анатолий Сердюк

Фотогалерея