Море не по колено/Владимир Воронцов (г.Ярославль)

Выпуск №2-132/2010, Гость редакции

Художественный руководитель Ярославского Камерного театра Владимир ВОРОНЦОВ - о проблемах небольших частных и больших государственных репертуарных театров.

- Владимир Александрович, у вас достаточно нетипичный репертуар. Это либо драматургия совсем неизвестная, либо пьеса известного автора, но не первого порядка. Если Тургенев - то не «Месяц в деревне» или «Нахлебник», а «Завтрак у предводителя». Если Мольер - то не «Тартюф», не «Мещанин во дворянстве» и не «Мнимый больной», а «Урок женам». Если Уильямс - то не «Трамвай "Желание"» и не «Стеклянный зверинец», а «Вье Карре». Чем продиктован такой выбор? Нежеланием идти магистральными путями?

- Специально такой репертуар не подбирается, как-то не ищется. Чтобы быть непохожими - такого нет. Нет такой задачи. Хотя такой выбор, безусловно, что-то значит. Если во всех театрах один репертуар, в этом ничего хорошего нет. В прежнее время ведь так и было.

- Сейчас почти так же.

- Во всех театрах шли «Рядовые» - и я их ставил. Если «Зинулю» Гельман написал - значит «Зинулю» и я ставил. А потому что и выбора-то не было по сути дела. А сейчас чем репертуар определяется? Тем, чтобы пьеса легла на труппу, - это первое условие. Особенно в условиях нашего Камерного театра, когда в труппе две актрисы и семь актеров. Поди тут вывернись. Чтобы у каждого было что-то интересное, чтобы это «легло» на актера, чтобы выдало какой-то неожиданный результат. Если идешь по шаблону, если это уже было и заранее знаешь, что тут нового ничего не будет - тогда просто неинтересно. Ни тебе не интересно, ни артистам. И нужно, чтобы пьеса давала творческую «пищу». Новую пищу, что немаловажно. А второе - пьеса должна быть интересной. В ней должно быть нечто, какая-то тайна, загадка. Вот и все. Больше нет никаких условий.

- Но происходит же расширение труппы, появляются новые актеры.

- Над пьесой «Прощай, Иуда» Иредынского мы начали работу года четыре назад. Был уже давно готов макет. Только неизвестно было, кто будет это играть - не было артиста. Долго этот вопрос не решался.

- В свое время вы выпустили два актерских курса. Почему не произошло возвращения в театральную педагогику? Это сознательный отказ?

- Наполовину сознательный, наполовину бессознательный. Время какое-то другое пришло. Время, которое выбило нас из колеи, заставило на все по-другому смотреть и осознать все по-другому. Другие времена пришли. И общее состояние культуры перестало внушать оптимизм. Что такое процесс обучения? Это комплекс дисциплин, а не только уроки актерского мастерства. Это общее развитие личности человеческой. Если я вижу, что этого развития институт не дает, если все брошено на произвол, если педагоги замкнуты только на собственном участии в общем процессе, а процесса общего, как такового, не существует... Отдельно уроки мастерства мало что могут принести. И последний мой выпуск не внушил мне радужных надежд. Единственная ценность, единственное... (ищет слово)

- Оправдание?

- Да, оправдание! Это актриса, которая работает здесь, в Камерном театре - Замира Колхиева. И все, и все! Все остальные куда-то разбежались, растеклись, пропали, как вода уходит в песок. Один очень талантливый и способный парень пошел в кино продюсером работать. И снимается - и в своих и не в своих фильмах. А того, что можно было ожидать от него, - не видно.

- Вы говорите о школе. В чем школа, что давал ваш учитель Гончаров?

- Да все. Процесс проживания актером своей роли. Понимание личности актера и реализацию этих качеств. Метод физических действий, метод действенного анализа. Поток сознания, внутренний монолог, зоны молчания - казалось бы, обычные вещи, которым всегда и везде учат. Всегда этой терминологией пользуются. Но, к сожалению, не всегда результаты достигаются. Объяснить это, наверное, сложно. Надо пройти четыре года через такое горнило, чтобы нутром понять профессию, а не просто головой. Режиссура передается только из рук в руки, по книжкам этому не научить. Как любил говорить Гончаров, нельзя научиться плавать, лежа на диване.

- Вы все время занимаетесь только своим театром. Не возникало желания съездить на разовую постановку?

- Разовая постановка ничего не даст. Спектакль можно только вырастить. А это сложный и хлопотный, долгий и мучительный процесс. Поставить? Что это значит - поставить? Спектакль должен вырасти. Из недр, из почвы. А поставить? Быстренько, бегло, налетом? Я не понимаю этого.

- Наверное, поэтому у вас репетиционный процесс занимает так много времени - полгода, год. Не меньше. В какой-то момент вы взяли длительный перерыв. После «Дон Кихота» была достаточно долгая пауза - почти четыре сезона. В чем причина?

- Нужно учитывать возможности Камерного театра. Это частный театр, и от этого никуда не денешься. Спектакль сегодня за гроши не сделать. Часто вопрос элементарно упирается в средства. Ну а вторая причина - мы долго искали актера для «Урока женам».

- От паузы после пессимистичного «Дон Кихота» у меня было достаточно четкое ощущение. Вы словно подводили итоги: никакого спасения нет - ни искусство, ни любовь, ни Бог - ничто не помогает. Об этом был спектакль. Вы всегда ставили про себя. Наверное, и в этот раз это был какой-то личный итог, вывод.

- Что значит «про себя»? Бред сивой кобылы! Никогда ничего подобного не было и быть не может. Получается так: «Режиссеру Тютькину изменила жена, и он решил поставить трагедию Шекспира "Отелло", а режиссер Пупкин получал в театре маленькую зарплату и тогда решил поставить "Бедные люди" Достоевского». Так что ли?!

- Речь ведь идет не о буквальном перенесении жизненного факта, а о его переосмыслении. О рефлексии на события собственной жизни. Это ведь не прямое копирование.

- Ну, вероятно. Мы живем, мы меняемся - в ту или другую сторону. В нас появляется что-то новое. От каких-то ценностей мы отказываемся. Это нормальный процесс, наверное. Ничего особо пессимистичного я в этом не вижу. Мы делаем спектакль и видим, что есть возможность предупредить о беде.

- Вы думаете, что посредством театра человека еще можно от чего-то оградить, о чем-то предупредить? Это не ирония? Вы же сами говорили, время стало другое. Что-то меняется и в людях. И уже далеко не каждый зритель, идущий в театр, относится к нему как к кафедре, храму или, допустим, второму университету.

- Понимаете, надежда уже в том, что люди ходят в театр. А когда говоришь с ними о серьезном - это не пропадает в пустоте. Надолго ли мы завладеем этим вниманием? Чем дольше - тем лучше. Ведь задача театра в том, чтобы человек, выходя после спектакля, о чем-то задумывался. Чтобы загрузился какой-то информацией, пищей для размышлений. Собственных размышлений! Театр он отсмотрел - и все. Театр как бы ушел в небытие. А художественный образ обладает такой исключительной силой впиваться в...

- Сознание, подсознание.

- Главное - в подсознание. И если люди ходят, в этом есть определенный оптимизм и определенная надежда. Люди еще ходят в театр! Ведь это нужно оторваться от удобного дивана. Значит, не только сериалы владеют нашими душами. Значит, есть еще что-то. Значит, есть необходимость работать в театре.

- Не раз и не два замечал: есть зрители, которые сначала смотрят весь репертуар Камерного, затем смотрят по второму-третьему разу, потом зовут знакомых и друзей...

- И слава Богу!

- ...доходит до того, что кто-то специально едет на спектакли из Москвы и Петербурга.

- Есть и такие.

- А вообще, сами модели частного репертуарного театра, в котором главным человеком является режиссер, или государственного, но небольшого, авторского театра, сейчас очень распространены. И, как мне кажется, наиболее интересны в творческом плане. Тот же театр Афанасьева в Новосибирске, Федотова в Перми или Праудина в Петербурге. Есть определенный кризис больших государственных репертуарных театров.

- Еще какой кризис. Еще какие огромные проблемы. А как же? А что там? Там насильственно собранный большой коллектив, который обязан кормиться, выживать. Это не значит, что нам не нужно выживать. Но у нас небольшая труппа, сплотить ее легче, чем огромное театральное заведение. Значительно легче. И потом, здесь собрались люди, которых сюда притянуло неслучайно. В государственном театре как - получили диплом, распределились и вот работаем тридцать-сорок лет. Обрастаем всякой накипью, всякими...

- Штампами.

- Да. И в творческом плане, и в жизненном, что тоже очень важно. В большом театре, государственном, люди мешают друг другу очень часто. Возникают группировки, начинается возня какая-то. На эту возню уходят все силы. Куда уж тут до спектаклей. Человек рассуждает: «Ага! Вон они чего затеяли. Сейчас посмотрим, что они затеяли, что у них там выйдет. Ни хрена-то у вас без меня не выйдет. Вы мной пренебрегли. А ну-ка посмотрим». И себе же чего желаем? Добра? Нет, совсем нет.

- Получается, что модель репертуарного театра себя скомпрометировала и исчерпала.

- Я думаю, что во многом - да. На сегодняшний день. На других основах должно происходить творчество. Как создавались театры-явления? Как создавался, например, МХАТ или «Современник», Таганка или театр Товстоногова? Были исключения из общих правил. Об этом и Товстоногов писал, о том, что это могло случиться раз в сто лет - то, что случилось в БДТ. Он не себе приписывал заслуги, а стечению обстоятельств. Ему удалось собрать ту труппу, которую он хотел собрать.

- Не будем забывать, что он получил от властей карт-бланш, возможность «почистить» и труппу и цеха.

- Вот-вот-вот! А у нас понятие - трудоустройство. Человек трудоустроен. Есть КЗОТ. Не тронь, не тревожь. Вот - это твой работник. Хороший он работник, плохой работник - это неважно. Он работник. Его права защищены. А в театре так невозможно. Там на других основах все строится. Я думаю, что и не только в театре, в любом деле сегодня. Когда мы приехали в рынок, стало ясно всем, что человек или работает и приносит пользу себе, своей фирме, своей организации, своему театру, или он просто числится. А часто не пользу приносит, а наоборот - вредит. Часто вредит не сознательно, а очень часто - и сознательно. Большой коллектив вреден. Поэтому лучше небольшая труппа, с которой в тысячу раз труднее найти репертуар.

- Мы все время в нашем разговоре упираемся в репертуар. А есть ли в портфеле театра пьеса, работа над которой на данный момент невозможна?

- Есть такие. Я давно думаю о «Цезаре и Клеопатре». Но там даже количество актеров не подходит. Хотя основные роли расходятся, и это могла бы быть интересная работа, но у нас просто поголовья (смеется) не хватит, чтобы это реализовать. Есть одна очень неплохая пьеса Леси Украинки - «Иоанна, жена Хусы». Уже и читка была. Но у нас две актрисы, а в пьесе четыре женские роли. Я не знаю, где взять еще двух актрис. Хотя интересный материал на остальных, очень интересный. Небольшая, компактная пьеса, правда, тоже из разряда мрачных и черных. Но практически всегда в пьесе остается «дырка», которую не заполнить каким-нибудь актером из соседнего театра. Да и не вижу я в соседних театрах творческих индивидуальностей, которые бы соответствовали тому уровню, который мы стараемся держать. Что ни говори, но иногда и здесь, у себя в театре, приходится... (долгая пауза) играть один или два спектакля, которые надо бы снять с репертуара. Но с другой стороны... практика жизни заставляет.

- Понятно, есть касса, которую нужно собирать.

- Это всегда в ущерб. Зритель зрителю рознь. Один пришел, посмеялся, ушел, вроде бы все нормально. А тот, который приходит на «Интервью», на «Моцарта», на «Дон Кихота», потом приходит - видит «кассу» - и уходит разочарованный. Мы его обидели. Мы ему недодали. И когда такой спектакль идет сегодня вечером, значит, я живу с сознанием того, что опять кто-то придет, посмотрев, допустим, вчера «Интервью», а сегодня такую фигню на сцене видит. Время зря убил. Идти дальше, еще раз в этот театр или уж лучше у телевизора дома посидеть - вопрос. (Долгая пауза.) Кто-то сказал, что театр - это цепь компромиссов. Чуть ли не Немирович это сказал. Неприятное такое выражение. Думаю, сказано это в минуту какой-то слабости или меланхолии большой. Вряд ли человек, который так смотрит на театр, будет чем-то серьезным в театре заниматься. А в минуты слабости такое бывает. Кризис - он на то и кризис. Не только финансовый, но и творческий. И вряд ли кто-нибудь из художников избежал его. Вы спрашиваете, почему долго не было спектаклей - отчасти, наверное, и из-за кризиса творческого. Никуда от этого не деться. Да, нельзя, конечно, ослабевать. Надо держаться. Жизнь берет свое, прижимает, придавливает. Часто руки опускаются, без этого никуда. Чего бодрячков-то из себя изображать? Море по колено! Да нет, море не по колено. Никому.