Послание Достоевского/"Братья Карамазовы" Государственного русского драматического театра им.А.П.Чехова (Кишинев, Молдова)

Выпуск №2-132/2010, Содружество

Юбилейный, 75-й сезон кишиневский Государственный русский драматический театр им. А.П.Чехова отметил постановкой «Братьев Карамазовых». Это большая и серьезная работа, неслучайная для главного режиссера Александру Василаки. Постановщик не впервые обращается к роману Достоевского, который притягивает глубиной духовных исканий, близостью вечных тем нашему «смутному времени».

В инсценировке 90-х годов, осуществленной в кишиневском Национальном театре им. Михая Эминеску, а затем в бухарестском «Одеоне», сюжетным и смыслообразующим центром была история карамазовской семьи. В сценической версии Русского драмтеатра главный сюжет оброс новыми персонажами и эпизодами, возникли новые связи и соотношения с романом, сместились акценты. Интерпретация Василаки отличается редким ныне уважительным отношением к классическому тексту. Пытаясь раскрыть доступными современному зрителю средствами художественный и идейный мир романа, режиссер не превращает его в повод для своевольных фантазий, не приспосабливает к коммерческой конъюнктуре. Отказ от постмодернистской лексики, которой режиссер вовсе не чужд и использует в иных своих спектаклях, здесь принципиален. «Братья Карамазовы» адресованы прежде всего молодым зрителям, и важно, чтобы слово Достоевского было ими услышано.

События происходят в пространстве, которое ничем не напоминает уездный городок. Сценограф Юрий Матей придумал функциональную метафорическую декорацию, вызывающую, в зависимости от места действия и освещения, различные ассоциации. Высокая, легко перемещающаяся по сцене, она кажется и огромным фолиантом, страницы-эпизоды которого перелистываются перед нами и напоминают некую фантастическую карту земли, багрово-бурой, растрескавшейся. Оборачивается монастырской оградой и уцелевшей частью собора, на стене которого изображены евангельские сцены страстей Христовых, репродуцированные с полотен западно-европейских художников. В центре - фрагмент из микеланджеловской росписи Сикстинской капеллы - движение руки Творца, вдыхающего в Адама жизнь.

Спектакль начинается со сцены бунта, относящейся к центральной части романа. В горячечном монологе Ивана - Геннадия Бояркина задается метафизический вопрос о существовании Бога и предъявляется обвинение в несправедливом устройстве мира, им созданного. Христианская проблематика переводится в план социальный. Возникшая в споре братьев тема искушения атеистической идеологией юного Алеши - Александра Кичука пройдет контрапунктом в спектакле, с различными вариациями, развиваясь в скрещивании разных мировоззрений, взглядов на поиск путей к духовной истине. «Карамазовы» восприняты постановщиком как роман идейных исканий.

Стержнем сценической композиции стала сочиненная Иваном поэма о Великом инквизиторе. Сюжет развивается в параллель карамазовской истории, придавая спектаклю «романное» измерение. Казалось бы, несценичный, обращенный к безмолвному слушателю, долгий монолог Великого инквизитора, рассуждающего на темы человеческой природы, свободы и власти, относится к чисто литературному театру. Однако он поставлен и сыгран так, что всецело приковывает внимание зрительного зала.

Погруженная во тьму сцена создает ощущение замкнутости. Голос католического первосвященника гулко разносится под сводами темницы, заполняя все пространство. Владимир Кирюханцев играет монаха-фанатика, выстрадавшего идею необходимости насильственного построения общества без Бога. Он язвительно спорит, обвиняет, иезуитски убеждает в том, что хлеб земной превыше хлеба небесного. Герой Юрия Андрющенко - кардинал, представитель высшей церковной иерархии, упоенный открывающимися перспективами человеческого счастья по амбициозному и прагматичному проекту. В основе вдохновенно сыгранной обоими исполнителями роли лежит высокомерно-циничное презрение к людскому «стаду», неспособному распорядиться дарованной ему свободой, жажда власти над ним. «Нелепая поэмка» обретает ясные аллюзии и актуальный смысл. Социальные теории нынче воплощаются под другими именами и обличьями в проектах «мировой элиты», жаждущей безграничного господства над человечеством, в реформаторских судорогах всевозможных политтехнологов мелкого калибра, трактующих свободу как удовлетворение сугубо земных потребностей.

Великому инквизитору, с его крепко привязанной к земле, материалистической концепцией, в спектакле противопоставлено отношение к человеку как «подобию божиему» в образе старца Зосимы, сыгранного Геннадием Зуевым «по контрасту», в обыденной интонации. В момент смерти Зосимы сверху, от полотен с изображением Христа, льется свет и картины предстают вечным идеалом любви и красоты.

Герои спектакля живут как бы безопорно, в зоне, колеблющейся между двух миров, земного и горнего. Ищут правду, тоскуют о вере, отвергают евангельские заповеди. Богоборчество и поиск спасительных истин соотнесены с современным кризисом духовных и культурных ценностей; тезис о том, что «все позволено», - как будто взят из современной жизни, полной плотских искушений и интеллектуальных соблазнов. Так или иначе, здесь бунтуют все. Карамазовской драме начало положено надругательством необузданного Федора Павловича - Владимира Заваленного над религиозными святынями и человеческой душой. Бунт, заразный как болезнь, в хрупкую смятенную душу Лизы - Яны Лазар вторгается разрушительным началом. Для Смердякова - Алексея Макевнина принцип «вседозволенности» становится элементарной инструкцией к действию. По мысли постановщиков, подлинным преступником является не Смердяков, которому дается некое отпущение греха: дрожащий, скрюченный, он перед самоубийством вдруг выпрямляется, - а идеолог Иван, наказанный сумасшествием.

Спасением от «бунта в себе» в спектакле возникает история любви Дмитрия Карамазова и Грушеньки. Митя Константина Харета, одержимый безрассудным чувством, лихой, авантюрный, словно настигнут открытием в себе «нового человека». Лидирует в дуэте Сильвия Лука - Грушенька, куражная, лукавая, загадочная. Актриса играет не только драму оскорбленного женского сердца, но драму души - себя не понимающей, равно готовой и к добру, и ко злу.

Между рассудочной идеологией и чувственной стихией оказывается тихий Алеша А.Кичука, глубоко переживающий безверие, эгоизм, злобу близких. Уже само его присутствие на сцене придает сценическому действию особую оптику. Сдержанно и внутренне сосредоточенно молодой актер играет человека, выдержавшего испытание теорией Ивана, не заблудившегося во мраке «мира сего».

«Карамазовы» - спектакль многонаселенный, со стремительным монтажом сцен (чувствуется вгиковская выучка режиссера). В переводе полифоничного романа Достоевского на театральный язык издержки неизбежны. Ряд эпизодов комментируется кем-то из безличной группы персонажей в цилиндрах и крылатках - собирательный образ обывателей городка. Фабульная линия порой преобладает над образно-смысловой. Конспективно прочерчены некоторые роли. Не все актерские работы равноценны. Пространство спектакля исполнители обживали и насыщали энергетикой постепенно. «Карамазовы» с течением времени набрали свободное дыхание, обрели прочные внутренние связи и цельность. Что внятно продемонстрировал последний показ спектакля в конце сезона, в рамках международного театрального фестиваля «Биеннале Театра Эжена Ионеско».

Великий роман Достоевского поставил мучительные и трудные для разрешения духовные проблемы. Обозначенные писателем следствия утраты веры, отказ от поиска идеала, культивирование материальных ценностей, ведущие к распаду личности и общества, обрели злободневную напряженность смысла в контексте случившихся в Кишиневе 7 апреля прошлого года событий, дискуссии о которых не затухают. Происшедшее трактуется как спровоцированная идеологами молодежная протестная акция, как сценарий неких политических сил и как стихийный бунт, вызвавший беспорядки и разрушения. Спектакль Русского театра, побуждая к размышлениям о том, что происходит с человеческой душой и сознанием сегодня, предлагает искать ответ у Достоевского.

Кажется, месседж постановщиков «Братьев Карамазовых» услышан. Спектакль собирает полный зал. Факт, в общем, не странный для самого посещаемого кишиневского театра. Интересно другое. Реакция зрителей внятно опровергает расхожее мнение о «некассовости» классики и значимости коммерческой составляющей репертуара. Хочется верить, что расширение репертуарных рамок Русского драматеатра будет продолжаться в направлении диалога с культурой, заданном постановкой «Карамазовых».