Жуковский

Выпуск №3-133/2010, В России

Если бы рубрика подразумевала названия, озаглавил бы свой текст так: «Записки из сумасшедшего дома».

В июне в Жуковском драматическом театре «Стрела» состоялась премьера «Записок сумасшедшего» Н.Гоголя в постановке Сергея Золкина. На первый взгляд, в этой фразе нет ничего странного - да, состоялась, театр действительно драматический, и носит название «Стрела», и находится в городе Жуковском. Странно то, что театр, несмотря на активную гастрольную и фестивальную деятельность (на прошлую «Мелиховскую весну», например, привозил интересную «Чайку»), не слишком известен - и отнюдь не из-за художественной слабости. Мне кажется, что суть дела в ярлычке «театр из Подмосковья», снижающем интерес как пламенных крестоносцев «провинциального театра», так и узколобых снобов, полагающих, что в России есть всего только один город, а за кольцевой дорогой уже начинается степь. «Стрела» как раз оказалась между двух стульев - не столица, но и не провинция. К этому можно добавить еще немало злоключений. Например, здание театра, построенное железнодорожным промышленником еще в 1917 году как санаторий для своих служащих и требующее серьезного ремонта, находится в глубокой бюрократической яме - непонятно, кому принадлежит и в чьем ведомстве находится. А потому провести ремонт юридически просто невозможно - и следствий осыпающегося фасада и общей ветхости нельзя не заметить. Но даже несмотря на аварийное состояние, здание - крайне уютное и театральное, что само по себе редкость.

Итак, премьеру-постановку Сергея Золкина (ученика Леонида Хейфеца) можно смело назвать не совсем обычной. Ведь Поприщин - востребованная бенефисная роль, позволяющая хорошему артисту продемонстрировать всю глубину своего таланта и внутреннего мира, в деталях показать различные ступени сумасшествия и социальной несправедливости, в общем, блеснуть. Спектакль же Золкина - не «моно», в нем больное сознание Аксентия Ивановича представляют аж четыре актера («неврастеник», «клоун», «врач» и даже... женщина). Что отнюдь не лишено основания. Разложить безумие на партитуру равноправных голосов - не менее сложная и благородная задача. Спектакль начинается с того, что на сцене, оформленной крайне аскетично (лишь несколько стульев в ряд, стол да громоздкая дверь на колесиках), по очереди появляются двое мужчин (Андрей Ситник и Сергей Кузнецов). Они садятся и начинают странную игру - двусмысленно переглядываются и перемигиваются. Затем появляется миловидная дама (Мария Дьякова), сразу усложняя правила игры, которая становится больше похожа на брачный ритуал. Периодически гаснет свет и в темноте актеры меняются местами - это забавно и неожиданно - м стараются половчее уступить даме место. В этих невинных забавах проходит какое-то время, пока в дело не вмешивается упитанный, осанистый человек в белом халате (Юрий Горбатенков), занимающий место за широким столом. Начиная нечто вроде врачебного приема, он открывает книгу, из которой зачитывает: «Николай Васильевич Гоголь. «Записки сумасшедшего», - и далее - первые строчки повести. Трое участников подхватывают - по очереди читают дальше, включаясь в некий сеанс групповой психотерапии, который каждому должен что-то объяснить в нем самом. Постепенно персонажи настолько увлекаются происходящим, что разница между врачом и пациентами становится весьма условной - и действительно, доктор снимает халат и превращается в «главного» Поприщина. Главная тема спектакля, наверное, как раз в шаткости человеческого положения и относительности самого понятия душевного здоровья. Гениальная повесть Гоголя звучит со сцены практически в полном объеме. Беда в том, что режиссер, видимо, побоявшись, что артисты «не вытянут» или что зритель «не оценит», разбавил этот осмысленно играемый и проживаемый артистами текст огромным количеством реприз. Которые, как водится, вместо того чтобы структурировать и оживлять повествование, разбивают и замедляют его. Конечно, были и удачные - например, приезд Поприщина в «Испанию» сопровождается выразительным «испанским» танцем в исполнении Марии Дьяковой, за которым, впрочем, следует недопридуманная стилизация «корриды», где кто-то куда-то бежит, изображая быка, а кто-то - тореро. Обилие вставных номеров разрушает логику повествования и затуманивает и без того неявную режиссерскую линию, превращая происходящее на сцене в диковатый фарс, который сегодня в театре уверенно доминирует над остальными жанрами, и это, честное слово, уже изрядно поднадоело. Артисты хорошо двигаются, гладко исполняют эти самые репризы - легко, живо и, главное, с удовольствием. Но частенько забывают о том, что они являются личностью одного человека - теряют связь друг с другом, тем самым разрушая партитуру внутренних голосов, ради которой, наверное, все и затевалось.

Спектакль Золкина сильно перегружен. От обилия внешних деталей рябит в глазах, и сознание непроизвольно выключается, все чаще пропуская мимо и текст Гоголя, и взаимоотношения персонажей. И даже огнетушитель на сцене - нечто красное сбоку, все думал, что это за элемент сценографии такой? Оказалось, пожарные потребовали от театра, чтобы на сцене во время спектаклей располагался огнетушитель - режиссер мрачно шутит, что, мол, это ружье, которое во втором действии так и не выстрелит. Еще во время спектакля вместо вульгарных мобильных телефонов звучала пожарная сигнализация - вот где жизнь в формах самой жизни. Так или иначе, понять, почему же театр поставил именно «Записки сумасшедшего», мне не удалось. Как и получить ответы на многие вопросы, возникавшие во время спектакля. Например, для чего манипуляции с предметами, попытки персонажей поочередно обжить клетку, выезжающую в последней сцене? Или что должен подразумевать российский триколор на кафельной стене лечебницы - нечто внутренне-патриотическое, что, мол, даже несмотря на огнетушитель на сцене (или благодаря ему), у нас (в стране? в театре?) лучше и веселее, да и Поприщину, в общем-то, повезло - умер королем, а не титулярным советником. Только вот с аргументацией пока слабовато. Но театр хороший - со временем вытянет.

Фото Александра Ступина

Фотогалерея