Барнаул

Выпуск №4-134/2010, В России

Огромная сцена вспыхивает слепящими огнями, ощетинивается металлом - кажется, на нее приземлилась космическая станция прямиком из блокбастера. Реальное ощущение, что эта античеловеческая машина пойдет сейчас на зал, сокрушая, подминая под себя все и всех на своем пути, мгновенно вызывает шок и не покидает на протяжении трехчасового действия. А всего-то - фонари, закрепленные на опущенных штанкетах, которые взмывают к колосникам, обнажая сцену и уступая место актерам, движения которых, впрочем, тоже рассчитаны и отлажены с математической точностью. Война! Бездушное чудовище, но и привычное состояние человеческой души, неизменное на протяжении веков. Ее метафора найдена и воплощена молодым режиссером Романом Феодори, художником Даниилом Ахмедовым (Москва), балетмейстером Натальей Шургановой (Тюмень) и воздействует не только на рациональном, но и на чувственном уровне.

На «Мамаше Кураж и ее детях» Б.Брехта, премьере Алтайского краевого театра им. В.М.Шукшина, то и дело ловила себя на дежавю. Это уже было! Но происходит здесь и сейчас. Со мной. И дело не только в театральных приемах, многие из которых современны, но не новы (однако работают, «попадают»). Два круга вращаются навстречу друг другу, по ним тащит фургон семейство мамаши Кураж и движутся в зловещем балете солдатики-артисты, огромный экран дает крупные планы поющих зонги или представляет происходящее в необычном ракурсе - например, сверху, превращая людей в осколки калейдоскопа. Первостепенно значение пластики, красивы, выверены мизансцены... Но дело не только в смыслообразующей форме - еще и в страстном посыле, личностном высказывании. Которое отсылает память к первой моей встрече с этим барнаульским театром. И ко второй. И к третьей. Хотя тогда я видела работы других режиссеров, а театр переживал совсем другие времена.

В 2001 году на первом региональном фестивале «Сибирский транзит» старейший алтайский театр показал тоже Брехта - «Трехгрошовую оперу» в постановке тогда полного энергии Юрия Пахомова, ныне возглавляющего Томскую драму. Барнаульский театр удивил пластической и вокальной культурой, мощной сценографией, интересными актерскими работами. В 2002 году труппу возглавил молодой амбициозный режиссер Владимир Золотарь из Петербурга, ученик Геннадия Тростянецкого. «СБ, 10» писал о его работе в Алтайской драме - за шесть лет режиссер создал свой театр, его последний спектакль, «Войцек» Бюхнера, получивший «Гран-При» седьмого «Сибирского транзита» и спецприз национальной театральной премии «Золотая Маска» за актерский дуэт (Александр Хряков, Наталья Макарова), тоже был о войне. К сожалению, спектакль послужил толчком к уходу режиссера - о конфликте театра с губернатором, не принявшим «Войцека», мы тоже писали. Почему не был найден компромисс между властями и талантливым режиссером, почему у театра возникли огромные долги, погасить которые самостоятельно он был не в состоянии? Так или иначе, но труппа осиротела: вскоре за режиссером ушел и директор Владимир Мордвинов.

Сергей Медный, бывший генеральный директор Ассоциации предприятий по театральным технологиям «Сцена Сибири», специалист по театральному свету, не раз входивший в состав жюри сибирских фестивалей, согласился возглавить Алтайскую драму в трудную минуту. Он создал Попечительский совет из влиятельных и богатых людей во главе с губернатором, начал отдавать долги. И с бешеной энергией стал менять репертуар, приглашая разных режиссеров на разные постановки - число премьер в минувшем сезоне зашкалило. Медный нашел главрежа, что сегодня, согласитесь, очень непросто, но в данном случае было совершенно необходимо. Им согласился стать приглашенный на постановку тридцатилетний питерец Роман Феодори (Ильин), как и Золотарь, ученик Тростянецкого.

Когда-то я рецензировала его дипломную постановку - «Любовью не шутят» Альфреда де Мюссе в Орловском театре «Свободное пространство», осуществленную вместе с Тростянецким. Та работа пленила сочетанием праздничной условности и психологизма, простыми театральными чудесами и превосходной актерской игрой.

В Барнауле Феодори в том же духе поставил «Сон в летнюю ночь» - чуть ли не на спор, уверяя, что Шекспир сделает кассу не хуже Рэя Куни. И сделал. Зал переполнен, зрители полны восторга, наблюдая за любовными перипетиями главных героев, которые облачаются в одежды разных эпох и стилей, постепенно приближаясь к современности: любовь вносит путаницу в жизнь всех времен и народов. Может быть, поэтому мальчик, из-за которого спорят ироничный Оберон (Александр Хряков) и Титания (Елена Половинкина), - индийский мускулистый красавец (на его роль приглашен профессиональный стриптизер), а действие сопровождается восточными танцами и античными песнопениями. Режиссер придумал превратить спектакль в иллюстрированную лекцию о сновидениях. Действие в сказочных Афинах и в волшебном лесу простегивают фонограммные фрагменты: сам Роман рассказывает о фазах сна, которым, похоже, и вправду (!) соответствуют разные сцены пьесы. Его гипнотический голос вводит зрителей почти что в транс: все происходящее на сцене, как бы невероятно и нелогично оно ни было, воспринимается как реальность. Со своими вероятностями и логикой. Художник Даниил Ахмедов с режиссером поместили по центру сцены огромную кровать, которая становится сценой на сцене. Устроили замечательный теневой театр на круглом диске луны, не стесняющейся своей тряпочности. Волшебные полеты эльфов вынесли за раздвижной задник и сопроводили завыванием ветродуя. В решении колдовских сцен и превращений нет каких-то особых эффектов. Но они действуют безотказно. Костюмы, напоминающие индийские одежды, оперения птиц и лепестки цветов, да изысканная, с гротесковым оттенком пластика - и публика верит, что перед ней обитатели лесного царства. Верткий, прыгучий, остролицый Пэк (Виктор Буянов) здесь влюблен в цветок, сорванный им ради колдовского сока, - Цветок этот вочеловечен и отвечает Пэку взаимностью, повсюду следуя за ним: в нужный момент актриса Ирина Астафьева опрокидывается на спину и игриво трепещет ножками-тычинками. Превращение Основы (Александр Сизиков) в осла совершается тоже просто: голова актера проваливается в плечи блузы, а наружу выныривает воздушный шарик с изображением морды (мне не хватило ушей). В общем, получился легкий, веселый, яркий спектакль. Грусть возникает лишь в финале: когда обретшие друг друга влюбленные, после всех испытаний, выходят в современных свадебных нарядах, нивелирующих их индивидуальность, и вдруг на мгновение пары снова путаются. Но эту грусть улавливают далеко не все в зрительном зале.

Елена Половинкина - ведущая актриса театра, но у Феодори она заиграла иначе, чем прежде. В эстетском спектакле «Слуга и господин» по роману Дени Дидро она витальная Маркиза-Трактирщица - то вульгарная ведьма, то изысканная дама; в «Сне» - капризная молодящаяся Титания, способная на месть и страсть. В «Мамаше Кураж» - Анна Фирлинг. Ироничная и жестокая, страдающая и отчаивающаяся, двужильная ломовая лошадь и привлекательная для мужчин стерва, женщина умная, вполне осознающая и четко формулирующая парадоксы жизни-войны, не упускающая своей выгоды, она порой совершает парадоксальный выбор в пользу любви. Пока Половинкиной не хватает личностного масштаба. Но актриса точна, наблюдать путь ее героини - постепенное превращение полной жизни предприимчивой бабенки в иссохшую бесстрастную оболочку женщины - интересно и страшно. Работа актрисы производит сильное впечатление. Как и спектакль в целом.

Замечательны молодые артисты: дети мамаши Кураж поначалу кажутся зверьками (ссутуленные спины, туповатые лица), каждый расцветает, переживая свой момент истины, перед тем как сгинуть. Брутальный и безмозглый красавчик Эйлиф - Антон Кирков - распрямляется, когда понимает, что геройство на войне совершить нетрудно. Тщедушный Швейцеркас - Виктор Буянов обретает подлинное чувство собственного достоинства, а с ним и красоту, став хранителем полковой кассы. Простоватая немая Катрин Натальи Розановой, подчиненная одному - желанию понять происходящее, все время находится как бы в стороне от других, наблюдает за ними, но в сценах насилия над нею, решенного как жестокий модерн-данс, и гибели поднимается до глубин страдания и героического самопожертвования. Кульминационная сцена, когда Катрин бьет в барабан, спасая город, решена условно: девушка забирается под колосники и гремит металлическим прутом по штанкете почти без ритма. И тут происходит настоящее театральное чудо - рождение всего из ничего: посыл актрисы так силен, что, кажется, беспорядочному стуку придает ритм стук ее сердца.

Иветта (Лена Кегелева) и Повар (Анатолий Кирков) мастерски решены как маски, выступившие из массовки, а вот Священник - Александр Чумаков - образ более сложный, артист обладает столь важной для Брехта способностью остраниться, выйти из образа и напрямую выразить мысль автора и свою собственную. Остранение создается и с помощью двух ведущих, которых режиссер назвал Детьми войны. Молодые Елена Кайзер и Денис Мельчуков поймали предложенную им пограничную форму существования, работают красиво, стильно: они «экскурсоводы» по аду, комментаторы, историки вне времени и места действия, но в то же время напоминают гитлерюгендцев, подтянутых, беспощадных учеников войны. А то вдруг мгновенно облачаются в личину персонажей и начинают подыгрывать главным героям - девочка становится хамоватой крестьянкой, у которой голодный Повар выпрашивает еду, она тщательно вычерпывает суп, прежде чем кинуть ему кастрюлю-каску с жалкими остатками. Мальчик, только что писавший на грифельной доске у правого портала год действия, поясняя зрителям происходящее, падает, сраженный выстрелами. Злые дети с идиотически просветленными взглядами вдруг становятся почти ангелами, сочувственно-бесчувственно принимая в свои ряды погибших детей мамаши Кураж... Не место детям на войне. Все мы дети. Дети Войны.

Спектакль не безупречен. В нем, как во многих постановках молодых режиссеров, не умеющих пока что обуздывать свою фантазию, слишком много всего. Технически не отлажены переходы от пения в микрофон к простой речи. Вообще, у многих артистов есть проблемы с голосами и дикцией. Но верный тон серьезного разговора о главном, бесстрашное обнажение уродливого в нашей жизни, точные театральные средства, безукоризненный свет Ильдара Бедердинова да и попросту талант постановщиков и актеров создают художественное целое. Бесстрашное еще и потому, что беспощадное. Зритель смотрит спектакль напряженно и внимательно, но в книге отзывов и на форуме театра есть оценки отнюдь не восторженные. Тяжело. С одной стороны, кто сказал, что мы должны быть счастливы, если хотим оставаться людьми? С другой - как хочется сегодня отвлечься от проблем, погрузиться в сладкую сказку, в сон... Есть и такое высказывание на форуме: «Никак не привыкну к руке нового главного режиссера». Ученики одного педагога, Золотарь и Феодори, конечно, очень разные режиссеры. Трудно и актерам, которые за шесть лет приняли и полюбили Золотаря, почувствовали себя с ним одной командой. Но и спектакли Романа - все же уже командные работы. Это серьезная заявка на серьезный театр. И общего, на мой, сторонний, взгляд, у этих режиссеров все-таки много: молодость, талант, школа, ответственность, приверженность умной форме, ощущение, что у Алтайского театра есть свой путь и стремление этот путь продолжать.

Фото Виктора Сотникова

Фотогалерея