Кемерово. Доигрались...

Выпуск № 5-135/2011, В России

Кемерово. Доигрались...

Событием прошлого сезона на сцене Кемеровского областного театра драмы им. А.В.Луначарского стала постановка Дмитрия Петруня «Калигула» по пьесе Альбера Камю.

Отринуть все человеческое, чтобы стать еще более человеком. Опуститься по-достоевски низко, чтобы там, на глубине, воспарив в невесомости и тотальном одиночестве, забавы ради или страдания для строить свой тоталитаризм. Однако истребление и террор здесь не столько способ покорить мир, поработить людей и обрести невозможное – Любовь, Луну, Свободу, кому что нравится, сколько наглядная демонстрация тому же человеку его сущности. Такой немилосердно милосердный Иисус творит, сыпля трупами, как из рога изобилия, сплошные милостыни, искренне страдая за каждого уБОГого грешника, в порыве излишней любви, восклицая стражникам: «Убивай медленнее!». Идиллически настроенный, кучерявый, милый, добрый, светлый Дафнис в начале; ироничный Дон Кихот, рыцарь печального образа с мечом под подушкой, и тоскующий Чайльд-Гарольд в середине; потеряв все самое дорогое – веру, любовь, надежду в лице Цезонии, он в финале предстает деспотом и тираном. Эволюция целого мира в эволюции одной-единственной человеческой души. Экзистенциализм Камю у Петруня далек от показной гуманности, приписываемой ему Сартром, он гуманнее ее в тысячи раз. Спектакль перенасыщен образами и метафорами. Система аллюзий и цитат не затмевает главного – философских идей, а лишь дополняет, украшает, делает их многограннее. Здесь и умывание рук Пилата, и указание пути Лениным, и полный паралич при наличии распахнутых дверей Кафки; и черный квадрат абсурда и пустоты Малевича, и бессмысленные чайки Роб-Грийе, и, наконец, движение на месте в ожидании кого-то призрачного в духе Беккета. Многомерность смысловых пластов текста дополняют бесконечные игры с пространством. Сцена, постоянно трансформируясь, превращается то в камеру смертников, то в больничную палату, а то вовсе соединяет в себе эти начала, кружась в потоке времени. Для тех, кому мало горизонталей, есть и вертикали: экран – эдакое дополнительное зеркало нашего кинематографического века. На него в течение представления идет проекция всего происходящего на сцене. При этом герои на нем отражаются далеко не всегда: взойти по лестнице Якоба дано немногим. Только избранные, те, кто ощущает каждой клеткой свою Человечность, отражается в истории и становится Героем. А их в окружении Калигулы почти нет: Цезония, Геликон, Керея, Друзилла.

Событием нынешнего сезона претендует стать премьера, состоявшаяся 11 ноября, – «Белая Гвардия: этюды в двух частях» по пьесе М.А. Булгакова «Дни Турбиных».

Полностью сохраняя авторский ход событий, режиссер Денис Шибаев (Санкт-Петербург) сосредоточивается на истории существования и выживания семьи, рода Турбиных... Семья в понимании Шибаева – это единство и взаимосвязь принципов, традиций и систем воспитания. Она неизменно шире привычного понимания только лишь родственных связей. Это культурная прослойка, модель мира в миниатюре. А стало быть, гибнет семья – гибнет и Россия. Турбины Шибаева невинны, как дети. При этом образ наивного восприятия действительности воплощается на сцене буквально: герои играют в солдатиков, залезают на люстру, меняют голоса, дразнятся, достигая крайней степени инфантилизма. Режиссер не оставляет зрителю и шанса отойти от идеи наивности дворянства во время самого страшного периода российской истории, нарядив в финале всех в заячьи уши и мохнатые белые тапочки. Наивность восприятия читается и в сценическом оформлении удожник-постановщик Полина Корабейникова, Новосибирск).

Сценография предельно проста: зал в квартире Турбиных, центр которого занимает огромный круглый стол, чуть поодаль расположены чугунная ванная и дверь, ведущая в никуда. Через эту дверь Алексей (Дмитрий Макаров) и Николка (Андрей Заподойников) уходят в библиотеку, бежит в Берлин Владимир Тальберг имофей Шилов), в нее входят замерзшие Мышлаевский (Александр Измайлов), Шервинский (Михаил Быков) и Суржанский ван Крылов). Белая дверь, оклеенная фотографиями тех лет, становится, таким образом, временным порталом, черной дырой, в которой исчезает «белый» цвет нации. Турбины Шибаева – это дети, заигравшиеся, забывшиеся, упустившие главное: свою Родину. Отчизну, о которой они так много, витиевато, но пусто говорят. Война приходит в дом, и семейная идиллия терпит крах.

По мысли режиссера, 1918 год – это не просто отдельно взятое проигранное сражение белых. Это, фактически, проигранная война, битва, в которой победил сначала коммунизм, затем – тоталитаризм, фашизм, терроризм. Это подчеркивается образами освещающих сцену трех абажуров: кроваво-красного матерчатого над дубовым столом, символа настоящего дома, хрустально помпезного на авансцене и оголенного металлического над ванной. В параллель с булгаковским развивается сюжет на гигантском экране. В начале действия мы видим на нем детей, играющих в солдатики; во втором видеосюжете – артистов, исполняющих роли Турбиных, и архивные кадры: революция, концлагеря, разрушения 11 сентября и т.д; в третьем, финальном, – говорящих о войне детей, в этот момент артисты, играющие в спектакле, во плоти встают на фоне экрана. Параллельно видеолинии, проводящей нить от времени Булгакова к нашим дням, в спектакле развивается и музыкальная история: от песен Вертинского до современных электронных сэмплов.

Сочетание скупого сценографического решения с избыточным видеорядом и аудиооформлением не создает ощущение хаоса. Чем интенсивнее в нашем сознании срастаются «прошлое, настоящее и будущее», а образы «детей Булгакова» наслаиваются на образы детей дня сегодняшнего, тем страшнее и неотвратимее ощущается тленность и сиюминутность собственного существования, тем сильнее переживание увиденного.

При всем различии обеих постановок, их многое роднит. «Калигула» и «Белая гвардия» – работы провоцирующие. И Петрунь, и Шибаев обращаются к обстоятельствам пограничным, эпохам безвременья, взятым режиссерами как отправная точка общего существования героев, они призывают рассмотреть человечество в состоянии катастрофического падения в бездну. И вот здесь режиссеры расходятся. Если Петрунь утверждает лишь одну ценность – ценность человеческого «я», при этом цена сохранения «самости» и индивидуальности не имеет никаких границ, то Шибаев пытается найти гипотетически возможный выход сохранения общности, общества.

Фотогалерея

Отправить комментарий

Содержание этого поля является приватным и не предназначено к показу.
CAPTCHA
Мы не любим общаться с роботами. Пожалуйста, введите текст с картинки.