Краснодар

Выпуск №3-113/2008, В России

Женская тоска по несбывшемуся счастью, «трагинервические явления», оплакивание настоящего, безысходность, алкоголизм и депрессия — все это атрибуты так называемой женской прозы и женской драмы. Создается впечатление, что авторы соревнуются в изображении картин современного бытового, но высокодуховного ада. Не могу утверждать, но мне кажется, что в пьесе Ксении Драгунской «Яблочный вор», поставленной в новом сезоне в Краснодарском академическом театре драмы им. М.Горького, много автобиографичного: и в романтическом сюжете, и в выписанных драматургом образах главных героев.

Постановка режиссера Алексея Ларичева адекватна пьесе, и это несмотря на то, что в спектакль введены персонажи и ситуации из других произведений Драгунской. С главной героиней, которую играет Марина Слепнева, режиссер попал в точку: глубоко ранимая и чувствующая особа — драматург Аня Фомина философски осмысляет жизнь, скорбит по прошлому, будущему, а вместе с ним и по настоящему. Она даже внешне похожа на Драгунскую — такие же рыжие волосы и миловидные черты лица. Это же перестроечная Офелия, в нарочито простой косынке, с накинутой на плечи шалью, собирающая вместо лютиков и розмарина яблоки! Душа драматурга не выдержала прозы перемен. Не нужна бездушная столица, прочь из Москвы, от этой ветоши маскарада, от этого смрада — в деревню. И, кстати, не зря режиссер заставляет героиню посреди сцены чистить яблоки — нужно убрать шелуху и кожуру, за которой — свежая душистая мякоть. Невольно и с персонажами при встрече с Анной происходит то же самое: легкомысленная подружка Шурочка (Анна Романникова) рассказывает ей о самых сильных душевных переживаниях и исканиях. Хорошо устроенного еврея Петю Еловецкого (Георгий Хадычьян) к драматургине тянет как магнитом, лишь ей он может поведать о своем одиночестве. Два друга-алкоголика (Владимир Подоляк и Александр Семикопенко) регулярно приходят к ней изливать душу. Наконец, крутой Сережа Степцов (Евгений Женихов), который, казалось бы, правит этим базарным, торговым миром 90-х, не может жить без нее. С ней он романтичный, глубокий и любящий. А она все молчит или редко произносит (а иногда и поет) сентиментальные монологи про последний снег, будто у него есть душа и он так же, как человек, остро ощущает свою ненужность или нужность в этом мире. Да уж, героиня не из своего времени, вся в белом, чиста и прекрасна среди оборванных джинсов и графитти злачного метро, где у одной стены монахини собирают подаяние на храм, а у другой — проститутки «врываются» под матерные шедевры Шнурова. Между ними, словно бы не зная, к кому приткнуться, слоняется несчастная бомжиха-пьяница в исполнении Натальи Арсентьевой.

Казалось бы, как поэтчна картина, созданная режиссером и актерами. А вы «на бабочку поэтиного сердца» не смейте наступать. Если вас это не впечатлило, значит — черствые. Но, если разобраться, к кому проникнуться всем сердцем? К умной красивой женщине, отвергающей все попытки изменить хотя бы свой мир? Ей этого не хочется. Она скрывается на даче, что вблизи железной дороги, и слушает стук колес уходящих поездов (вот и ассоциация: Блок, «На железной дороге»; там была трагедия настоящая). Она любит снег, она такая же, как и он: холодная и обжигающая, но главное, она знает, век ее недолог, и как же страшно оказаться ненужной...

До чего же ты страшна, драгунская Москва! Посмотришь и поймешь: выходов немного — либо спиться, как некогда известный музыкант, так пронзительно сыгранный Александром Семикопенко; либо, как несчастная Шурочка (в амплуа характерной актрисы Анна Романникова чувствует себя органично и естественно), метаться в поисках последних нормальных мужчин, если такие еще остались; либо, как «лабазник» Степцов, уживаться с криминалом, а лучше всего «бежать бегом» из России в Израиль, а оттуда в Америку, как планирует Еловецкий. Или, как натура творческая и ранимая, сидеть на даче, закрыться от мира и клеймить его бессловесно, объявив «silentium»: язык Ани Фоминой не может говорить под тяжким бременем бытия. Но современная драматургия не была бы такой обреченно беспросветной, если бы не души смятенье! (Вот она — главная ценность русской литературы.) Родина-мать зовет! Ее клич и до Святой земли иерусалимской доходит. Приходится возвращаться весной даже Пете Еловецкому, ставни красить на подмосковной даче, да о жизни былой вспоминать. И при деньгах больших и при положении в обществе все же не забыть Сереже Степцову, что перед Новым годом нужно яблоки воровать — это святая традиция из счастливого советского детства. А Ане по-прежнему страдать. Картину довершает символический постриг, который призван еще более возвысить героиню: получив травму головы в аварии, она теперь не может носить длинные волосы, отрастая, они причиняют ей сильную боль. Кто знает, может, это боль вовсе не от механических, а от душевных повреждений.

На фоне уже сложившейся безрадостной картины сцена с рассказом о якобы убитом яблочном воре Сергее Степцове кажется нелепой и искусственно прилепленной. Через его выдуманную смерть Аня наконец-то понимает, что такое любовь и привязанность. Мотив грязного снега, который скоро уберут с мостовой, — вот что по-настоящему ее волнует. Так и человек, ее однокурсник Сережа, который всегда был рядом, не привлекал ее ни своим внутренним миром, ни чем-либо еще. Он стал интересен и по-настоящему оценен, лишь когда показался безвозвратно утерянным. Совершенно пресным оказался финал, похожий на добрую поучительную сказку: все живы и наконец-то обрели спокойствие. Железяки и какие-то удручающие конструкции, призванные служить декорацией (они будто перекочевали из спектакля того же Ларичева «Non dolet» Ж. Ануя), серые костюмы Ирэны Ярутис (в том же стиле из вышеназванного спектакля) смотрелись органично, довершая вместе с прекрасной игрой актеров погружение зрителей в глубочайшую депрессию.

И сразу так захотелось светлого и яркого будущего, прямо как из советского лозунга. Ура, товарищи! Краснодарский академический театр драмы наконец-то поставил современную пьесу. Жаль только, что она оказалась так беспросветна и скучна.

Фото Геннадия Аносова

Фотогалерея