Новокузнецк. Цена успеха

Выпуск №9-139/2011, В России

Частое использование сюжета фильма Вуди Аллена «Пули над Бродвеем» на сцене российского театра - вариативно или по мотивам - отражает, очевидно, остроту извечного вопроса о художнике и творчестве, о пути к успеху и цене успеха, о жизни и жертве. Особенно когда такой жертвой становится совесть. Вечная тема Фауста, продавшего душу дьяволу.

Тема не из мелких, прямо скажем. В премьерной постановке Петра Шерешевского «Бродвей» на сцене Новокузнецкого театра драмы масштаб темы осознан и заявлен в одном из первых зонгов, который поет Флетчер (Сергей Стасюк): «Если ты художник, твой удел - страдать, голодать...» Слышны имена не больше не меньше, как Ван Гога, Рембо, Моцарта... Но это лишь слова, которые сценически не акцентированы ни образной структурой, ни действием спектакля. Тема оговорена и не то чтобы брошена, а как-то измельчена, занижена. Если не профанирована. Главный герой, Дэвид Шейн (Андрей Грачев), несмотря на внешние параллели с Чеховым (пенсне, льстивые устные панегирики в его адрес, надпись на тумбе неясного назначения), выведен скорее как его бледная тень. Уж слишком молодой, заурядный, усредненный. И все его страдания, метания, сделка с мафиозным толстосумом, давшим деньги на спектакль в обмен на условие занять в нем свою бездарную любовницу, как-то мелки и сочувствия не вызывают. Когда же гангстер Чич в исполнении артиста Артура Левченко - фактурный, значительный, стихийно талантливый - становится драматургом по совместительству и обеспечивает успех спектаклю, то поначалу думается, что проблема жертвенности в жизни и творчестве связана с этим героем. Но нет, этот герой абсолютно комичен, ни о какой жертве и не помышляешь, глядя на самоуверенного статного красавца. Он не изменился ни в чем: как был гангстером, так и остался. Даже устранение Оливии (позже и самого Чича) посредством упаковки в черный мусорный мешок эмоционального трепета не вызывает. Мастерство исполнения Андрея Ковзеля поначалу приближает его героя, Уорнера Персола, к истинному служителю искусства, но потом тоже уводит его в чистейший комизм.

Добавим к этому зонги сомнительного художественного достоинства (как в текстовом, так и в музыкальном и исполнительском отношении - артисты поют живыми голосами), пляски девочек из ресторана и весь увеселительный антураж спектакля. Умозрительно догадаться о проблеме, волнующей художника, можно, но отозваться на нее сердцем, пережить эмоционально, на мой взгляд, чрезвычайно сложно. Хотя замысел такой, повторяю, был даже в сценографии (художник Анвар Гумаров). В ее основе - подвижные фонари-фуры и вертикальные зеркальные планшеты, в которых смутно отражаются герои и зрительный зал. Но отражаются тоже - лишь внешне.

Пожалуй, счастливым исключением в спектакле становится образ Хелен Синклер. Именно с этим образом связан музыкальный лейтмотив спектакля - мелодия «Путников в ночи» из репертуара Фрэнка Синатры. Звезду Бродвея играют в параллель две актрисы: Елена Амосова наделяет свою героиню патетической страстью и яркой красотой, Людмила Адаменко подчеркивает в ней аристократизм и человеческую глубину. Но разными путями обе приводят героиню к неподдельному трагическому исходу: она спивается, и засверкает ли еще эта поверженная алкоголем звезда в новой роли - весьма сомнительно. Несомненно только одно: боль и драматизм именно этой героини отражаются не только в зеркальном планшете декорации, но и в сердце зрителя.

Сегодня театральная режиссура все чаще выбирает смежные формы. Очевидно, предполагается, что именно эти формы завоюют внимание зрителя. Кто же спорит, нужны новые формы... Но, как пел незабываемый наш поэт, «еще ведь надо в душу к нам проникнуть и поджечь, а чего с ней церемониться, чего ее беречь...»

 

Фото Сергея Косолапова

Фотогалерея