Король и блюз/ "Король Лир" (ТЮЗ им.А.А.Брянцева)

Выпуск № 10-140/2011, Премьеры Санкт-Петербурга

Шекспировского «Короля Лира» в Санкт-Петербургском ТЮЗе им. А.А.Брянцева с Сергеем Дрейденом и блюзменом Билли Новиком в главных ролях поставил Адольф Шапиро. Идея постановки этой трагедии, по мнению режиссера, «таит в себе ровно столько риска, сколько необходимо, чтобы нарушить будничный ритм театра». Работа над спектаклем не прекращается, тот, кто видел премьеру, наверное, сейчас обнаружит в нем много нового.

Шекспир никогда не был в числе любимых драматургов Адольфа Шапиро. За долгие годы своей режиссерской работы в разных городах и странах Адольф Яковлевич всего один раз обратился к творчеству великого Барда, поставив в конце 60-х «Ромео и Джульетту» в легендарном Молодежном театре Риги, которым руководил более тридцати лет. Потом, правда, подумывал о «Буре», но, видно, не дошли руки. «Короля Лира» в его планах не было никогда. Однако в прошлом году режиссер все же решил взяться за постановку, ибо как заявил в интервью «Российской газете»: «Для того, чтобы не слишком быстро стареть, нужно заниматься новыми для тебя вещами». Наверное, свою роль сыграло и то, что спустя почти двадцать лет пребывания в «свободном творческом полете» у Шапиро появился свой театр. Хотя слово «свой» в данном случае не совсем точно: в 2007 году режиссер согласился помочь одному из самых интересных молодежных театров страны при условии, что его должность будет называться не «худрук», а «руководитель художественных проектов». Присмотревшись за три с лишним года к театру, он, видимо, решил, что время «Лира», наконец, пришло.

Наверное, для Шапиро было важно и то, что в его жизни есть актер, способный вместе с ним осмыслить шекспировскую громадину и стать полноправным соавтором режиссера. В 1999 году Шапиро ставил в БДТ им. Г.А.Товстоногова «Лес» А.Н.Островского и пригласил на роль Несчастливцева одного из лучших отечественных артистов Сергея Дрейдена. С тех пор Дрейден сыграл еще в двух спектаклях Адольфа Шапиро - чеховском «Вишневом саде» в МХТ им. А.П.Чехова и в спектакле по повести Р.Брэдбери «451 градус по Фаренгейту» в Театре «Et cetera». Поэтому выбор артиста на заглавную роль в «Короле Лире», думаю, не стал ни для кого сюрпризом. Более того, в упомянутом уже интервью режиссер сказал, что решению ставить эту пьесу он обязан Сергею Дрейдену. Признается, что как-то раз увидел актера, сидящего в отдалении, и понял: это - Лир! Что касается второго «варяга» - известного питерского блюзмена Билли Новика, фантастически талантливого музыканта, руководителя и солиста группы «Billy's Band», приглашенного Шапиро на роль Шута, то здесь ситуация не столь очевидна. Бог ведает, где, когда и при каких обстоятельствах музыкант приглянулся Адольфу Яковлевичу. Наверное, на этом решении режиссера сказалось и то, что в песнях и блюзах «Billy's Band» он услышал что-то созвучное шекспировским текстам.

В кулуарах театра поговаривают и о грамотной пиар-стратегии своего руководителя: дескать, он мудро предположил, что завзятый питерский театрал пойдет в ТЮЗ на своего любимца Дрейдена, а молодежь «клюнет» на имя известного музыканта. Адольф Шапиро держит руку на пульсе времени и не гнушается поверять алгеброй гармонию, преследуя главную цель - привлекать в театр юных зрителей и знакомить их с великой классикой. Интуиция (или расчет) режиссера оказались верными: Сергей Дрейден и Билли Новик составили в этом спектакле своеобразный, остроумный, трогательный, а порой, как говорит молодежь, «прикольный» дуэт. А зритель на «Короля Лира» приходит, действительно, разношерстный - от отвязных тинейджеров и чинных воспитанников суворовского училища до вузовских профессоров. При этом все они смотрят спектакль и слушают шекспировский текст с одинаковым вниманием и даже благоговением.

Художник Елена Степанова придумала не только сцено-, но и «залографию» спектакля. В самом центре зрительного зала воздвигнуто нечто, напоминающее огромный полувоенный полотняный шатер, внутри которого располагаются зрители. Декорация же весьма аскетична и холодно-минималистична: на сцене на двух уровнях установлены обычные дощатые площадки. Нижняя представляет собой наклонный помост, где происходит основное действие спектакля, а верхняя - узкую полоску-сцену для блюз-рок-группы «Billy's Band», которая своими «зонгами» «комментирует» происходящее внизу. На обеих площадках водружены странные, неопределенного цвета фанерные сундуки. По ходу спектакля зритель поймет их зловещее предназначение: подсвеченные изнутри жутковатым красным светом, они превратятся в гробы для большинства персонажей. Причем некоторых из них в эти ящики будут просто грубо спихивать, как никому не нужный «исходящий реквизит». Один из этих «сундуков» станет «усыпальницей» и для несчастной Корделии, в нем в финале спектакля обнаружит свою погибшую младшую дочь ее обезумевший отец.

Не хочется, чтобы у читателя возникло впечатление, что расчет в этом спектакле сделан исключительно на приглашенных звезд и что остальные артисты им только подыгрывают. Конечно, окружение, как ему и положено по законам театра, играет короля. Но при этом здесь практически у каждого персонажа - своя особая история, сыгранная внятно и ярко. Автор этих строк, пожалуй, впервые так остро сопереживал героям пьесы, находящимся «на периферии» главной сюжетной линии, прежде всего, Глостеру (его роль замечательно играет Игорь Шибанов), Кенту (Валерий Дьяченко), Эдгару (Ким Дружинин). Одна из самых пронзительных сцен спектакля - трагические проводы Эдгаром своего несчастного слепого отца на «утес», где тот намеревается свести счеты с жизнью. Своеобразна Корделия Алены Бондарчук. Высокая, статная голубоглазая шатенка, обладательница яркой и необычной внешности, Алена играет вовсе не «ангела во плоти», как это случается в большинстве сценических трактовок великой пьесы. Ее Корделия - обычная, приземленная и достаточно своенравная девушка со своими представлениями о жизни, принципами и устремлениями. Надеюсь, что такой персонаж особенно близок самым молодым зрителям ТЮЗа.

Гонерилья и Регана - особы колоритные и запоминающиеся. Хорошие актрисы Ольга Карленко и Лилиан Наврозашвили, играющие старших дочерей Лира, обладают мощным темпераментом и сокрушительной энергией. Между тем, краски, которыми они пользуются, наверное, могли бы быть более разнообразными и тонкими.

Истина «играешь злого, ищи, где он добрый», при всей своей банальности, сохраняет актуальность. Сестры, конечно, жуткие стервы, ведущие себя по отношению к отцу наиподлейшим образом. Им, безусловно, нет прощения. Но, наверное, разбирая роли, можно было бы поискать хоть какое-то оправдание их поступкам. Может быть, эти закомплексованные, по-своему несчастные и слабые женщины поначалу оказываются заложницами сложившейся ситуации, и им просто не хватает душевных сил подавить в себе соблазн внезапно свалившейся на них свободы и огромной власти. Добавьте к этому сводящую их с ума патологическую страсть к Эдмунду (этого демонического вида злодея пока еще несколько робко и без особой выдумки играет молодой актер Андрей Слепухин).

У Билли Новика получился очень симпатичный, хотя и невеселый Шут. Шапиро и Новик выбрали правильное решение не лезть в «чужую епархию», т.е. не стали спешно изучать систему Станиславского и основы науки актерского перевоплощения. Билли играет себя в предлагаемых обстоятельствах, и это не только не диссонирует с общей стилистикой спектакля, но даже придает ему дополнительный смысл и шарм. Билли-музыкант, как и большинство представителей его цеха, несколько отстранен, погружен в свою музыку, не очень эмоционален и весьма ироничен. И эти качества хорошо ложатся на Шута. Словом, известный блюзмен вполне органичен и самодостаточен в своей сценической двойственности. Между тем, есть одна мелочь, которая несколько опрощает этот необычный режиссерский ход: «превращаясь» в Шута, Билли каждый раз надевает на голову аляповатый клоунский колпак. Делается это, скорее всего, для того, чтобы разъяснить неискушенному зрителю, мол, не перепутайте: пять минут назад он был музыкантом, а сейчас, надев колпак, стал Шутом.

Билли Новик и Сергей Дрейден хорошо «монтируются» друг с другом. Наверное, потому что сценический «драйв» Дрейдена в чем-то сродни состоянию джазиста во время музицирования. Временами возникает впечатление, что пластика, мимика, интонации Дрейдена в этом спектакле - абсолютная импровизация, что все рождается буквально на глазах зрителя. Хотя при этом ты понимаешь, что мизансцены, жесты, диалоги и монологи сотни раз отрепетированы и выверены до миллиметра. У Дрейдена вообще своя, особая, пока еще «не идентифицированная» актерская манера, которая вобрала в себя самые разные театральные школы. Кто-то, наверное, вспомнит Михаила Чехова. Другие почувствуют в его игре элементы театра представления, этим актер, видимо, особенно близок Адольфу Шапиро - знатоку и любителю театра Брехта. Третьи возразят, что Дрейден - плоть от плоти русского психологического театра и способен к виртуозному перевоплощению. И то, и другое, и третье, думаю, верно. Подтверждение этому - его загадочный и трагический Лир. За этим персонажем не только очень интересно наблюдать, но даже фантазировать, домысливая за Шекспира, каким этот король мог быть «за кадром».

Лир у Дрейдена и Шапиро - человек колкий, едкий, раздражительный, порой несносный. Но при этом он добр, хотя в критических ситуациях бывает весьма крутым и жестким. Но таким его сделала жизнь, в которой одна война сменялась другой. (В этой связи очень уместным оказывается упомянутый вначале походный «шатер», в котором сидят зрители.) У короля вначале спектакля бравая выправка, командирский голос и роскошные черные галифе. Он строен, легок и подвижен, каковым и положено быть настоящему монарху и военачальнику. Но этот Лир не только вояка. Он, как ни странно, еще и лицедей. Хотя, наверное, у Дрейдена иначе и быть не могло, поскольку практически все его театральные герои в какой-то степени лицедеи. Поэтому неудивительно, что, когда они с Шутом, всеми покинутые, голодные и замерзшие, сидят на авансцене, возникают прямые аллюзии с двумя другими вечными скитальцами - Геннадием Демьяновичем Несчастливцевым и Аркашкой Счастливцевым.

Когда Лир начинает свой придворный «спектакль», становится ясно, что это далеко не первая выходка монарха. Судя по всему, он таким образом «строил» дочерей еще с их раннего детства, заставляя развлекать себя декламацией стихов или пением дифирамбов «любимому папе». (Позже Гонерилья скажет сестре: «Ну не блажной ли старик? Насмотрелись мы на его причуды». - Здесь и далее - цитаты из перевода О.Сороки.) Но хочется верить, что Лир ведет себя так вовсе не оттого, что он такой уж деспот и самоуправец. Наверное, не имея возможности в молодости реализовать заветную мечту об актерской карьере, Лир, став самодержцем, придумывает разнообразные игрища и «шоу» в компании подозрительных, мрачноватых «лабухов», водрузив на голову роскошную деревянную корону (этот изумительный по красоте атрибут королевской власти любовно изготовил замечательный тюзовский художник-макетчик Михаил Николаев, которому, как говорят сведущие люди, в Питере в его профессии нет равных). Протрубив при дворе «общий сбор», король выдумывает очередное развлечение - раздел королевства! Вполне возможно, что этот «геополитический эксперимент» - лишь розыгрыш, новый «прикол». Но старшие дочери выполняют волю отца вполне серьезно, безропотно, заученно и по-военному «докладывая» о своей любви к отцу. Лишь повзрослевшая Корделия нарушает установленный порядок, позволяя себе непослушание и «разговорчики в строю». Лир милостиво разрешает любимице исправиться и сделать «второй дубль». Но та продолжает упрямиться. И тогда задуманная «режиссером-королем» игра разлаживается (испортила песню, дуреха!), коса находит на камень, вожжа попадает Лиру под хвост, и тот, как говорится, идет вразнос. Он лишает наследства Корделию, и под горячую руку уже не понарошку, а всерьез делит государство пополам, превращая забавную затею в катастрофу.

Теперь назад пути нет: сумасброд Лир в запальчивости уже дал слово, а он ко всему прочему - человек чести. И это тоже одна из важнейших черт героя, на которой настаивают Шапиро и Дрейден. Подтверждение этому - конфликт короля с ближайшим соратником, «верной зеницей ока» - Кентом, возникающий после того, как тот, чуя беду, упрямо просит короля, пока не поздно, вернуть назад корону и страну. Лир не просто возмущен, он взбешен: «Так слушай же, предатель. Ты хотел \ Заставить нас нарушить клятвы наши, \ Доселе нерушимые, хотел, \ В своей надменной гордости, чинить \ Препоны ходу наших повелений. \ Чего терпеть не может ни натура, \ Ни сан монарший».

Мосты сожжены. «Несчастья начались, готовьтесь к новым!» - так сказал в аналогичной ситуации другой шекспировский герой. Гонерилья и Регана как умелые шахматистки, воспользовавшись папашиной промашкой, холодно и расчетливо загоняют «блажного старика» в угол. Дрейден замечательно играет процесс постепенного прозрения Лира. Вначале он просто удивлен: неужели все сошли с ума и мир перевернулся?! Потом удивление уступает место раздражению и возмущению. Вдруг мелькает шальная мысль о предательстве, но тут же отметается, мол, одна дочь оказалась подлой, но другая-то не посмеет так обращаться с отцом! Посмела. И даже не вышла встречать. Лира лишают свиты, его посланника заковывают в колодки, вырывают глаза Глостеру. Все кончено. Рядом остаются лишь Шут да переодетый верный Кент. Лир по мановению ока лишен всего, что составляло суть его жизни, - власти, королевского двора, верных сподвижников, а самое главное - дома и семьи. Удар настолько страшен, что герой на наших глазах превращается из хотя и немолодого, но бравого и молодцеватого крепыша в худого, измученного старика. Дрейден виртуозно играет эту метаморфозу: такое впечатление, что из его героя по капле выкачивают жизненные соки...

Лир, как это часто бывает в подобных ситуациях, хорохорится, машет кулаками после драки. Он обещает отомстить обидчице-дочери: «Погоди, \ Еще верну себе я прежний облик, \ Еще меня узнаешь, погоди». Не отомстит и ничего не вернет. Потому что он уже не король, а, по выражению Шута, «ноль без палочки». Но потеря короны - не главное. Лира очень жаль, как и любого одинокого старого человека, лишенного крова и человеческого тепла. Но этот полуодетый, немощный, сломленный старик, мечущийся как раненый зверь по залу или носящийся по верхней площадке среди музыкантов, вдруг прозревает, обнаруживая, что в мире есть иные ценности, далекие от его прежних монарших интересов и забав: преданность близких людей, нежность и любовь. Лир - уже почти безумный - пережив предательство, унижение, бурю, холод и голод, приходит к покаянию. И раздает оставшимся ему верным соратникам единственное богатство, которое у него осталось, - булыжники, символ расплаты за свои прошлые грехи...

Но продуман распорядок действий и неотвратим конец пути. Почва уходит из-под ног бывшего короля, рушится его государство, гибнет любимая дочь. Лир бережно, как будто боясь потревожить вечный сон погибшей Корделии, кладет ее голову на край гроба и почти в беспамятстве причитает: «А дурочку повесили мою. Мертва. Мертва. Зачем собаке, крысе жить разрешается, а ей нельзя? Зачем ей не дали дышать? Ушла ты. Навек. Навек. Навек. Навек...» Последние слова мы уже не слышим, старик лишь еле шевелит губами.

А верный Шут-Билли поет про мертвых, смотрящих в рай, и про шевелюры могил весною.

Фото Станислава Левшина

Фотогалерея