Опера в питерских дворах / "Белые ночи Федора Достоевского, сценическая фантазия на музыку Юрия Буцко" ("Санкт-Петербург-опера")

Выпуск № 1-141/2011, Премьеры Санкт-Петербурга

Опера в питерских дворах / "Белые ночи Федора Достоевского, сценическая фантазия на музыку Юрия Буцко" ("Санкт-Петербург-опера")
Романтичная, простодушная повесть Достоевского и значительно менее романтичная и простодушная музыка Юрия Буцко стали поводом для спектакля, который Юрий Александров вместе со своим театром Санкт-Петербург Опера подарил родному городу ко дню рождения. Спектакль не коммерческий - вход свободный, и идет он в питерских дворах. Первый раз его играли в дворике родного театра, потом - между зданиями библиотеки Маяковского на Фонтанке. Никаких кулис и декораций, только стены выходящих во двор домов, люди, высунувшиеся из окон, однажды даже автомобиль, хозяин которого не отогнал его вовремя. Тут же, чуть в стороне, - оркестр, которым умело управляет молодой дирижер Евгений Хохлов. Зрители - в непосредственной близости от условной сценической площадки. Одноактное (около часа) представление носит название «Белые ночи Федора Достоевского, сценическая фантазия на музыку Юрия Буцко».
И точно, фантазия. Потому что это одушевленные воспоминания зрелого человека, очевидно, самого Достоевского, возвратившегося в места романтической юности. Воспоминания о себе, молодом мечтателе. В либретто и музыке самого Буцко только пара персонажей, Он и Она. Третий, тот, кого она ждет, лишь упоминается. Однако режиссер предложил свой, тройной вариант: Автор, его юное эго и девушка Настенька; два тенора и сопрано.
Раздвоение личности на театральных подмостках нынче актуально. В камерном оперном спектакле «Станционный смотритель» по Пушкину молодого режиссера Софьи Сираканян на сцене Концертного зала Мариинки использован тот же прием: партия-роль Вырина (тенор) тоже поделена на две - полубезумного старика и того, еще полного сил человека, который был непосредственным участником драмы. О заимствовании в данном случае не может быть речи - «Белые ночи» и «Станционный смотритель» вышли почти одновременно. Значит, идея, хотя и не новая, носится в воздухе.
Кстати сказать, Гергиев успешно продолжает серию спектаклей на сцене Концертного зала, и эта альтернативная линия своею нестандартностью способна составить конкуренцию работам на большой сцене. А появление в афише нового названия «Станционный смотритель» - оперы Александра Смелкова в постановке студентки-дипломницы - случай беспрецедентный и, помимо определенных художественных достоинств спектакля, примечательный сам по себе. Но вернемся к «Белым ночам».
Итак, Автор, человек уже сильно не молодой, в теплых войлочных ботинках, со старым чемоданом в руках приходит в свое давнее бедное обиталище: железная кровать, маленький столик, обшарпанная ширма, керосиновая лампа, засохшая хлебная краюха. Сознание его, словно нащупав что-то в блуждающих музыкальных созвучиях, формирует в памяти собственный прежний образ, будто заново рождается молодость. На кровати под простыней нечто пытается прорваться на свободу; так бывает в тяжелом сне, когда хочешь сделать движение, высвободиться - и не можешь, остатки сна сковывают намертво.
Но вот нечто прорывается, и их уже двое: пожилой (Всеволод Колмыков) и молодой (Евгений Наговицын), только что проснувшийся, всклокоченный, еще не собравший утренние мысли. Они оба теперь живут в вязком, напряженном звуковом пространстве, из которого материализуется третий персонаж - Она. Воспоминания пожилого и реальные действия молодого смешиваются, вокальные фразы перемежаются. Инициатива переходит от одного к другому, и постепенно складывается их активный диалог с девушкой.
Отношения этих троих в спектакле выстроены сложно: Автор - и постаревший мечтатель, и тот третий, кого любит и ждет девушка, и собеседник самому себе, молодому. Острые диалоги двух мужчин отсылают нас к «Братьям Карамазовым», к разговорам Ивана с Чертом. Эти эпизоды в опере проинтонированы и сыграны ернически, с издевкой одного над другим. Вообще в спектакле много отсылок к другому Достоевскому. Настенька в исполнении Екатерины Антиповой - нервное, противоречивое существо, способное быть по-детски непосредственным, пугливо-застенчивым, взбалмошным и вызывающе чувственным, благо экспрессивная (хотя и несколько однообразная) музыкальная речитация позволяет свободно расширить границы характера. Режиссер и темпераментная молодая актриса включают в него свойства Полины из «Игрока», Грушеньки из «Братьев Карамазовых», даже Настасьи Филипповны; словом, на небольшом пространстве камерного спектакля создают некий микст излюбленных великим писателем женских черт. Рассказ Настеньки о бабушкином жильце перерастает в сдержанно-нежную сцену объяснения, в которой в качестве героя участвует постаревший Автор. На эту сцену наслаивается крайне экспрессивный эпизод Настеньки с Мечтателем, когда девушка, доведя себя до любовного исступления, кричит: «Я не могу его больше любить», и почти насильно отдается сопротивляющемуся юноше, а Автор наблюдает эту сцену. Совсем немного - и ситуация выглядела бы грубо-скабрезной. Но действие организовано так, а исполнители столь органичны, что рискованный эпизод звучит как отчаянная попытка молодых защититься от одиночества. И дальше эти молодые начинают мстить Автору: они открывают его чемодан, полный рукописей, с радостным остервенением рвут и разбрасывают драгоценные листки. Эта кульминационная вакханалия, великолепно подготовленная и взорванная экспрессивным звучанием оркестра, кончается глубоким обмороком Автора. Все трое словно сгорают в огне страсти. В оцепенении мужчины наблюдают уход девушки, которая тихо говорит молодому: «О, если бы вы были он!».
Последняя часть спектакля - прощание Автора с прошлым, со своими воспоминаниями. Кровать становится больничной койкой, на которой умирает Мечтатель - молодость Автора. Отрешенная, равнодушная сестра милосердия - Настенька - безучастно проделывает формальные медицинские манипуляции, потом закрывает покойному глаза, натягивает простыню и мерно удаляется. Звучит как молитва последний монолог Автора. Резкое соло ударных сопровождает конвульсивные толчки под простыней - еще одну попытку юношеских воспоминаний вырваться из оков забвения. Автор в последний раз оглядывается и тихо уходит.
О чем же спектакль? Нет, не о романтической любви. Скорее, о том, что все в жизни преходяще, но ничто не проходит бесследно для художника, все - бесценный материал для творчества.
По крайней мере, такое послевкусие оставили два увиденных представления в питерских двориках в атмосфере белых ночей, по вечернему резких криков стрижей в светлом небе и не по-питерски теплого летнего воздуха...
Музыку московского композитора Юрия Буцко я бы не назвала самодостаточной и не думаю, что сегодня она вызвала бы большой энтузиазм в концертном исполнении. Хотя именно в таком жанре «Белые ночи» были представлены российским слушателям в конце 1960-х годов Геннадием Рождественским. Но в театральном преломлении это произведение демонстрирует неоспоримое достоинство: оно, особенно во второй половине, драматургически выстроено очень крепко. Напряжение распределено так умело, что подход к кульминации и сама драматическая вершина воздействуют безотказно.
Это дает фору и постановщику, и исполнителям. В необычном музыкально-сценическом пространстве питерского спектакля рождаются интересные актерские работы. О Екатерине Антиповой уже сказано, хочется прибавить, что она обладает красивым сопрано, очень подвижной актерской психикой, позволяющей ей оставаться органичной и в моменты экзальтации, граничащей с истерикой, и в настроении ребячливой игривости, и в состоянии полной отрешенности.
В том же сценическом рисунке, но по-своему работает вторая исполнительница женской роли Юлия Птицина. Ее Настенька старше и драматичнее, выразительный голос временами звучит с надрывом. Это тоже тип из галереи достоевских женщин, но он прописан более темными, «взрослыми» красками.
Автор - очень серьезная, интеллектуально наполненная работа Всеволода Калмыкова. Его герой не просто держит внимание вне пения: он интенсивно действует, даже не двигаясь с места и вовсе не хлопоча лицом. Реального писателя, актера или художника особенно трудно сыграть, ибо нужно соответствовать его масштабу. В данном случае актер вместе с режиссером нашли особые ходы, оставляющие зазор между личностью Достоевского и тем условным Автором, который участвует в действии.
Наконец, романтик-Мечтатель, он же - Автор в молодости - Евгений Наговицын. Недавний выпускник питерской консерватории сегодня активно востребован. Его красивому сильному тенору под силу драма и лирика, классика, музыкальная лексика ХХ - ХХI веков. Он хорошо выучен, одарен актерски и очень трудоспособен, что может стать залогом серьезной карьеры, которую Евгений начинает смело и удачливо.
Петербург в прошедшем сезоне не потряс премьерами-шедеврами. Но на театральных подмостках Северной столицы прозвучало немало оперной музыки ХХ и ХХI веков в оригинальной театральной интерпретации. А это значит, что, вопреки стенаниям консервативных меломанов, более-менее современная опера, пусть медленно, но все же завоевывает позиции.

Фото Андрея Калинина

Фотогалерея

Отправить комментарий

Содержание этого поля является приватным и не предназначено к показу.
CAPTCHA
Мы не любим общаться с роботами. Пожалуйста, введите текст с картинки.