Непрописные истины / V Международная летняя театральная школа СТД РФ

Выпуск № 1-141/2011, Мастерская

V Международная летняя театральная школа СТД РФ глазами «постороннего»

Никакого кокетства в подзаголовке нет. Кавычки вокруг слова посторонний - мера вынужденная. Чтобы быть в этой школе по-настоящему своей, надо было отслеживать процесс изнутри, для чего пришлось бы, забросив все остальные дела, просидеть за партой в буквальном смысле от звонка до звонка. Заманчиво, конечно, но кто бы мне такую роскошь позволил! А наездами, пусть и не такими уж редкими, удается исследовать только вершину айсберга. Но какие горизонты с этой вершины открылись!

Международная летняя театральная школа СТД РФ - первый и пока единственный образовательный проект такого уровня и масштаба в пределах российского театрального пространства и его ближних окрестностей. В этом году школа открыла свои двери в пятый раз. Учатся в ней актеры, уже имеющие профессиональное образование, не достигшие возраста 35 лет и свободно владеющие русским языком. Отбор проходит на конкурсной основе и конкурс достаточно высок - порядка шести человек на место. «Ученики», прошедшие это суровое испытание, получают редкую возможность - понять, зачем театр нужен им и зачем они сами нужны театру. Для многих этот один летний месяц на весах мастерства перевешивает четыре года в стенах альма-матер.

Мастер-классы: интервью по личным вопросам

Их было много, каждый - по-своему интересен, но наиболее показательными для этой школы - и по методологии, и по эффективности, как мне представляется, стали мастер-классы Константина Богомолова и Льва Додина. Первый увлек ребят в странствие по темным закоулкам человеческой души в поисках жестких ответов на неделикатные вопросы о чеховских персонажах (дело было, кажется, как раз на следующий вечер после премьеры его «Чайки» в МХТ). Второй мастерски спровоцировал откровенный разговор о неглянцевой стороне актерской профессии. В обоих случаях это были своего рода сеансы шоковой терапии, но они явно пошли «пациентам» на пользу.

Богомолов, сдернув с легендарной пьесы пыльный флер романтики, с места в карьер начал бомбардировать студентов «простыми» вопросами. Почему Костя вместо того, чтобы зарабатывать себе на жизнь, сидит на шее у матери? А с какой стати Нина вознамерилась идти в актрисы, если она и впрямь его любит? И имеет ли право Аркадина на обычное женское счастье? Ответы, которые режиссер буквально вытягивал из своих изумленных слушателей, лежали по большей части в области биологии, психологии и медицины, а вовсе не в сфере традиционной театральной эстетики. С методичностью и безжалостностью патологоанатома Богомолов «вскрывал» судьбы, как в морге вскрывают трупы. Но, проследив логику его размышлений над поступками хрестоматийных персонажей, ловишь себя на крамольной мысли: а не сделали ли мы из Антона Павловича большего романтика, чем он был на самом деле? Темпераментный спор на эту тему ребята уже между собой вели почти до рассвета.

Додина же они, с тонкой подачи режиссера, сами засыпали экзистенциальными вопросами: должен ли художник быть голодным? пристойно ли раздевать актера на сцене и так ли уж это необходимо? что есть актерская индивидуальность и вернется ли когда-нибудь русский театр к душе человеческой или выше физиологии уже не поднимется? Ответы мэтра были зачастую нелицеприятны, играть в поддавки не его стиль, но услышать не то, что ожидаешь, обычно гораздо полезнее, чем предаваться невозвышающему обману.

Вот на таких контрастах и жила этим летом школа.

«Метаморфозы»: Мир своими руками

Строго говоря, «Метаморфозы» получились не спектаклем, а лабораторной работой. Евгению Ибрагимову процесс был важнее результата, поскольку в его мастерской профессиональных кукольников было раз-два и обчелся, а драматические артисты, попавшие сюда, поначалу восприняли сей факт как полное фиаско. Каждый ведь в глубине видел себя либо Гамлетом, либо Офелией! Но на первых же репетициях начался процесс превращения «лузеров» в демиургов, способных создавать собственные миры, разглядев очертания ангельских крыльев в куске поролона, а в скомканной газете - милягу-домового. В итоге зритель увидел в лучшем случае четверть из того, что было придумано, а Ибрагимов добился главного - ребята обрели опыт, который вряд ли смогли бы получить где-то еще.

«Кинотанец»: Им и не снилось

В теории каждому актеру известно: танцем порой можно выразить больше, чем пространным монологом. Проверить это на деле удается не всем и не всегда. Ренат Мамин, возглавивший мастерскую пластики, практически всем своим воспитанникам предоставил возможность почувствовать себя Одри Хепберн в «Моей прекрасной леди» или Патриком Суэйзи в «Грязных танцах». У одних это получалось лучше, у других - хуже: подготовка у всех разная, природные данные - тем более. За месяц из гадкого утенка сделать прекрасного лебедя никак не получится, а в хореографии разнобой в уровне мастерства чересчур уж бросается в глаза. Но надо отдать должное и самоотверженности режиссера, и воле к победе, проявленной его питомцами. «Кинотанец» явил собой образцово-показательный класс-концерт, а номер, поставленный на музыку к фильму «Свой среди чужих, чужой среди своих», которому зал аплодировал стоя, не стыдно было бы показать и на ленкомовской сцене, знающей цену истинному профессионализму.

«Гамлет»: По дороге в никуда

Сторонники чистоты жанра наверняка вздрогнули, увидев шекспировских героев, одетых в галифе и армейские ботинки на толстой подошве. Но Григорий Дитятковский вовсе не собирался корежить великую пьесу, подгоняя классику, как это сегодня принято, к реалиям сиюминутности. Военная форма в данном случае всего лишь метафора: каждый из них, от Гамлета до Лаэрта, от Полония и до Гильденстерна с Розенкранцем - один в поле воин, пытающийся отвоевать для себя хоть какое-то жизненное пространство. И беда не в том, что бой с судьбой для человека всегда неравен. А в том, что человек, живущий в воображаемом мире, не имеющем ничего общего с реальностью, не в состоянии отличить поражение от победы. Они идут по жизни строевым шагом, не осознавая цели, не понимая, куда на самом деле хотят прийти. Вот почему режиссер завершает спектакль не классическим финалом, а совсем иной нотой:

Слова летят, мысль остается тут.

Слова без мысли к небу не дойдут.

Анастасия Малкова, Бишкек, Кыргызстан:

- Сейчас сложно что-то главное выделить из того, что с нами тут происходило. Это просто кусок невероятного счастья в моей жизни. Об Офелии мечтает каждая актриса. Эта роль для меня - фантастическая удача. В моем театре вряд ли бы в ближайшее время взялись за «Гамлета», но и в этом случае, не уверена, что выбор пал бы на меня. Вообще в репертуарном театре не так много, наверное, найдется режиссеров, которые сейчас отважились бы ставить эту пьесу. Даже в России. Конечно, если театр не в Питере и не в Москве находится. А у нас - тем более. Если о чем и можно пожалеть, так это о том, что сыграли мы спектакль только три раза. Мне кажется, это был самый важный спектакль в моей жизни...

Павел Меликидис, Афины, Греция, театр «Большая Британия»:

- Это фантастика какая-то, вот вернусь я через несколько дней домой и начну репетировать Гамлета. Все в судьбе неслучайно! Здесь у меня с этой ролью произошла первая встреча, теперь я могу идти дальше и больше доверять собственным силам. Может, это самое главное, чему я здесь научился. И еще у меня осталось чувство восхищения русским языком. Я родом из Самары, в Грецию меня увезли совсем маленьким, и хотя разговорный язык для меня не проблема, когда дело дошло до шекспировского текста, возникли сложности: оттенки, нюансы русского языка просто безграничны. Без помощи ребят и режиссера я, конечно, не справился бы. Знаете, здесь родилось какое-то удивительное братство, какого в обычной жизни не встретишь.

Педагогическое отступление № 1. Григорий Дитятковский:

- Выбрать «Гамлета» в качестве «школьного» спектакля - не слишком ли большой риск?

- Риск оправдан, когда все идут навстречу друг другу. Он всегда дает результат при условии неотвратимости совместного существования. И то, и другое здесь присутствовало. Это и есть школа. Режиссеру сложно не хотеть поставить «Гамлета». Но когда выбираешь пьесу в театре, ты принимаешь во внимание массу условий: профессиональных, конвейерных, кассовых. Надо иметь какую-то особую высшую цель, чтобы ставить «Гамлета» в репертуарном театре. А здесь это возможно, потому что школы для того и существуют, чтобы самые сложные вещи можно было решить простыми способами.

- Даже «Гамлета»?

- Конечно! Мы привыкли считать, что «Гамлет» - это недосягаемо. Но если вчитаться в него внимательно, не торопясь, то обнаруживаешь, что там все ясно, ведь это было написано для людей. Ясность там есть, надо только набраться смелости ее вычленить. Мы были объединены величием замысла. Как говорил Лотман, художественное произведение - это уже повод для обучения.

- Обучения чему?

- Театр тогда имеет смысл, когда говорит о том, с чем мы сталкиваемся в собственной жизни. Каждый из нас по собственному опыту знает, что такое измена, любовь, предательство, как редки в нашей жизни преданность и верность. Вот мы этим и занимались, пытаясь уйти от того, как якобы надо ставить и играть «Гамлета». То, что получилось, - это своего рода этюд на тему. С точки зрения композиции пьеса страшно громоздка. Это бесконечная череда финалов, каждый из которых имеет свою внутреннюю логику. Ее можно читать практически до любого места. Вот это-то и окрыляет так, как не может, мне кажется, окрылить современная пьеса. Перед таким богатством современная драматургия просто лежит на земле и не знает, как подняться, брыкается как та тварь, которая, как писал Гумилев, не знает, есть у нее крылья или нет. Мы не знаем, что делать с современной драматургией, потому что она роется в пыли. Но пыль-то бывает и космической. Шекспир вложил в «Гамлета» простую мысль, которой можно заполнить вселенную: мы так хотим иметь твердую почву под ногами, но сами же и расшатываем мир, в котором живем. Почувствовав это, ребята попали в совершенно другую систему координат. Школа для того и существует, чтобы к высокому можно было подниматься по маленьким ступенькам, каждая из которых - поворот игры, вне которой артист существовать не может.

«Коронация»: кого играет свита?

Игорь Лысов выбрал «Коронацию» Марека Модзелевского - пьесу, не имеющую у нас сценической истории: первая читка по-русски состоялась на проекте «Польский театр в Москве» в рамках нынешней «Золотой Маски». Сюжет абсолютно сериален. Мужик дожил до тридцати исключительно по указке других людей: ненавидит свою профессию, при каждом удобном случае отдаваясь хобби, ненавидит жену, компенсируя ее холодность ласками шлюхи, презирает отца, у которого никогда не было времени для него. И вот этот вечный дофин в одночасье наследует «королевство», которым не умеет управлять. Банальную мелодраму режиссер поднимает до уровня античной трагедии, выковыривая из бытовых поступков персонажей бытийные первопричины.

Станислав Иванов, Орел, театр «Свободное пространство»:

- Труднее всего, пожалуй, было принять пьесу. Игорь Владимирович добивался того, чтобы мы не просто поняли своих персонажей, а сроднились с ними. Для меня выбор «Коронации» был стопроцентным попаданием в «десятку»: у меня был очень сложный год, я потерял отца, так что события пьесы отчасти наложились на события моей собственной жизни. Так что для меня это был не только профессиональный, но и человеческий урок: надо учиться ценить жизнь, пока она у тебя есть, ценить своих близких, своих друзей, пока они рядом с тобой. То, что два состава играли вместе, то есть на каждого персонажа - два исполнителя, одновременно находящиеся на площадке, дало нам совершенно новый взгляд и на то, каким может быть спектакль, и на то, как глубок, неоднозначен может быть характер человека, даже если поначалу он такого впечатления и не производит. Чувство партнера возникало необыкновенное, мы же варились в этой каше днем и ночью. Метод погружения невозможно реализовать в обычном театре. Но только так, я думаю, можно понять, на что ты способен.

Педагогическое отступление № 2: Игорь Лысов

- Легко ли было создавать ансамбль из ребят, которые впервые друг друга видят?

- Я принадлежу школе, для которой ансамблевость является не результатом работы, а ее источником. Прежде, чем возникнет «сговор» между всеми нами, ничего сделать нельзя. Есть определенные психические испытания, которые надо провести над собой, чтобы оказаться в этом духовном ансамблевом единстве. С другой стороны, я ведь выбирал людей, которых я слышал интуитивно, энергетически. Я практически не ошибся и очень благодарен актерам, которые поверили мне и пошли за мной.

- Вы прицельно занимаетесь современной драматургией? В чем для вас заключается ее ценность?

- Это очень большая проблема. В большинстве случаев современный текст плох. Но в меньшинстве - это здорово. Я не сторонник того, чтобы играть классику в современных одеяниях. Мне гораздо интереснее взять сегодняшний текст и сыграть его как «вертикальную», древнюю пьесу. Для меня очень важно, чтобы голос нашего времени с его социальными энергиями оказался, образно говоря, в той же комнате, где все великие пьесы. Я больше над этим тружусь. Чтобы у зрителя возникали ощущения не времени, в котором мы сейчас проживаем, а глубинности вечных вопросов, которые в любые времена мучают человека. А что касается современного текста, то, с моей точки зрения, это явление, для понимания которого нужно убрать такую категорию, как Красота. Я не вижу в современных пьесах этого понятия.

- Потому что красота уходит из нашего мира?

- Потому что человечество всеми силами старается избавиться от двух ценностей - Бога и Красоты. Оно хочет попробовать пожить без них. Поэтому любое произведение, в котором отсутствуют Бог и Красота, приветствуется. Сегодня искусство не анализируется с помощью категории прекрасного. Оно пользуется другими категориями: нравственное, моральное, эксгибиционистское... Но это уже не искусство как проявление интереса человека к ирреальному, в котором источником является Прекрасное. Мой путь к современной пьесе лежит там, где можно направить течение текста в область настоящего театра, глубокого. Я никогда не возьму пьесу, которая является социальной и больше ничем. «Тюремную» драматургию я не люблю. Хотя я отнюдь не считаю ее однодневкой. Она вечная, но в ней я не люблю финансовую радость: люди с большим удовольствием пишут грязные истории, которые ими прожиты, исключительно для получения барышей. Среди тюремных редко встречаются пьесы, которые могут быть безумно, ритуально глубоки.

- Помимо отсутствия глубины, к постановкам современных текстов предъявляют и еще одну претензию - низкий уровень актерского мастерства.

- Большие мастера такие тексты не жалуют, а уровень театра сегодня настолько слаб, что если ты играешь искренне, то это уже хорошо. Органичной игры мало. Культура, которая сегодня определяет иерархию режиссеров и текстов, стремится к тому, чтобы сделать спектакль лауреатом какой-нибудь премии или фестивальным гвоздем, хотя на самом деле он плох, а то и гадок. Я стою в стороне по той причине, что подлинный театр лежит не там, где сейчас происходит наше театральное бытие. Он лежит там, где существует связь чего-то очень древнего со мной нынешним. Вот если этой нити нет в спектакле, для меня театра не существует.

Темный час перед рассветом

Человек никогда не перестанет любить театр, что бы ни пророчили пессимисты. Потому что театр, как и человек, живет надеждой. В глазах ребят, украдкой смахивавших предательские слезы, пока зеленые шарики уносились в синее июньское небо во время закрытия летней школы, тоже светилась надежда.

Михаил Эдлис, Израиль, Тель-Авив

- У нас, кроме трех-четырех больших национальных театров, где люди работают всю жизнь, остальное - это независимые проекты, собирающие труппу на одну постановку. Ребята говорят, что им будет сложно с новым опытом возвращаться в свои репертуарные театры, где все заштамповано, все установлено раз и навсегда. У меня другая проблема - этот опыт трудно вообще применить, поскольку работы мало. Но я благодарен школе. Школа - удивительное состояние, когда все идет словно на одном дыхании. Это не значит, что нам было легко, но когда возникали сбои, а то и провалы, не наваливалось отчаяние - я провалился, теперь мне надо брать себя в руки и все начинать сначала. Был какой-то непрерывный подъем. Мы не всегда представляли, куда именно мы идем, но чувство, что мы не стоим на месте, нас ни на секунду не покидало. Может, именно это и есть в школе самое важное...

Фото Дмитрия Балдуева, Ирины Кайгородовой, Дарьи Кругляк предоставлены Пресс-центром СТД РФ

Фотогалерея