"Аида" без пирамид /"Аида" (Мариинский театр)

Выпуск №3-143/2011, Премьеры Санкт-Петербурга

Мариинский красиво открыл осеннюю программу весьма необычной «Аидой» в своем Концертном зале. Именно этот зал в прошедшем сезоне доставил оперных удовольствий больше, чем старая сцена. Здесь, на Писарева, 2, вообще родилось немало интересных работ. «Очарованный странник», например, и после трех лет своей жизни вызывает восхищение публики при показах за рубежом, что в принципе с современной оперой случается не часто. Но уж очень удачным оказался спектакль Алексея Степанюка по произведению Родиона Щедрина! Видимо, «неформальная» полуконцертная площадка возбуждает воображение постановщиков.

Вдохновила она и Даниэле Финци Паска, итальянца родом из Швейцарии, драматурга, актера, клоуна, режиссера канадского цирка дю Солей. Он привык работать в огромных пространствах, на аренах и стадионах. А здесь - небольшой сценический квадрат, ограниченность декорационных средств, и почему-то грандиозная трагедийная «Аида»...

Постановка Финци Паска на грандиозность явно не претендует. Но в ней присутствует какая-то гармоничная значительность, ясность и стройность. Подобно японскому жилищу, спектакль не захламлен, хотя всяческих постановочных придумок хватает. Главным здесь остается личная драма героев, заложников военных, политических и властных амбиций, и об этом спектакль Паска.

Верди назвал оперу именем Аиды, существа бесконечно женственного и нежного. Музыкальная доминанта этой оперы - изумительная вердиевская лиричность, которую маэстро Гергиев извлекает из партитуры с особой теплотой. А Паска и его команда нашли современный постановочный эквивалент нежной лиричности - цветовую изменчивость мягких подсветок, переливчатое мерцание световодов, геометрически стройной гроздью опускающихся на игровую площадку, бликующее сияние зеркал в руках артистов хора в сцене у Нила. Темный квадрат центральной игровой площадки, меняющий цвет от черного до ярко-синего, обрамлен белой дорожкой, и когда солисты ступают на нее, свет снизу сопровождает их шаг.

Придумки не заслоняют героев прежде всего пространственно. Хор, подобно греческому, остается свидетелем всего действа, присутствуя на центральном подиуме не постоянно, а чаще находясь по трем сторонам его периметра. Здесь же на скамьях сидят не занятые в данный момент солисты - словно идет игра в театр или студийные занятия.

На сцену артисты хора и солисты выходят с бутафорией и деталями костюма в руках. Легкое, выполненное вроде бы из подручных материалов - жатой бумаги, фольги, блестящих пластиковых пластинок, - все это выглядит игрушечным. Но, сделанное руками подлинных художников Джованны Буцци и Уго Гаржьюло, становится предметами искусства.

Свою «Аиду» Паска декларирует как оперу глазами ребенка. Однако нарочито игрушечная условность антуража лишь подчеркивает подлинность личной драмы героев, очищая ее от оперной псевдосерьезности. Здесь и принцип мизансценирования особый: герои редко касаются друг друга, их отношение к событиям и к партнеру часто выражается просто сменой темпоритма, в котором они движутся по светлой дорожке вокруг центрального подиума. Это движение почти постоянно, но оно почему-то не раздражает и не мешает воспринимать жизнь персонажа в потоке музыки. Только в ключевые ансамблевые моменты мизансцена, как правило, массовая, скульптурно застывает.

Как человек цирка, Паска ценит выверенную точность трюка. С него, кстати, представление и начинается. На планшете изначально затейливо выстроен лабиринт из плоских фигурок египетских солдат. По окончании увертюры, когда расселся хор и вышли первые солисты, Амнерис легонько толкает одну фигурку, и солдатики падают, подталкивая друг друга. Эффект бегущей волны длится долго, пока не падает последняя фигурка. Такая вот игрушечная метафора войны.

Паска абсолютно бескомплексно включает в спектакль элементы площадных и уличных праздников - вьющиеся вокруг Амнерис прозрачные шарфы на длинных тростях, струящиеся ленты, разноцветные ткани-опахала - элементы, характерные для азиатского театра и неожиданно гармонично соединившиеся с ориентальной изысканностью вердиевской мелодики. А традиционное шествие и балет в сцене победного возвращения Радамеса и вовсе заменяет красивый цирковой номер - гимнаст в вертящемся колесе. Номер чуть длиннее, чем хочется, но когда исполнитель классный (а бывают разные), этот аттракцион легко вписывается в стиль спектакля.

Финал тоже необычен. Бесконечной нежности дуэта Радамеса и Аиды отвечает мерцание светящихся стержней, тех самых, что украшали сцену посвящения Радамеса. Постепенно все персонажи, все участники драмы и часть хора собираются на центральной площадке. С высоты колосников очень медленно опускается черный вытянутый куб. К последнему такту дуэта Аиды и Радамеса он отсекает героев от суетного мира. Это - как священное действо, как продолжение сцены в храме. Как жертвоприношение войне.

Геометрически строгий и фантазийно красивый, спектакль Финци Паска говорит о хрупкости человеческого чувства в мире жестких властных амбиций. Говорит ярко-театрально и при этом тонко. Говорит очень музыкально, каким бы парадоксом ни звучала эта похвала в адрес музыкального, оперного спектакля.

А теперь о грустном. О пении. Из полутора составов, занятых в этом спектакле, всерьез можно говорить только о Екатерине Семенчук. Здесь и качественный вокал, и темперамент, и умение по-настоящему общаться с партнером в предложенном подчеркнуто условном рисунке. Ее Амнерис горячая, живая, при этом актриса, способная оправдать и насытить сильным чувством каждую мизансцену, остается в рамках специфичной эстетики спектакля.

Обе Аиды - Екатерина Шиманович и Анна Маркарова - с партией разве что только справляются. Где свободная ровность пения, где настоящее итальянское легато? Наши сопрано на сцене не музицируют, а тяжело работают. От этого теряется обаяние чистоты и молодости героини, хотя обе исполнительницы на возраст пожаловаться не могут.

Радамес - Август Амонов, чьи телесные излишества не спрятать даже под свободной одеждой, импозантен и голосист, однако каждую верхнюю ноту певец берет так, словно атакует крепость! А Царь Египта Владимир Феляуэр... На открытии сезона он умудрился практически всю партию пропеть враскосяк с оркестром. Это при том, что за пультом стоял сам Хозяин. Как такое может иметь место в Мариинском театре - уму непостижимо!

Фотогалерея