Виктор Сухоруков: я фатальный, идиотический оптимист

Выпуск № 4-144/2011, Гость редакции

Виктор Сухоруков: я фатальный, идиотический оптимист

Если бы автор этих строк был кинодраматургом, то непременно бы написал сценарий о жизни народного артиста России Виктора СУХОРУКОВА. Начал бы с рассказа о подмосковном мальчишке, который, по его же словам, «начинал свою жизнь с мечтой о театре». Но в Орехово-Зуеве, где он родился и жил, профессионального театра не было, а была художественная самодеятельность - народный театр, спутник МХАТа, который возглавлял Юрий Леонидович Гринев. Юный Витька подался туда и «жил этим театральным духом». Кроме того, он с малолетства рвался в кино: по любому объявлению в газете мчался на киностудию в Москву. Но поначалу пошел в клоуны: в школе доучился только до восьмого класса и решил поступать в цирковое училище на Ямском поле. Там, как Фрося Бурлакова, сразу угодил в историю: его стали экзаменовать два пронырливых студента, пообещав, что поступит, и потребовав за это три рубля. Витьку и его три рубля спас седовласый профессор. Через несколько лет кто-то из приемной комиссии ГИТИСа, слава Богу, разглядел в юном Сухорукове талант. Кстати, набиравший тогда курс Всеволод Остальский сказал про Сухорукова так: «Или ненормальный, или гениальный». По окончании института Петр Фоменко - тогда еще отнюдь не прославленный мэтр - позвал этого юного гения в Ленинградский театр комедии им. Н.Акимова. Сам Виктор в одной из наших бесед рассказывал об этом с присущей ему экспрессией: «Это сегодня мы знаем Петра Фоменко - легендарную, знаковую, космическую театральную фигуру. Тогда это был, можно сказать, молодой, хулиганствующий, бунтарского склада, диссидентствующий человек - орел, зверь, человек-бомба, человек-скандалист, режиссер, которого выгоняли из Ленинграда за постановку «Мистерии-буфф» в Театре Ленсовета. Он тогда был молод, азартен и славился этим больше, чем своей гениальностью. В 1978 году он меня, молодого парня, пригласил на роль 80-летнего старика. Он в это время выпускал спектакль по пьесе Островского «Лес». Я увидел этот спектакль и воскликнул: «Боже мой, это же спектакль из будущего!»

Петра Фоменко из Ленинграда выжили, а Сухоруков остался. И впоследствии назвал четвертьвековой отрезок своей жизни в Ленинграде «многолетней командировкой». В том же нашем разговоре он сказал: «Я всегда был уверен, что талантлив. Но в те годы задавал себе вопрос: а почему, если талантлив, был не востребован, не нужен? Почему меня не замечали и даже презирали? В театрах, где бы я ни работал, меня не очень баловали ролями, играл какие-то скучные для меня роли, пресные, преходящие. Они раздражали меня, загоняли в запой. Меня стали снимать в сорок лет. Но мне кажется, что я таким был и двадцать лет назад». Несмотря на это, воспоминания о Питере вызывают в Викторе любовь и тоску. Рассказывает, что недавно «даже что-то «пьяное» защемило, заскользило по ребрам... Но ненадолго».

Было время, когда и Виктору, и всем окружающим казалось, что профессия, да и нормальная жизнь для него кончены. Сам он откровенно, не стесняясь, рассказывает об этом почти катастрофическом периоде. Вспомню еще одну нашу беседу: «Допускаю мысль, что после моих откровений кто-то начнет меня презирать, скажет: «Фи, он в подворотне ошивался, по помойкам лазил!» Ну и пусть «фикают», значит, эти люди мне не нужны. Но есть и другие люди, которые после таких интервью подходят и тихонько спрашивают о том, как мне удалось выбраться». Но Виктор всегда говорит, что в этом смысле он очень осторожен и не претендует на роль мессии или гуру. «Я - просто актер, у которого была вот такая сложная жизнь. И я ею делюсь. И демонстрирую на своем примере, что в жизни тупиков нет». У Сухорукова оказался железный характер: в свои неполные пятьдесят он неожиданно для всех «взбрыкнул»: круто изменил свою жизнь, ушел из Театра комедии, уехал из Питера в Москву, стал сниматься в хорошем кино, играть в примечательных, а в последнее время замечательных спектаклях. Некоторые его роли принесли ему почетные звания лауреата известных кинопремий. И все было бы славно, но несколько лет назад уверенное продвижение Сухорукова «к новым творческим вершинам» прервал инфаркт. Но он и из этого жизненного испытания выбрался достаточно легко, почти «играючи», и быстро вошел в прежнюю колею. Причем, выйдя из больницы, тотчас стал активно сниматься в кино и выходить на сцену. Про свою «болячку» как-то раз рассказал мне с юмором и иронией: «Помню, как в Центре реабилитации Управделами Президента в Кубинке я стоял в коридоре, меня окружили огромные мужики, большие начальники, и с какой-то гордостью и даже вожделением рассказывали, у кого какой инфаркт и как теперь жить, пить и есть. И вот стою я, маленький, в окружении этих серьезных людей, слушаю, как они меня пугают, и говорю: «Ой, нет, мужики, у вас свой инфаркт, у меня - свой». И шмыг у них между ног в свою палату! И, конечно, я поставил себе целью отныне разговаривать со своим сердцем на «вы» и с любовью. И сердцу это, по-моему, нравится».

Говорят, что актеры черпают своих героев из себя. Однажды на мой вопрос, как в нем «помещается» такое количество разных людей и не страшно ли ему от этого, Виктор Сухоруков ответил, что сам удивляется. Но добавил, что не страшно, потому что это игра. А он по натуре - игрок. И, немного подумав, сказал, что фанатично любит свою профессию именно за возможность игры. Выходя на сцену или на съемочную площадку, он всегда как бы переселяется в шкуру своего героя, и тогда его трудно бывает узнать. Наверное, у него, как и у любого актера, есть свои профессиональные тайны. Но мне кажется, что здесь дело - не только в актерской технике. Может быть, это какие-то еще не познанные явления реинкарнации.

Странно, но факт: при наличии мощного темперамента, силы воли, открытости по отношению к людям Виктор в жизни одинок. И даже создал некую философию своего одиночества: «Наверное, по мировоззрению, по темпераменту, по импульсу я, как тот кот, который гуляет сам по себе. Наверное, я страдал от этого там, в далеком прошлом, когда «строил себя» и сочинял, разрушал и потом снова лепил. Сегодня - это мой стиль жизни, это моя философия. И, наверное, сегодня при всем желании я в этот мир никого не пущу. Потому что буду ощущать дискомфорт и начну саморазрушаться. Я уже третий раз начинаю жизнь. Даже назвал нынешний период своей «третьей жизнью». Сегодняшний Сухоруков совсем не похож на того Сухорукова из первой жизни, где была молодость, армия, институт. «Во второй жизни я падал и разбивал голову о дно. Сегодня - другой Сухоруков. И этому Сухорукову присуще одиночество».

10 ноября Виктору Сухорукову исполнилось 60. Надеюсь, что у него впереди еще не один жизненный этап, на котором будут блестящие кино- и театральные роли. Думаю, что и Акакий Акакиевич, и Макар Девушкин, и Поприщин просто «ждут - не дождутся» такого грандиозного актера, как Сухоруков. Хотя он - человек абсолютно непредсказуемый и, неровен час, появится на сцене в образе Фальстафа, Скапена или Панталоне. Во всяком случае, я этого ему и себе, как зрителю, очень желаю. Хотя не буду фантазировать, чтобы не сглазить. Ибо, как сказал герой сегодняшней публикации: «Не надо Судьбе диктовать, не надо дерзить, не надо возмущать ее!» Кстати, в моей электронной записной книжке немало других «афоризмов» Сухорукова, которые уже вполне могли бы составить приличную книжку. Среди них, например, такие:

- Я всегда старался играть то состояние, которое может быть выражено словом «вдруг»!

- «Обслужить» партнера - это очень творческая задача.

- Я играю не деятеля и его деятельность, а человека.

- Прошу учесть моих коллег: чем больше вы будете растворяться в других, тем ярче будете сами.

- Моя «нестерильная» жизнь - это мое богатство.

- Хочу надеть кроссовочки и пойти пешочком по экватору!

Но главное «программное» изречение Виктора: «Умереть хочется в движении, на лету!» Уверен, что до этого еще очень-очень далеко, и Виктор Сухоруков на своем «лету» преподнесет нам немало творческих сюрпризов.

 

- Виктор, одно из твоих главных творческих достижений последнего времени - роль царя Федора Иоанновича. Скоро два года, как ты играешь замечательный спектакль «Царство отца и сына» Юрия Еремина в Театре им. Моссовета. И, судя по всему, с прежним энтузиазмом?

- Да, я очень люблю этот спектакль. Меня признала публика, оценила критика, был большой резонанс. И я очень горжусь тем, что меня принял коллектив этого театра с легендарными традициями. Хожу мимо бронзовых табличек, где написаны имена работавших здесь великих артистов, и расту! А наш спектакль идет с огромным успехом.

- Помнится, в прошлом году вы его довольно долго не играли. Многие забеспокоились: не закрыли ли его?

- Нет, слава Богу, не закрыли. Был у нас перерыв, но по очень приятной причине. В июле прошлого года ушла в декретный отпуск моя любимая партнерша Екатерина Гусева, которая играет Ирину. Мы с ней сразу договорились, что вводить на ее роль никого не будем. Два месяца мы этот спектакль не играли, ждали, когда она родит. Причем мы с ней «железно» договорились, что 25 октября она должна родить, и поэтому дирекция поставит спектакль в репертуарный план на 10 ноября. Договорный срок приближался, а она все ходила с животом. Мы ей приказывали: «Хватит, давай рожай!». Но она не спешила выполнять обещание. Признаюсь, мы даже тайно за ее спиной стали вести разговоры с режиссером о вводе другой актрисы, ведь срывать репертуарную политику театра нельзя! Но хочешь верь, хочешь нет, Катя родила аккурат 25 числа!

- Меняется ли со временем твой царь Федор Иоаннович?

- Он обрастает подробностями, становится красивее, богаче, полнокровнее. Там есть возможность развиваться. Зритель, который смотрел спектакль не один раз, наверное, видит перемены. И я надеюсь, что эти перемены к лучшему.

- В конце прошлого - начале нынешнего года театральная Москва узнала о том, что ты репетируешь в Театре им. Евг. Вахтанова в спектакле Римаса Туминаса по пьесе Сиблейраса «Ветер шумит в тополях». Но премьеру сыграл другой актер. Почему?

- Я счастлив, что обо мне вспомнил и поманил за собой один из самых талантливых режиссеров моего поколения Римас Туминас. Осенью 2010-го я по его предложению приступил к репетициям этой пьесы, хотя поднимался на эту историю трудно. Мы репетировали месяц. Но потом я ушел из этого проекта. Не буду расшифровывать всю историю, но скажу, что ушел сам, никто меня из Театра Вахтангова не выпроваживал. И ушел я легко. А это значит - совершил правильный поступок. Мою роль играет сейчас Максим Суханов - мой бывший партнер по спектаклю «Лир» в этом же театре. А с Римасом мы расстались хорошо, красиво, по-мужски. Я очень его ценю, а его чеховского «Дядю Ваню» считаю великолепным спектаклем.

- Ты ведь не так просто пошел к Римасу Туминасу. Значит, театр тебя по-прежнему влечет?

- Конечно! Я всегда говорил: мне хорошо там, где меня любят. Сегодня театр меня полюбил, признала критика. Ко мне хорошо относятся коллеги-актеры. А Театр Моссовета продолжает удерживать меня разными предложениями. Но сейчас одно из главных моих преимуществ - право выбора. И я жду такой роли, в которой мог бы «раствориться».

- Кстати, тебя в последнее время часто можно встретить в театрах. Радует ли тебя то, что ты видишь?

- В 90-е годы прошлого века некоторые коллеги-кинематографисты говорили мне, что театр устарел, что это уже архаика. Но нет! Пока есть зло и добро, Земля и Небо, мужчина и женщина, друг и враг, люди с радостью буду наблюдать за взаимоотношениями этих природ именно в театре, то есть вживую! Я в этом убедился особенно в последнее время, когда мне удалось посмотреть немало замечательных спектаклей. Долго собирался на «Рассказы Шукшина» с Чулпан Хаматовой и Женей Мироновым. Пришел и увидел, кроме них, многих других потрясающих актеров! Главное, что есть в них, - это огромная радость лицедейства! В Театре Ермоловой посмотрел спектакль «Весенняя гроза» Теннесси Уильямса. Поставил спектакль режиссер Александр Огарев. Там много интереснейших актерских работ, особенно отмечу Наташу Селиверстову. Она - удивительная актриса, как будто из другого мира! Признаюсь, что на этом спектакле я испытал что-то похожее на счастье. Но обратил внимание, что зал не был полон. И возмутился: ну как это возможно - не заполнить зал в таком театре, который находится почти на Красной площади?! Это либо недоразумение, либо провокация! Хотел было даже идти к Владимиру Андрееву, одному из моих учителей, которого я очень уважаю, и пожаловаться на администрацию. Но не будем о грустном. Недавно попал в «Мастерскую Петра Фоменко» на «Триптих». Рыдал как барышня! Наверное, еще и потому, что Петр Наумович - мой «крестный», я из его ладошек клевал свои первые театральные «зернышки». И он мне как-то раз сказал: «Прости меня, что я до сих пор не позвал тебя сыграть в своем театре!» А потом прищурился и говорит: «Сходи на спектакль «Рыжий». Я пошел и тоже плакал. И я еще раз возрадовался: театр жив, театр процветает! А вот в кино люди стали ходить меньше. Мои друзья, работающие в одном шикарном кинотеатре в Питере, жалуются, мол, сидим, манипулируем, тасуем репертуар, а народ не идет, хотя билеты дешевле, чем в театре.

- Кстати, как сейчас складываются твои взаимоотношения с кино?

- В прошлом году я был в этом смысле довольно серьезно обделен. Ну, вспомню «Дочь якудзы» Сергея Бодрова и Гуки Омаровой. Сыграл чудака, который сидит на берегу моря и призывает чиновников сделать харакири. Правда, в этом фильме я оказался случайно. Дело в том, что очень мной уважаемый человек - продюсер Сергей Сельянов - попросил меня помочь. Что я и сделал. Поэтому отношусь к этой роли, так сказать, как к «выручательной». Была еще прекрасная киномелодрама «В стиле jass» Станислава Говорухина, снятая сочно, красиво, с одесским юмором. Там все буквально пышет красотой: роскошное лето, прекрасные девчонки... Но и здесь я оказался случайно. Моего кинорежиссера должен был сыграть сам Говорухин. А потом кинул ногу на ногу и говорит: «А не хочу! Пусть Сухоруков сыграет!» Так что я вот так случайно и живу.

- А что ты скажешь об «Овсянках» Алексея Федорченко, где ты тоже сыграл примечательную роль?

- Скажу, что это - гениальный сценарный материал чудесного писателя Дениса Осокина. Мы были знакомы с Федорченко, я знал его фильмы, с радостью помчался зимой в Екатеринбург по его приглашению и с удовольствием снимался. Правда, потом, когда увидел свою фамилию в списке главных действующих лиц, очень удивился. Решил, что это недоразумение. Я не играл там главных ролей, у меня был хороший, яркий эпизод. Мой герой читал собственные стихи: трогательные и наивные. Меня подкупило в нем именно это. Но в результате я не обнаружил на экране основные стихотворения. Когда съемочная группа собралась в Венецию, пригласили и меня, но я гордо отказался. Потому что посчитал, что не имею права ни на какую Венецию с таким минимальным участием. И это не было пижонством с моей стороны.

- Но то, что иногда называют ложной скромностью, думаю, все же имело место...

- Может быть. Я в Венеции не был, но обязательно туда поеду.

- Когда-то ты рассказывал о съемках у Юрия Кары в «Гамлете».

- Да, я в этом фильме сыграл очень интересную скотину, мерзопакостную дрянь. Там была замечательная компания: Евгения Крюкова, Дима Дюжев и другие.

- Вот видишь, сколько названий набежало! А ты говоришь: обделен.

- Да, я без дела не сижу. Много названий, но не ролей. К публике надо идти с серьезным разговором, с солидным «продуктом»! Ведь не сравнить, например, горстку семечек и воз арбузов. А мы сейчас говорили именно о семечках.

- Если ты мне скажешь, что дело ограничилось этими предложениями кинорежиссеров, то я не поверю.

- Ну, да, конечно, предложения были. Но я заметил, что мне стали в основном предлагать каких-то странных, порочных, патологических персонажей. Я могу сыграть, кого нужно: и черта в ступе, и козла вонючего. Но меня интересует мотивация. Объясните мне, почему мой персонаж, пусть он и распоследняя дрянь, именно таков?! Например, в «Антикиллере» я сыграл Амбала, помня, что мне сказал по этому поводу Егор Кончаловский: «Витя, ты должен сыграть олицетворение зла, знак беды, символ опасности, распад личности!» И тогда мне стало понятно, что я имею право на всю мерзость мира. А теперь мне предлагают сыграть какую-то гадость, но объяснения этому нет. Значит, это лишь красочка. Это - как плюнуть на чистую скатерть. - «А почему?» - «А просто так!» Тогда это глупость. А я не хочу обслуживать глупость! Я хочу понимать, зачем «плюю на скатерть».

- Неужели не было в кино творческих радостей и озарений?

- Были. Главная из них - роль Никиты Сергеевича Хрущева в фильме режиссера Сергея Попова «Легенда о Екатерине». Снималась эта картина в то самое легендарное московское лето, которое преподнесло нам в подарок жару и смог. Фурцеву сыграла блистательная русская актриса Ирина Розанова. Ну а для меня эта роль уникальна. Я, конечно, не похож на своего героя. Но старался: для съемок поправился на двенадцать килограммов. Но главное не в этом. А в том, что Хрущев меня уже преследует. Сначала я его сыграл в «Звезде эпохи», потом режиссер Александр Прошкин приглашал меня на эту роль в фильме «Чудо». Там не получилось, но потом Хрущев меня все же настиг! А недавно я получил еще одно «хрущевское предложение». Правда, должен был сыграть его в окружении Сталина. И тогда я гордо (правда, немного кокетничая) сказал: «Нет! Я сыграю Никиту Сергеевича только в том фильме, который будет называться «Хрущев»! Когда я перед съемками изучал о нем самые разные документы и материалы, смотрел фильмы, то понял, что Хрущев давно заслужил о себе серьезного разговора в кино. И я уверен, что смог бы его сыграть.

- Ты сейчас о нем заговорил, и я вдруг увидел перед собой Хрущева! Это какая-то мистика...

- Может быть! Я после съемок той или иной сцены смотрел в монитор и иногда видел что-то подобное. Идет обычный эпизод с молодым Брежневым или Фурцевой, Сухоруков что-то говорит, «пылит» своим темпераментом, и вдруг появляется Хрущев! Как же это радует актера!

- Ты теперь будешь его с пеной у рта защищать, как в прежние годы - своего Павла I?

- Теперь я, наверное, поменяю глагол. Дело-то не в защите. Я пытаюсь делать его органичным, хочу честно разговаривать со зрителем в шкуре своего персонажа. Ведь Хрущев не только стоял на мавзолее и махал рукой, не только стучал ботинком в ООН, но и рожал детей! Хочется показать его живым, природным, не плакатным, не пришедшим со страниц газет, журналов и мемуаров. Это не называется защитить. Это называется «вдохнуть в него жизнь!»

- Ты вообще умеешь найти в любом своем герое что-то такое, от чего щемит душу. Вспомню в связи с этим фильм-фарс «Все мои Ленины», где ты сыграл взбалмошного Ленина и его двойника. Я поймал себя на том, что сострадал им обоим. Ты это делаешь намеренно, используя свое актерское мастерство, или это твоя органика?

- Ну, наверное, эти слова надо адресовать, прежде всего, режиссерам. Ведь основную идею фильмов реализуют и организовывают действие только они. А мы - только винтики в этом будильнике. Мы - актеры - и в театре, и в кино обслуживаем некое сочинение режиссера. Я уже давно не спорю с режиссерами, я с ними сотрудничаю. Но иногда все же предлагаю те или иные ходы для игры моего персонажа, чтобы он не получился однобоким. А когда ты своего персонажа со всех сторон «обглаживаешь», он получается объемный. И такая объемность, видимо, и дает эффект «замешательства» у зрителей: хорош он или плох, свой он или чужой, вредный или опасный?!

- Виктор, ты уже достиг такого уровня, когда вполне можешь сам что-то предлагать режиссерам, в том числе и Петру Наумовичу Фоменко. Не собираешься ли проявить инициативу?

- Нет, потому что пока не имею подходящего материала. Мне даже иногда говорят: неси пьесу, мы поставим. Так было, например, в агентстве «Артпартнер ХХI» Леонида Робермана. Уже десять лет они меня агитируют к себе в работу. Но я пока не нашел материал. Кстати, посмотрел у них спектакль «Территория любви» и был очень доволен. Казалось бы, антреприза, но никаких хиханек-хаханек. Все очень серьезно, с блестящими актерскими работами.

- А кинорежиссерам не можешь что-то предложить?

- Нет, в кино мы люди подневольные. Потому что это искусство техническое и к тому же дорогостоящее. Там, прежде всего, деньги, а потом все остальное.

- Кстати, правда ли, что в театре актер накапливает, а в кино использует? Говорят еще, что в кино нужно уметь «впрыгнуть» в процесс съемок?

- Ну, впрыгивать надо уметь тогда, когда дома не работаешь. Если я получаю сценарий и, тем более, с большой ролью, то я над ней работаю и дома. И поэтому я в кино не «впрыгиваю». Но разница, конечно, есть. Поработав в кино двадцать лет, я вдруг подумал: мы в кино строим полдня какую-то сцену, а потом снимаем за два часа. А в театре ее же можем репетировать две недели. В последнее время я стараюсь свой кинематографический опыт тащить в театр! И он мне очень помогает. Открою секрет: в «Царстве отца и сына» у меня очень много кинематографических приемов. Например, крупные планы. Или отсечение лишних жестов. Кинематограф научил меня не размахивать попусту руками, не суетиться, а организовывать пластику роли.

- Витя, скажи честно: ты, наверное, уже созрел для постановки спектакля или съемок фильма как режиссер?

- Ну, созрел.

- И?

- Не хочу. Во-первых, потому что не наигрался. А во-вторых, боюсь, что в моей режиссуре по сцене или на экране будут бегать сплошные сухоруковы.

- Я порой замечаю, что ты своей энергетикой и искрометностью иногда приглушаешь, «микшируешь» игру своих партнеров.

- Это моя беда... Поэтому, наверное, я лишаюсь многих предложений. Побаиваются меня. Я сам этого не вижу и не понимаю, но мне говорили люди, что со мной боятся связываться. Меня это очень пугает. Я даже предлагал режиссеру посадить меня спиной к зрителям или надеть мне на голову ведро...

- Но от твоей энергетики никуда не денешься, даже с ведром на голове. Поэтому еще раз выскажу тебе «пожелание трудящихся» о моноспектакле.

- Нет, считаю, что это занятие скучное. Как бы люди тебя ни любили, ты им наскучишь через пятнадцать минут. Скажут: «Хватит, Витька, давай показывай, кто там еще с тобой?!» Людям нужно зрелище!

- Есть ли у тебя какие-то самые «свежие» работы в кино и театре?

- В последнее время я тоже не бездельничал. Снялся уже в четвертом фильме Станислава Говорухина. Правда, картина пока не имеет названия. Играю следователя, и это меня очень увлекает. И компания в этом проекте у нас собралась прекрасная. А режиссер Александр Прошкин пригласил меня сняться в своем фильме по повести Фридриха Горенштейна «Искупление». Мой герой - удивительная личность. Зовут его Франя, а работает он дворником. Но это - не простой дворник, а дворник-философ. Он спасает душу ближнего и ничего не требует взамен. А если говорить о театре, то недавно мы гастролировали в Канаде и Америке со спектаклем «Игроки» Театрального товарищества Олега Меньшикова, после чего мне даже звонили канадские антрепренеры с некоторыми творческими предложениями. Кстати, 5 декабря в Театре им. Моссовета состоялся «юбилейный» спектакль. Нашим «Игрокам» стукнуло 10 лет! Но самое главное для меня театральное событие состоялось 5 и 6 ноября в Театре на Малой Бронной. Это премьера мольеровского «Тартюфа» в постановке Павла Сафонова, который собрал прекрасную актерскую команду: Граню Стеклову, Ольгу Ломоносову, Александра Самойленко и других. Твой покорный слуга выйдет на сцену в роли Тартюфа.

- Надеюсь, что в последнее время в твоей жизни было немало впечатлений помимо театра и кино?

- Конечно! Вот, например, съездил в Индию. И понял, что в жизни бывают мгновения, когда что-то заканчивается. И заканчивается светло и «упоенно». Я сейчас имею в виду свои детские мечты. У меня их было три. Во-первых, попасть в «Артек», ради чего я собирал металлолом и макулатуру в надежде, что мне дадут бесплатную путевку. Я попал в «Артек»... но в пятьдесят лет. Второе: мечтал быть актером, и случилось чудо - я им стал. И третья мечта - Индия. Я был воспитан на индийском кино, моим кумиром был Радж Капур; в детстве, как Ванька Жуков, я писал ему письма в Бомбей после фильмов «Бродяга» и «Господин 420». Писал и знаменитой Наргис. Надеялся, что меня пригласят в Индию. Но не пригласили, а почти в шестьдесят лет повезли туда. И я попал в Бомбей, ныне Мумбай! Там была неделя российского кино, в том числе, два фильма с моим участием. Я стоял перед индийской публикой и благодарил Судьбу за это счастье.

- Ты как-то раз в нашей беседе очень увлекательно рассказывал о своем досуге. В частности, о том, что иногда вышиваешь на пяльцах. Продолжаешь?

- Нет, конечно. Когда-то я увидел в доме пяльцы, которые давно купил для того, чтобы сделать рамку для фото. И, поскольку тогда бросал курить, решил занять себя и сделать вышивку в подарок сестре на юбилей. Придумал композицию: храм на облаке, жар-птицу, дорогу цветов и т.д. И я закончил вышивку! Но ровно через десять лет на следующий юбилей сестры! И торжественно вручил ей свой подарок в Орехово-Зуеве.

- Витя, скажи честно: ты приступил к написанию мемуаров?

- Нет, хотя многие просят, чтобы я написал автобиографическую книгу. Другие называют меня поэтом и требуют книжку стихов. А я просто иногда сажусь за стол и бегу за рифмой, сочиняю стишки, порой смешные и нелепые. Одно из них сочинил для женщины, которая как-то раз жаловалась мне на свои жизненные невзгоды:

Ты, уходя, «прощай» не говори

и не секи ладонью воздух.

И с плеч не сбрасывай ты дрожи,

шагов ворчанье усмири.

Не пачкай ветер звуком брани,

Уйдя за дверь, не пропади.

Вон лебеди летят: гляди! -

И листопадят нам крылами.

Прощанье бродит по квартире,

скуля окурками в герань,

Не перешагивай за край,

Нас так с тобою мало в мире...

- Позволь покопаться в твоей душе. У многих людей возникает впечатление, что ты всегда энергичен, находишься в хорошем настроении и возвышенном состоянии духа. Может быть, у тебя есть какой-то метод аутотренинга или самозарядки?

- Признаюсь, что я, наверное, фатальный, идиотический оптимист. Поэтому постоянно пребываю в борьбе с пессимизмом и негативом, который нас окружает. Наверное, мое состояние - это инстинкт самосохранения. Ведь, например, когда на улице гололед, мы пытаемся сохранить себя, помогая ногам всем телом и головой, чтобы не упасть. Так и душа. Я думаю, что она требует защиты. Мы должны охранять свою психику, и я, наверное, интуитивно это делаю. Стараюсь не злиться, не раздражаться, не затрачивать душевные силы на какие-то мелочи жизни.

Фотогалерея

Отправить комментарий

Содержание этого поля является приватным и не предназначено к показу.
CAPTCHA
Мы не любим общаться с роботами. Пожалуйста, введите текст с картинки.