...Счастье рядом/ "Отелло" в Севастопольском академическом русском драматическом театре им. А.В.Луначарского (Украина)

Выпуск № 5-145/2012, Содружество

...Счастье рядом/ "Отелло" в Севастопольском академическом русском драматическом театре им. А.В.Луначарского (Украина)

Севастопольскому академическому русскому драматическому театру им. А.В.Луначарского в сентябре исполнилось 100 лет.

Главным событием юбилейного сезона театра стала премьера трагедии Шекспира «Отелло».

Великие свершения Ренессанса послужили отправной точкой духовного развития человечества. Наряду с великими итальянцами Рафаэлем, Микеланджело, Леонардо, Тицианом «озарен небесным вдохновением» Шекспир. Гете определяет его как мыслителя, «возвысившего нас до осознания мира». Вековой юбилей театра - это повод вернуться к истокам, чтобы показать зрителю шекспировских героев, людей «свободной силы представления и гениального духа».

Обращение театра к трагедии «Отелло» обусловлено еще и творческой индивидуальностью авторов спектакля. Режиссер-постановщик Владимир Магар совместно с художником Борисом Бланком замыслили и воплотили театральный проект, который объединил потрясающую по силе реализма шекспировскую драму и возвышенно-утонченную условность оперного искусства.

«Отелло». Записки на полях программы

Когда полна злодействами весна...

Из сонета

Шекспировские тайны. Едва ли исследователям до конца удастся их постичь. Над ними ломали головы Гете, Шиллер, Пушкин, бессчетное число художников, артистов и, конечно же, режиссеров, рискнувших на сценическое воплощение шекспировских произведений.

Даже поверхностное чтение одной из мощнейших его трагедий - «Отелло» - дает нам множество поводов для размышления. Вот, к примеру, абсолютный злодей Яго, жестоко предавший своего генерала, выписан автором с особой тщательностью. Он - самый подробный персонаж пьесы. Вначале даже кажется, что Шекспир придает ему черты остроумного, не лишенного обаяния, пусть и циничного человека. Чего стоят, например, изящные нравоучения для Родриго, в духе аристократического эвфуизма: «Каждый из нас - сад, а садовник в нем - воля. Расти ли в нас крапиве, салату, иссопу, тмину, чему-нибудь одному или многому, заглохнуть ли без ухода или пышно разрастись - всему этому мы сами господа. Если бы не было разума, нас заездила бы чувственность». Тонкий философ Яго, следуя своим умозаключениям, погружается во зло (или зло увлекает его) шаг за шагом, он ведет сложную игру, виртуозно пользуясь слабостями других, чтобы вершить свой суд над этой самой «чувственностью». Он использует благородную ярость Отелло и рассеянность Дездемоны, капризную влюбленность Родриго и беззаботность флорентийца Кассио. Не здесь ли Гете нашел формулу для Мефистофеля - «Я - часть того, что без числа творит добро («Добрый Яго»), всему желая зла»? Для артиста, исполнителя роли Яго (в спектакле севастопольского театра это Евгений Журавкин) открывается огромное поле деятельности. Он должен на глазах у зрителя взрастить свой отравленный «плод», чтобы отомстить генералу за должность лейтенанта, доставшуюся Кассио, за чистоту Дездемоны, бог знает за что еще... Исследователи называют пять причин его мести, но основной мотив - жажда тайной власти над сильнейшим. Евгений Журавкин показывает нам Яго-мученика. Сколько б он ни поучал простофилю Родриго, ему не удается укротить собственный нрав - слишком велико нетерпение, неуемная жажда реванша. Оставшись один, Яго Журавкина в задумчивости совершает странные движения, напоминающие первобытный танец, подобный тому, как танцуют вороны над своей добычей. Впрочем, Яго всегда в одиночестве, он как гроссмейстер, играющий одновременно на нескольких шахматных досках - партия с Отелло, партия с Дездемоной, с Эмилией, с Родриго, с Кассио. Возникает чувство, что он пытается «обыграть» весь мир. В этом, быть может, его притягательность.

Когда Джузеппе Верди писал оперу по шекспировской истории, то поначалу хотел назвать ее «Яго»: «Он (это правда) демон, который движет всеми, но Отелло - это тот, кто действует, любит, ревнует, убивает и сам кончает жизнь самоубийством».

Однако главный персонаж все-таки не Яго, а венецианский мавр Отелло, которого Шекспир снабдил интригующими зрителей качествами и биографическими подробностями. Чернокожий воин на службе у венецианской республики, еще ребенком вместе с матерью попавший в плен, бежавший и принявший христианство, - личность в высшей степени выдающаяся. Происхождение не дает ему прав благородного гражданина Венеции, вот почему он решается на похищение Дездемоны. По этой же причине Брабанцио, отец его избранницы, приходит в отчаянье, а затем даже умирает, считая брак дочери мезальянсом. В спектакле севастопольского театра роль Брабанцио даже несколько расширена. Он появляется не только в первых двух сценах, но и в сцене жертвоприношения Дездемоны («Я жертву чести приносил») в виде бесплотного духа, преследующего Отелло, словно навязчивая мысль, которую гонит от себя мавр, он - неотвратимость судьбы Дездемоны, обманувшей отца.

Владимир Магар решил сцену смерти Дездемоны не на брачном ложе. Как опасна для постановщика эта постель Дездемоны, обросшая бородатыми анекдотами! Да и сама сцена написана Шекспиром в угоду чувствительной публике. Героине приходится умирать долго и картинно: «Убили неповинно, без вины!». Реакция сегодняшнего зрителя на все эти средневековые «прелести», увы, предсказуема. И все же, это одна из наиболее эмоционально напряженных, ключевых сцен пьесы. И здесь постановщику приходится искать понятные современному зрителю синонимы.

Режиссером Магаром из сцены намеренно были удалены бытовые детали. В глубине сценического пространства - черный, слегка наклоненный к зрителю станок, усыпанный красными лепестками цветов, оставшихся от недавней свадьбы генерала Отелло и его юной избранницы. Теперь он похож на эшафот, куда доверчиво восходит Дездемона, ведомая супругом. Она умирает в объятиях любимого без жалоб и крика. В пьесе Отелло после убийства задергивает полог кровати. В спектакле же приходят в движение четыре огромных занавеса, скрывая мертвую Дездемону.

Дездемона - юная венецианка, взращенная в традициях свободной аристократической республики. В книге известного исследователя Шекспира Михаила Морозова говорится, что великий драматург использовал в своем творчестве самоучитель итальянского языка Джиованни Флорио. Знаком он был и с переводами великого итальянского лирика XIV века Петрарки. В той же книге сказано, что молодой поэт и драматург имел возможность любоваться произведениями художников итальянского Ренессанса во дворце графа Саутгэмптона, которому посвящал свои первые поэмы - «Лукрецию» и «Венеру и Адониса». В них звучит тема высокой и земной любви: «Любовь скромна, а похоть все сожрет, Любовь правдива, похоть нагло лжет».

Эта тема, похоже, не отпускает автора. Не она ли лежит в основе «Отелло»? Шутка ли, возвести юную красавицу в ангельский сан, а затем низвергнуть в преисподню и казнить, «чтоб не грешила боле», убить похотливое тело, чтобы спаси душу. Нет, ангелу нет места среди людей, если даже возлюбленный отказывается верить в ее робкие оправдания.

Севастопольские Отелло - Сергей Санаев и Дездемона - Виктория Ершова общаются больше взглядами, жестами, в то время как «души» поют голосами артистов оперы. Диалоги драматических актеров сливаются в одну прекрасную песню любви.

Эта гармония оказывается разрушенной в последних сценах, похожих на поединки слепцов (оба смотрят в зал): ничего не видит за своей яростью Отелло, Дездемона не чувствует опасности, упрямо защищая Кассио.

Как известно, Пушкин не считал Отелло ревнивцем, а источник его трагедии видел в обманутом доверии. Однако взаимоотношения Отелло и Яго нельзя назвать вполне доверительными. В одной из сцен Отелло обращается к Яго: «А если ты порочишь / Ее безвинно, мучая меня, / То больше не молись».

И еще: «Сгинь! Исчезни!/ Ты жизнь мою в застенок обратил».

В спектакле при этих словах Отелло жестоко бьет Яго. Значит, мавр не так доверчив, как кажется на первый взгляд. Но Яго сумел найти нечто очень ценное для «его мавританства», что убеждает Отелло в измене жены, после чего: «Ее безукоризненное имя / Луны белее было, а теперь / Черно, как я, от твоего доноса». Вот она главная улика.

Древний символический язык цветов и растений, которым пользовались в восточных сералях, называемый по-персидски «селам» (здравствуй), стал известен в Европе только в XVIII веке. В нем упоминаются около 400 растений, по-видимому, хорошо известных восточным затворницам.

Остается загадкой, каким образом Шекспир как минимум на сто лет раньше поместил ягоды земляники в виде вышивки на платок, доставшийся Отелло от матери и подаренный им на свадьбу Дездемоне. Роковая улика была создана по всем правилам гаремной интриги!

В переводе Пастернака платок вышит уже не ягодами, а цветами земляники, но в символике это ничего не меняет. Земляника на языке селам - абсолютное превосходство, и еще совет: будь внимателен, счастье - рядом. Трудно не согласиться с таким толкованием символики платка - необычного орудия убийства, использованного Яго.

Не случайно сцена передачи найденного Эмилией платка Яго в пьесе, и, конечно, в спектакле она - одна из главных. Короткий по тексту эпизод значит очень многое, он фактически решает судьбу Дездемоны. Исполняемая артистом Сергеем Винокуровым оперная ария Яго, пантомима Шута с Шутихой и разговор Эмилии (Лилия Дашивец) с Яго - вот три одновременных действия, происходящих на сцене, которые повествуют, предостерегают и выражают нетерпение. Постановщик добился их идеального полифонического звучания.

Сегодня режиссеры, работающие в драматических театрах, приглашаются на постановки оперных спектаклей. Классическая оперная статика, похоже, выходит из моды. Опера как будто начинает новый цикл, возвращаясь к истокам. Владимир Магар пошел другим путем. Он сделал, по моему мнению, удачную попытку совместить оперу Верди с драматическим действием.

В одном из интервью Магар сказал: «Два равновеликих произведения, соединенные в одном спектакле, дают необыкновенное усиление событий шекпировской пьесы и поднимают зрителя на необыкновенную духовную высоту. Мы, прежде всего, обращаемся к чувствам нашего зрителя».

На роли были назначены пары актеров для исполнения драматических и оперных партий. В спектакль вошли девять эпизодов из оперы Верди «Отелло». Надо сказать, что вслед за Вагнером, Верди вопреки традициям итальянской оперы старался избегать отдельных дивертисментных эпизодов. «Отелло» соткан из законченных действенных сцен. Так что в спектакль включены большие оперные фрагменты.

Чтобы даже поющие драматические артисты сумели «поднять» свои партии, пришлось приложить немало усилий заведующей музыкальной частью театра Екатерине Троценко. Работа шла без малого год и завершилась неожиданным результатом. Оказалось, что «любительское» пение драматических артистов эмоциональнее, их голоса чувственней, пластичней и даже в возможных недостатках пения чувствуется обаяние свежести.

Оперные альтер-эго героев спектакля выходят на сцену не только, чтобы спеть свою партию. Разодетые в помпезные одежды, они исполняют свой церемониал параллельно драматическому действию, существуя подобно древнеримским гениям, живущим в идеальном мире. Они поддерживают, сопереживают и подталкивают героев на принятие решений.

Прекраснейшую «Аве, Мария!» на смерть Дездемоны Алла Салиева исполняет в момент, когда Отелло осознает свою роковую ошибку. Его последний монолог сливается со звуками нежного сопрано, Отелло берет меч и медленно уходит в кулису. Так заканчивается спектакль.

Магар не позволил артистам «рвать страсти». Переживания благородного воина Отелло становятся очевидны зрителю иными средствами. Отелло-Санаев действительно страшен во гневе, но перед нами не животное бешенство, мы видим благородного воина, стоящего на страже нравственного закона, данного Богом.

Нельзя не отметить световое оформление спектакля, созданное Дмитрием Жарковым. Несколько смысловых центров в каждой сцене, почти оперная декорация, предполагающая большие (но не пустые) воздушные пространства, и отсутствие новомодного светового оборудования не помешали ему создать интереснейшую световую партитуру.

И еще. На последней странице программы к спектаклю напечатан 66-й сонет Шекспира. Вот отрывок из него:

«Зову я смерть. Мне видеть невтерпеж

Достоинство, что просит подаянья,

Над простотой глумящуюся ложь,

Ничтожество в роскошном одеянье...»

А что же мы? Неужели притерпелись?

Тишина в зале длится еще несколько мгновений после того, как угасла последняя нота, и лишь потом аплодисменты. Нет же, мы все еще чувствуем гармонию, внимая прекрасным звукам великой музыки, чтобы со слезами сострадания выходил из нас душевный сор.


Фото предоставлены театром

Фотогалерея

Отправить комментарий

Содержание этого поля является приватным и не предназначено к показу.
CAPTCHA
Мы не любим общаться с роботами. Пожалуйста, введите текст с картинки.