«Камерата» – пространство поиска. Х Международный фестиваль камерных спектаклей «Камерата»

Выпуск №4 - 114/2008, Фестивали

Этот уже хорошо известный России фестиваль камерных спектаклей стал в Челябинском Камерном театре юбилейным, десятым. Цифра серьезная, если учесть, что начал он проводиться в 1992 году и соответственно прошел через все испытания периода строительства капитализма в России.

Все годы этот фестиваль тянет не самый богатый в Челябинске театр, созданный «на волне перестройки» и недавно отпраздновавший свое двадцатилетие. Почему именно он? Достаточно прочитать строки из манифеста его создателей Евгения Фалевича и Людмилы Барад, написанные во времена романтических надежд, видимо в 1988 году, когда театр создавался. Просто по сердцу резануло, потому что сейчас понимаешь, как они были правы: «...Кажется, навсегда забыты такие понятия, как школа, методология, ученичество, вера в художественное направление... Мы хотим иметь небольшую камерную аудиторию своих зрителей, таких же неудовлетворенных, беспокойных и ищущих, как мы. Именно поэтому мы и назвали свой театр Камерным...» Ну, и так далее.

Я не знала создателей этого театра. Но очень хорошо помню ту эйфорию, ту страстную веру в то, что теперь все будет по-другому. Романтический период закончился быстро — в 1991 году создатели «Камерного» уехали из России, а уже созданный театр взвалили на свои плечи молодой директор Алексей Пелымский и главный режиссер Виктория Мещанинова. Они и затеяли этот фестиваль. Ныне уже и Пелымский покинул этот корабль и руководит Челябинской филармонией, а Мещанинова все тащит и тянет театр и фестиваль, как бурлак на Волге. Она маленькая железная леди, изящная, стильная, хрупкая. Но с таким иногда металлом в голосе, с такой хваткой «железного Феликса», что мало никому не кажется. Иначе, я думаю, фестиваля этого давно бы не было. Каждый раз он проходит как последний. Всегда с трудом находят деньги, и всегда их мало, приходится ходить с протянутой рукой по спонсорам (фестиваль наградной). Потому что Мещанинова знает, как нужны бывают артистам хоть небольшие, но все-таки настоящие награды.

Между прочим, театры челябинские не очень известны на театральной карте России, а этот фестиваль уже давно зарекомендовал себя как достойный, грамотно придуманный, с хорошей и красивой идеей. Ему бы помочь раскрутиться, потому что свои художественные задачи он выполняет. Благодаря «Камерате» в Челябинске появились те самые «неудовлетворенные, беспокойные и ищущие зрители», о которых мечтали создатели театра. Они готовы воспринимать такие эксперименты, которые порой и критикам кажутся экстримом. (Об этом скажу попозже.)

За эти годы на «Камерате» побывала, кажется, большая часть России. Вот, города навскидку: Волгоград, Красноярск, Новосибирск, Минусинск, Нижний Новгород, Петербург, Уфа, Кемерово, Ижевск, Екатеринбург, Пермь, Магнитогорск. В разные годы на «Камерате» побывали театры из Тбилиси, Таллина, Зальцбурга, Женевы, Алматы, Еревана, Берлина, Праги. Конечно, оттуда приезжали не самые знаменитые театры, но театры живые, экспериментальные. Нынче можно пригласить кого угодно, были бы деньги. Но зато челябинские зрители раз в два года могут увидеть то, что никогда не увидели бы без этого фестиваля. Да и я, например, хоть и езжу много, но от «Камераты» подпитываюсь постоянно и безмерно благодарна фестивалю и Камерному театру за дорогие театральные впечатления.

Дело в том, что он правильно придуман. Камерный спектакль — форма совершенно идеальная для современного театра. Это возможность увидеть глаза артиста, это место для тихого сосредоточенного размышления, для наблюдения, для переживания, наконец. Хороших камерных спектаклей всегда больше, чем спектаклей большой формы. Современное дискретное сознание выражает себя в малой форме гораздо полнее и художественно полноценнее, нежели в крупных полотнах. Конечно, есть мастера эпических полотен, не спорю. Но это уже другая история.

Хорошо и то, что в Челябинске, как ни в каком другом городе, несколько подходящих сценических площадок именно для таких спектаклей. Так что есть пространство, есть зрители, есть воля маленького театра, весь коллектив которого работает на фестиваль.

На десятом фестивале была своя драматургия. В афише были предусмотрены несколько спектаклей Самарского академического театра с конкурсным спектаклем и с офф-программой. К сожалению, я приехала позже и не смогла посмотреть их.

Были дни драматургии Мартина Макдонаха: со спектаклем Магнитогорского театра «Королева красоты», Екатеринбургского ТЮЗа «Человек-подушка» и двумя спектаклями Пермского театра «У моста» «Сиротливый Запад» и «Череп из Коннемары» (последний в офф-программе).

Сергей Федотов уже снискал славу первооткрывателя Макдонаха в России. И его спектакли на фестивале подтвердили этот уверенный, мастерский подход к мрачному ирландскому юмору. Надо сказать, этот юмор присущ спектаклям Федотова в принципе, это в природе его режиссерского таланта.

В «Сиротливом Западе» поражает абсолютная подлинность существования артистов, легко и незаметно переходящих границы смешного и ужасного, высокого и низкого. Иногда кажется, что братья Конноры (Владимир Ильин и Сергей Детков) просто дебилы, иногда, что они трогательные, но малоразвитые зверьки мужского пола. Страшная серьезность, которая равно сопровождает разговоры об убийствах и о чипсах, о виски и о кризисе веры пугает и смешит одновременно.

Можно сказать, Федотов действительно нашел театральный ключ к Макдонаху, и ключ очень русский. Потому что герои пьес Макдонаха очень напоминают маргинальный мир нашего родного отечества, к сожалению, не нашедший своего Синга, Уэбстера или Макдонаха. Спектакль «Сиротливый Запад» получил награду в номинации «Лучший актерский ансамбль». Это действительно редкий случай ансамблевой игры, где трудно даже выделить кого-то.

Сложнее было Олегу Гетце, рискнувшему поставить, пожалуй, самую загадочную пьесу — «Человек-подушка» в переводе Павла Руднева. В ней Макдонах соединил все вопросы, которые он, видимо, предъявлял к искусству, и все ответы, которые он сам дал на эти вопросы. Жанр обозначен очень точно — гиньоль. Но каким был гиньоль в «Гран Гиньоле», и уж тем более, что такое этот жанр или этот прием в сегодняшнем театре — никто не ведает. Искать приходится вслепую.

На мой взгляд, все связанное с гиньольностью, безусловно присутствующей в пьесе, придумано и сыграно уж так осторожно и деликатно, с такой русской целомудренностью, что кажется робким и неуверенным. Зато отношения братьев Катуряна и Михала выстроены тонко, психологически подробно и от этого веет действительно жутью (что хорошо для гиньоля) и правдой, до того интимной и беспощадной, что становится не по себе.

Илья Скворцов в роли Катуряна и Алексей Журавлев в роли его слабоумного брата Михала играют сложнейшую партитуру братских отношений. Илья Скворцов очень тонко передает раздвоение личности героя, мягкого интеллигентного человека, сочиняющего какие-то невероятно изощренные ужасные сказки. У Михала лицо и голос полуребенка, знающего, что его любит и о нем заботится старший брат. И вдруг на какие-то секунды прорывается мужской рык, холодные и четкие интонации, и ты понимаешь, что это взрослый мужчина, что вообще-то (если верить истории Катуряна) старший брат — это он, и он действительно безумен.

В спектакле изящно и просто решено пространство: в системе зеркал, лестниц действуют и куклы и люди. Кажется, что кукольный мир повторяется, увеличившись до человеческих размеров, а дальше, наверное, еще повторения и еще отражения. Ведь зазеркалье бесконечно. В этом спектакле меня порадовал не результат, еще не вполне достигнутый, а честный художественный поиск ключа к непривычной, неизвестной у нас эстетике.

Была на фестивале и обязательная для «Камераты» петербургская нота. В разные годы на ней побывали и «Комик-трест», и Молодежный театр на Фонтанке, и «Такой театр», и «Особняк». Словом, многие петербургские театры-студии, часто такие же малобюджетные, как и театр-хозяин. В этом году фестиваль открылся спектаклем «Я — Медея» Ануя в постановке Льва Стукалова («Наш театр»). Был спектакль Алексея Янковского «Девочка и спички» Клима (Театральная мастерская АСБ) и театральная лаборатория Вадима Максимова со спектаклем «Песочница» М. Вальчака.

Медея (Е.Мартыненко) в этом спектакле — беженка, изгнанница, может быть, чеченка, в мужских ботинках и пиджаке не по росту. У нее гортанная речь, сверкающие от ненависти глаза, и рядом с ней все остальные персонажи кажутся ничтожными. Спектакль и выстроен по принципу: Медея и все остальные. Но, к сожалению, остальные мало интересны не просто как персонажи, а невыразительны актерски, хотя роли придуманы интересно.

Правда, ход с Медеей-чеченкой уже был найден когда-то в «Медее», поставленной Юрием Любимовым. Там вообще все происходило на войне и не иначе, как на Кавказе. Тем не менее, со временем ход этот стал еще более актуальным. Мы же не знали тогда, что война станет постоянной составляющей нашей жизни. Необычайно эффектен финал спектакля, когда Медея поджигает свою жалкую повозку и из-за сцены вырывается яростное пламя, которое порождено, кажется, ее собственной душой. Оно ужасает, но и очищает от ненависти.

Тема огня была как-то неожиданно подхвачена спектаклем Театральной мастерской АСБ, осуществленным в рамках проекта «Русский театральный экстрим». «Девочка и спички» в постановке А. Янковского оказалась действительно экстримом, описывать который я не берусь. Поскольку все действие происходило в кромешной тьме, которая только изредка освещалась спичками, зажигавшимися прекрасной актрисой Татьяной Бондаревой. В эти редкие минуты я включалась и понимала текст. Но хотелось разглядеть и актрису. Она красивая и талантливая. (На прошлой «Камерате» она получила награду за лучшую женскую роль.) Пока я разглядывала Бондареву, спичка гасла, и я снова переставала понимать, про что идет речь. Наверное, это такая специфическая черта: оказалось, что я ничего не слышу, когда не вижу.

Самое интересное, что зрители вовсе не разошлись в антракте, хотя актриса со сцены допускала такую возможность. Но любопытство и терпение публики «Камераты» не знает пределов. На следующий день я слышала, как женщина, уже «посмотревшая» (если так можно выразиться) этот спектакль, собиралась пойти еще раз и звала с собой подругу. Я думаю, женщины всласть могут подумать в темноте о своем, и даже задать себе экзистенциальные вопросы. Петербургская нота прозвучала, как это ни странно, наиболее ярко в спектакле «Преступление и наказание» вовсе и не петербургского, а Прокопьевского театра в постановке Ольги Ольшанской (Петербург).

Прокопьевск — это небольшой шахтерский городок в Кемеровской области. Ничем особенным его театр не был отмечен. Вдруг приехала Ольшанская, смутила артистов, загрузила их по макушку Достоевским, Бахтиным, Петербургом, замучила, истощила их нервную систему... И получился очень интересный спектакль.

Весь роман каким-то образом охвачен. Все важные темы, все мучительные вопросы, все главные события в спектакле существуют. Притом, что в нем всего трое героев: Раскольников, Порфирий Петрович и Соня. Прекрасная сценография петербургского художника Кирилла Мартынова дает точный образ сумеречного города, «предназначенного для катастроф» (по выражению Ахматовой).

Раскольников в исполнении Вячеслава Гардера настоящий петербургский студент, плохо одетый, явно голодный, с горящим взором. Такие и сейчас в этом городе бродят. В Раскольникове-Гардере (и это остро чувствуют молодые) есть какая-то мука бесприютности, безверия, неукорененности нигде и ни в чем. Вопросы, фразы, которые он бормочет, попадая в узкую щель света между двумя стенами, которые вот-вот сдвинутся и раздавят его, его диалоги с Соней — все, абсолютно все — сегодняшнее, больное, мучительное.

Острое ощущение жизни, молодости возникает постоянно (нет места пересказывать сцены спектакля). Театральная энергия бьет через край, и иногда хотелось бы, чтобы режиссер дала актерам вздохнуть и оглядеться, но нет, тотальная режиссура не оставляет им такой возможности. Но все равно восхищает то, что в таком малом замкнутом пространстве, кажется, самыми простыми средствами создано и пространство романа, и образ города, равнодушного к скитаниям и страданиям человека. Спектакль получил диплом за лучшую сценографию.

В пространстве камерного спектакля всегда заметен актер. Тоска по крупному плану, по подробностям, по ошеломляющему зрителя «эффекту присутствия» — вот что дает эта форма, вот что привлекает и увлекает всех. Но и разоблачает артиста, и обнажает иногда отсутствие смысла. На «Камерате», как всегда, было много талантливых, значительных актерских работ. Но встречались и работы саморазоблачительные.

На сей раз разочаровали любимцы и лауреаты фестиваля — театр «Zоопарк» из Нижнего Новгорода со спектаклем «ФакS» П. Марбера. Прекрасные артисты Лев Харламов и Олег Шапков существовали в спектакле то ли в несвойственном для их возможностей почти эстрадном жанре (может быть, это я не понимаю, что такое «квадрокомедия»), то ли спектакль не задался. Но зато я открыла для себя в роли Алисы талантливую молодую актрису Екатерину Суродейкину, наблюдать за которой было просто наслаждение еще и потому, что все было рядом, близко и подробно.

Известный в России «Тильзит-Театр» (г.Советск) показал спектакль «Отпуск без мужчин» по пьесе «Женщинам нравятся любовные письма» Р. Джордано. В газете «Тильзитская волна» я прочитала следующий текст: «Одни увидели здесь детектив, творимый женщинами-вамп, другие мистику чувственных ощущений, третьи — одиночество, тоску и отчаяние, невозможность вырваться из порочного круга бездуховности».

Я, видимо, принадлежу к четвертым, которых в зале оказалось много: я почувствовала тоску и отчаяние от невозможности вырваться из спектакля, жанр которого обозначен режиссером Анатолием Ледуховским как «игровая модель пьесы». Почему игровая? И может ли быть в театре неигровая модель? Я так много видела спектаклей этого театра на кассетах и дисках, так хотела увидеть лица прекрасных актрис «вживую», а их закрасили, надели на них заячьи уши, заставили говорить какими-то нечеловеческими голосами.

И почему этот режиссер так ненавидит женщин? Вопрос остался без ответа. Но я пишу об этом вовсе не для того, чтобы кого-то разоблачать. Фестиваль есть фестиваль, на нем всегда много разного — это разное и создает контекст. И заставляет задуматься о сегодняшней театральной реальности. Конечно, хороших и даже выдающихся актерских работ было гораздо больше. Поразила Надежда Лаврова в роли Морин (спектакль Вячеслава Кокорина «Королева красоты» Макдонаха в Магнитогорском театре драмы). Это удивительно честная, психологически тончайшая работа актрисы. Удивило актерское бесстрашие и готовность к эксперименту Татьяны Бондаревой («Девочка и спички») и артистов Камерного театра (хозяева скромно вывели себя из конкурса, показав на закрытии «Парадоксы преступления», пьесу Клима опять же в постановке А. Янковского). Встревожил виденный ранее спектакль «Момо» («Господин Ибрагим и цветы Корана» Э.-Э.Шмитта) екатеринбургского театра «Волхонка», с интересными актерскими работами, который разваливается без присмотра режиссера. В очередной раз поразил Олег Ягодин в роли Гамлета («Коляда-театр», Екатеринбург), Иван Маленьких в роли отца Уэлша в «Сиротливом Западе».

Приз за лучшую женскую роль получила народная артистка РФ, лауреат Госпремии Галина Саламатова, сыгравшая Бабушку в спектакле Красноярского драматического театра «Похороните меня за плинтусом» П. Санаева в постановке Алексея Крикливого. Моложавая красивая женщина, нацепив на себя огромные бока и накладной бюст, играет знакомое многим домашнее чудовище, находя в Бабуленьке невероятное количество смешного, трогательного, нелепого, иногда омерзительного, одновременно и судя и оправдывая свою героиню. Играет буквально «на носу» у зрителя, ни разу не сфальшивив, нигде не перейдя за грань театральности.

Награду за лучшую мужскую роль получил Евгений Пеккер в спектакле пермского Молодежного театра «Новая драма» «Облом оff» по пьесе М. Угарова. У Пеккера странная судьба. Несколько лет назад, еще при М. А. Ульянове, он был приглашен в Театр им. Евг.Вахтангова. Но что может играть молодой артист из провинции, у которого «локти не выросли», в этом театре? Вот он и ездит иногда в родную Пермь «реанимироваться». Здесь его педагог и создатель театра «Новая драма» Марина Оленева счищает приобретенные в столице штампы, он перестает «хлопотать лицом» и чудесно, тонко играет Обломова. Новый вахтанговский художественный руководитель Римас Туминас его, конечно, «не видит». Да и разве разглядишь лирического артиста, имеющего хрупкий дар школы «переживания», в созвездии Вахтанговского театра?

Об этом спектакле я писала несколько лет назад. (Он был показан на фестивале «Новая драма» в Петербурге. Сейчас театр создал новую версию.) Многие критики раньше советовали Оленевой обратиться к первоисточнику. А по прошествии нескольких лет оказалось, что пьеса — совершенно самостоятельное произведение, имеющее собственный художественный смысл. Из спектакля ушел стеб, ушли черты капустника, жесткость режиссерского рисунка. Он обрел драматизм, пронзительность интонаций, а Евгений Пеккер играет теперь действительно «цельного человека», страдающего от своей цельности, несовместимой с жизнью. Что-то он понял в Москве, может это и горький опыт, но зато он оказался плодотворным для роли. А Марина Оленева получила награду за лучшую режиссуру.

Главную награду «Камераты» за лучший спектакль получил «Гамлет», нашумевший, скандальный «Гамлет» «Коляда-театра». Конечно, его принимают далеко не все. Часть зрителей в возмущении покинула зал. А молодые (я встречалась с молодыми журналистами, студентами) говорили о том, что для них это главное событие фестиваля, что это потрясение, которое перевернуло их представления о театре. Я думаю, в восприятии этого спектакля-манифеста разными возрастными группами действительно есть некий водораздел.

О «Гамлете» много написано, и нет возможности говорить о нем подробно. Я видела его уже в четвертый раз и в очередной раз поразилась страстности авторского высказывания. Ведь на той же «игровой модели» пьесы Джордано ты сидишь и думаешь: а для чего все это? Что хочет такое важное сказать тебе режиссер Ледуховский или кто-то другой, без чего ты не можешь обойтись? Почему ты должен сидеть в зале несколько часов? Да очень часто — ничего он тебе не хочет сказать. Просто ты являешься безучастным зрителем его игр с собственным разумом, иногда очень куцым.

А есть спектакли, которые как будто стучат в твою грудь, довольно больно стучат, требуя немедленного ответа. Кто-то отзывается. А кто-то инстинктивно защищается от грубых, неприятных для эстетического слуха режущих звуков. Их можно понять: всякий человек имеет право прийти в театр, чтобы приятно провести вечер.

А здесь — ничего приятного. Здесь отвратительный мир то ли босховских уродов, то ли современных дикарей. Здесь то ли конец цивилизации, то ли новое начало после ее конца. От мира ничего не осталось, кроме мусора, пивных банок, растиражированных Джоконд, чьи многочисленные улыбки кажутся страшной насмешкой, даже издевкой гения. Здесь дерутся не на шпагах, а на удавках, здесь молодой человек по имени Гамлет (один из самых талантливых российских артистов Олег Ягодин) в одиночку пытается пробиться к человеческому в себе. Ценой своей жизни, конечно. Когда на католическом кресте, сложенном из костей и копыт, он выкрикивает свой монолог «Быть иль не быть» (тоже ведь поруганный и высмеянный попсой), к затертому великому тексту возвращается смысл. Здесь вообще происходит возвращение смысла. Может, и не прирастание, а просто — Возвращение. Разве этого мало? Мы могли бы дать этому спектаклю много призов, но это всегда означает одно — «Гран-При». И это было единодушным решением жюри.

«Камерата» интересна еще и своим «послевкусием». Есть фестивали, демонстрирующие результат, проходящие под лозунгом «За новый рост дальнейшего подъема». «Камерата» всегда оставляет зазор между тем, что есть, и тем, как должно бы быть. Ее спектакли провоцируют на размышления, а не на оценки. И в этом, как мне кажется, и есть главный смысл этого фестиваля.

Фото предоставлены Челябинским Камерным театром

Фотогалерея