Самара. Донжуановский контекст

Выпуск № 6-146/2012, В России

Мольеровский «Дон Жуан», появившийся на сцене Самарского академического театра драмы им. М.Горького - событие знаковое. Поскольку эта пьеса никогда еще не ставилась в этом городе. Да и во всей истории нашего театра ее появления были единичными. Например, между самыми известными русскими постановками - мейерхольдовской (1910) и эфросовской (1973) - прошло больше шестидесяти лет, а эфросовская для современников, видевших ее, стала эталоном великого спектакля по Мольеру. Работая над диссертацией о режиссуре Анатолия Эфроса, я сама по многу раз пересматривала «Дон Жуана» на Малой Бронной, фиксируя его во всех тонкостях композиций и мизансцен.

Автор сценической версии и постановщик самарского спектакля - известный болгарский режиссер Александр Морфов, хорошо известный нам по московским и петербургским спектаклям и уже ставивший «Дон Жуана» в Болгарском Национальном театре им. И.Вазова, в Санкт-Петербургском театре им. В.Ф.Комиссаржевской и в Израильском театре «Гешер». Самарский театр купил права на инсценировку и авторскую постановку, которую перенес на сцену художественный руководитель театра Вячеслав Гвоздков, давшим спектаклю новое рождение и новую жизнь. Все, конечно же, не случайно, в том числе и то, что Гвоздков, человек русско-болгарского происхождения, ощутил свою родственность этому темпераментному сочинению.

Конечно, все морфовские «Дон Жуаны» по-своему разные, отмеченные географическими особенностями места и актерского менталитета. И самарская постановка, в свою очередь, стала примером того, как в фиксированный рисунок спектакля влилась эксклюзивная энергетика его нынешних исполнителей. Ведь Гвоздков дал возможность пройти через пьесу всей молодежи своей труппы, большая часть которой - его собственные ученики. Именно они «зажигают» пьесу и делают спектакль произведением самарского контекста.

Знатоки мгновенно почувствуют отзвук эфросовского спектакля в нынешнем «Дон Жуане». И в сценографическом образе, и во всем его духе. Прямоугольный ангар, в котором происходит действие (его придумал художник Александр Орлов), неуловимо напоминает полуразрушенный амбар Давида Боровского с цветной розеткой посередине и целующимися голубями на крыше, с темной фактурой окружающего пространства и строгим сумеречным светом. Для Эфроса мир героев Мольера был неподвижен, темен, непознаваем. «Люди борются, страдают, люди пытаются что-то понять, а мир остается прежним, он холоден к их попыткам понять его... И вот среди дощатых стен Боровского, среди застывших голубей в застывшем пространстве Эфрос играет спектакль, где герои порой трогательно нелепы, порой трагически остервенелы, порой просто устали в своем тщетном поиске абсолютной истины», - писал К.Гинкас («Сверять по замыслу». - Художник, сцена. Сборник статей. М., 1978, с.17-18).

Как и в эфросовском спектакле, в действиях наших героев ощутимо подспудное подозрение о высшем смысле бытия, неотвратимости суда и возмездия. А в музыке Моцарта - незримое присутствие чего-то надмирного. К финалу возвышенная и пугающая атмосфера надвигающегося возмездия побеждает, неся просветление. В красивом спектакле Морфова деревянные стены, замыкающие пространство, еще и распахиваются в глубину - открывая космически-черную бесконечность, «вечности бездну».

Впрочем, «философское пространство» самарского спектакля (с его гигантскими стульями, возносящими человека ввысь, и сыплющимся с неба «песком вечности») наполнено яркой энергией игровой стихии, несущей сюжет вперед со скоростью нынешних ритмов. На сцене царит отчаянный и разбитной мир, а широкое пространство игры наполнено карнавальным куражом и блеском. Сочные авантюрные сцены не дают нам расслабиться ни на секунду - и мы несемся в этом сюжете, как в лихом аттракционе.

Соблазнение донны Анны сменяется убийством Командора, а следом - утренним пробуждением Дон Жуана в ванной: его купают, бреют, освежают, делают ему маникюр и массаж - приводя в чувство после бурных ночных похождений. (Одновременно Сганарель - Владимир Сапрыкин не прекращает с ним свой вечный философский спор.) Далее Дон Жуан цинично изгоняет соблазненную им Эльвиру (Надежду Якимову) - уже готовясь похитить из-под венца новую жертву. Является его отец Дон Луис (Олег Белов) с надоевшими увещеваниями - и отец тоже осмеян и изгнан прочь. А теперь уже наш герой в Испании, где обещает жениться на всех подряд - Шарлотте (Нине Лоленко), Матюрине (Владе Филипповой) и других девицах - которых он обрызгивает из бутылки шампанского, посылая слова любви всему женскому полу... Уезжает со Сганарелем на велосипеде в дальнейшие странствия - где нищий (Олег Белов), не осквернивший креста даже за подаяние, преподает ему урок истинной веры. Заявляется в гробницу Командора и осуществляет свое знаменитое приглашение на ужин...

Все это разыгрывается авантюрно и живописно, эффектные картины жития Дон Жуана разворачиваются перед нами как сверкающий калейдоскоп. Размах композиций кружит голову, сценический воздух экспансивно осваивается по вертикалям и диагоналям... А действие насмешливо соткано сочетанием фарса и драмы, комедии и философии - отражая типичные метания меж земным и небесным, свойственные человечеству.

Второй акт - «сомнение и раскаяние» великого грешника. Дело движется к развязке, и нам уже кажется, что духовное спасение Дон Жуана совсем близко. Вот он, в трагической позе, застыл в кресле, вознесшем его ввысь, поближе к Богу. Он впервые надевает на себя крест и даже крестится и готовится к исповеди... Но, поняв неизменность собственной натуры, злобно срывает с себя личину страдальца, швыряет на землю крест - вновь становясь торжествующим богохульником. В довершение всего насилует Эльвиру, убивает ее брата, изгоняет своего верного Сганареля. И остается один на один с самим собою и небом, с высот которого на него обрушивается, как кара небесная, столб песка, «песка вечности», в котором он и застывает - нераскаявшийся, непреклонный...

Портрет самого Дон Жуана, сыгранного Денисом Евневичем, прибережем к концу, оставив его на сладкое - поскольку именно его личность и являет ось всего спектакля. Кто же он, нынешний роковой обольститель?

Вспомним: у Эфроса в исполнении Николая Волкова он был философом, человеком зрелым, давно уже догадавшимся о хаосе мирового устройства - но упорно пытающимся проникнуть в тайные законы бытия. Со временем этот герой на сцене очень помолодел. Что ж, времена разительно меняются, а с ними меняются и личности - не только их масштаб, но и структура. Наш сегодняшний Дон Жуан в исполнении Дениса Евневича - это молодой современный оболтус. Который и сам еще толком не знает, кто он, который далек от внятного понимания себя самого. Его лицо и нам, пожалуй, сложно запомнить: оно похоже на тысячи современных лиц, которые мы встречаем повсюду... Он еще не оформился как личность - но цинизмом безверия уже исполнен. Ему все позволено и все доступно, а бессознательное желание «жить круто» и «всех иметь» отразило новый современный психотип. Да, он наш парень, наш!

Его ленивый и наглый, спящий во сне душевном ум ничем не озабочен, кроме удовлетворения сиюминутных импульсов. Как Бэтмен, он летает по миру в праздных путешествиях и забавах. Он ничем не томится - он просто не знает, чем себя занять в этой жизни. Он статен и крепок, а взгляд его холоден и ленив. И этот «плейбой», человек с непроснувшейся совестью - типичный продукт XXI века, произведшего необратимые изменения в нашем сознании.

Денис Евневич органично явил нам эту «игру на понижение», стерев великий архетип демонического образа и начав создавать его современную мифологию.

Фото предоставлены Самарским театром драмы

Фотогалерея