"Заговор чувств" против колбасы (Центр драматургии и режиссуры)

Выпуск № 6-146/2012, Премьеры Москвы

"Заговор чувств" против колбасы (Центр драматургии и режиссуры)

«Она прошумела мимо меня, как ветвь, полная цветов и листьев»... Так сказать может только поэт.

«Нет ли девушки, которая объелась колбасой и сошла с ума от любви?»... Так сказать может только колбасник.

«Любви не должно быть», - говорит девушка, в которую влюблены и поэт, и колбасник.

«Новый человек должен быть абсолютно рационалистичен», - утверждает та же девушка, которая сама влюблена в колбасника.

Такой вот любовный треугольник в пьесе, которая начинается с ремарки «Действие происходит в наше время в Москве». Называется она «Заговор чувств» и создана Юрием Олешей на основе его романа «Зависть». Этот писатель прославился своей пророческой проницательностью: он как бы предопределил проблему, которая актуальна до сих пор, проблему перестройки сознания, создания новой этики, проблему, неизбежно связанную с переустройством общества - и в социальном плане, и в психологическом. Об этом писал еще П.А.Марков в предисловии к изданию пьес Ю.Олеши.

«Заговор чувств» - не инсценировка, а отдельное произведение. Тема, обозначенная в названии романа, здесь значительно расширена - автор берет чувства в целом, включая в их понятие все содержание духовной жизни человека в переломную эпоху. То, как конфликт, вскрытый в этой пьесе, обнаруживается с новой силой в наше время, тоже «переломное», Ольга Субботина показывает в своем спектакле, поставленном в Центре драматургии и режиссуры А.Казанцева и М.Рощина.

Трагизм смены эпох в том, что люди не входят в новую естественно и легко, многие ломаются, а то и гибнут. Именно в таком положении находится Николай Кавалеров (Павел Мамонов), 27-летний интеллигент, оказавшийся без работы и постоянного жилья. От старого мира у него остались только чувства, которые он агрессивно проявляет, за что частенько бывает бит случайными собутыльниками. Но вот случается чудо: Кавалерова, валявшегося у входа в пивную, подбирает проезжавший мимо на автомобиле Андрей Бабичев (Владимир Скворцов), глава пищевого треста, и привозит к себе домой.

Спектакль начинается с того, что Кавалеров просыпается в бабичевской квартире. Он словно попадает в новый мир, где ему явно нравится, но очень быстро приходит понимание, что введенные здесь «сканеры доступности» не считывают его «кода». Узнав, что хозяин приютил его лишь на время (ему нужно что-то перевести с английского), Кавалеров пытается заинтересовать его собой и выдает несколько очень даже поэтических монологов, открыто намекая на то, какая у него тонкая душевная организация, какое богатое воображение. Но Бабичев-Скворцов, закончив делать гимнастику, тут же садится за ноутбук и надевает наушники. Ему некогда слушать «язык мертвых»: глава пищевого треста занят изобретением нового сорта колбасы, настолько дешевой, что она будет доступна всем. Но колбаса - это только первая ступень. Бабичев лелеет идею создания фабрики-кухни, где все люди будут есть одну пищу в одной общей столовой (ну, чем не «Макдоналдс»?). Декорация предельно скупа, но сценограф Анастасия Глебова не пожалела места посередине сцены для огромной стеклянной стены, где начертан план будущего сооружения под названием «Четвертак». Бабичев так вдохновляется этим планом, что стоит ему зайти за стекло, как он начинает парить над землей, правда, не очень высоко. При этом звучит музыка Вагнера, подчеркивая величие момента.

У Кавалерова на многое открываются глаза, у него просыпаются амбиции. Он вспоминает, что с детства мечтал о славе... «Я хочу сиять так, как сиял сегодня Бабичев. Но новый сорт колбасы меня не заставит сиять»... Однако новые хозяева жизни даже параметры славы изменили. Колбасник - герой нового времени. Не полководец, не писатель, не ученый, а колбасник.

Павел Мамонов наделяет своего героя целым калейдоскопом человеческих чувств. Тут и зависть (но скорее это неудовлетворенная жажда справедливости), тут и ненависть к новым хозяевам жизни, в которой Кавалерову не осталось места. Тут и жалость к себе, когда он заявляет, что может покончить с собой. Но бесчувственный «тупой сановник» над этим только посмеивается. Он даже не обижается, когда Кавалеров в открытую обзывает его «колбасником»: слишком ничтожен обидчик.

Масла в огонь подливает появление Вали (Светлана Устинова), в которую Кавалеров уже успел влюбиться. Но юная девушка влюблена в Бабичева, хотя тот старше ее на 20 лет. Кавалеров убежден, что влюблена Валя не в Андрея, а в его социальный статус и что Бабичев, не способный на чувства, испытывает к ней лишь половое влечение. Обвинив «колбасника» в разврате, Кавалеров бросает ему вызов: «Мы повоюем. Мне 28, а вам 40». И тут он неожиданно находит себе союзника в лице брата Андрея Бабичева Ивана (Илья Ильин) - тот тоже ведет борьбу за Валю, которая в детские годы жила у него в качестве приемной дочери.

Ильин появляется в старомодной нелепой шляпе-котелке, в руках у него подушка, на которой в детстве спала Валя. Но эта «современная» девушка уже переняла новый менталитет и никаких чувств не проявляет. Иван с горечью констатирует: «Женское было славой старого века... Я думал, что женщина - это наше, что нежность и любовь - это только наше. Но вот... я ошибся... Валя ушла к нему».

Женщина испокон века считалась хранительницей домашнего очага. А пафос создателя «Четвертака», одного из вождей новой эпохи, заключается в том, чтобы с помощью машинизации освободить женщину от домашнего рабства и таким образом сделать ее равной мужчине. Поэтому именно против Андрея направлен «заговор чувств», вождем которого провозгласил себя Иван, в отличие от Кавалерова отнюдь не стремящийся стать сыном нового века с его деловитостью и практицизмом. Казалось бы, у Ивана должно быть сходство с Кавалеровым, но в мирной обстановке на Ивана больше похож его брат, особенно, когда Андрей машинально нахлобучивает себе на голову Иванов «котелок». Это действительно братья. И неспроста наделены столь говорящей фамилией: и в том, и в том есть что-то «бабье». Во всяком случае, слова у них резко расходятся с поступками.

Ильин не скрывает иронии, когда говорит о «старинных чувствах», которые якобы считает прекрасными: его персонаж в них уже разуверился и надеется только на те, которые сам же называет пошлыми, - особенно ярко это проявляется в сцене в коммунальной квартире, где он провоцирует убийство на почве ревности. Бабичев-Ильин уверяет Бабичева-Скворцова, что даже изобрел машину (символично название: «Офелия»), которая способна развратить все машины нового века, наделив их этими чувствами. Машина так и не появится, но здесь нужно помнить, что театр Олеши - театр поэтический, и в нем главную роль играет метафора. Вместо «Офелии» Иван поднимает против Андрея целую толпу «пошляков», противников нового мира.

Конфликт братьев превращается в поединок эпох. Не столкновение людей, а столкновение идей. Иван - такой же фанатик идеи, как и его брат. Они - два вождя, причем взаимоисключающих друг друга направлений, что приводит к определенным выводам. Андрей об Иване: его надо расстрелять. Иван об Андрее: его надо убить. Так кто же из этих братьев Каин, а кто Авель? Поначалу в роли Каина вроде бы выступает Иван. Он понимает, что его время ушло, но сам уйти хочет «с треском, чтобы оставить шрам на морде истории», а главное - отомстить Андрею, который, как он считает, отнял у него все. В качестве мстителя избран Кавалеров с его бритвой: после того, как в ответ на признание Вале в любви он получает от нее пощечину, этот безобидный романтик превращается в послушное орудие в руках Ивана Бабичева.

Но постепенно выясняется, что персонажа Скворцова, по сути, не за что убивать: томик Шекспира, оставленный Кавалеровым, оказался опаснее бритвы. Прочитав его, «колбасник» понял, что влюблен в Валю. Увидев Скворцова-Бабичева в новом качестве, сразу вспоминаешь великолепный спектакль «Облом-off», где актер блистательно сыграл заглавную роль. В данном случае его персонаж - это Обломов, который вдруг обнаружил в себе другую крайность: стал невероятно деятельным. Но, превратившись в сфере социальной деятельности в Штольца, в личной жизни он так и остался Обломовым. Индивидуальность актера как нельзя лучше ложится на эту роль: внешне «железный» и даже карикатурный «колбасник», поначалу обеспокоенный только своим излишним весом, с плохо скрываемым ужасом обнаруживает в себе нежную поэтичную душу. Но ярый противник чувств не в состоянии в них разобраться. И когда Валя, не подозревая о подобной метаморфозе, ночью приходит к нему, Скворцов-Бабичев настолько теряется, что начинает консультироваться по телефону с Соломоном Шапиро (Григорий Данцигер). Кто такой Шапиро, предоставлено догадываться зрителю, но в спектакле это никак не скромный зав. производством, каковым заявлен в пьесе.

Валя в отличие от мужчин очень немногословна. Да и верит ли героиня Устиновой в то, что говорит Соломону Шапиро об «институте человеческих чувств» с фантасмагорическими «машинами счастья»? И вправду ли считает любовь феодальным пережитком?.. Она срывает с головы Андрея братний котелок и, казалось бы, снимает все вопросы, дав понять, что пришла с определенной целью: «Я лучше, чем твоя колбаса». Но как сочетать то и то?.. «Что мне делать, Соломон Давидович?» - в отчаянии взывает Андрей.

Не меньший раздрай царит и в душе Кавалерова, это наглядно проявляется в сцене сна. Последователи Фрейда считают, что сновидение - медицинская карта человека, т.е. его гипертрофированное настоящее. Во сне все смешалось: и платоническая любовь к Вале, и чисто сексуальное чувство к своей бывшей квартирной хозяйке Анечке (Наталья Моргунова), дебелой, рыхлой вдове, которая в минуты просветления вызывает у него омерзение. Валя на роликовых коньках. Андрей Бабичев на джоли-джамперах. Какие-то пляшущие мужчины в женских париках. И над всем этим царит Соломон Шапиро в белом медицинском халате.

Не менее абсурдна и следующая сцена («Вечеринка в «Четвертаке»), чем-то напоминающая Тайную вечерю, где сотрапезники Ивана, провозгласившего себя «королем пошляков», коллективно осуждают Андрея на смерть. Кавалеров, которому определена роль «наемного убийцы века», уже не в силах сопротивляться: «Мне все равно. Я сумасшедший. Это сон? Помогите мне проснуться!»

Именно благодаря «пошлякам», подставившим ему плечи, он со своей бритвой вскарабкивается на второй ярус стадиона (своего рода вип-ложу), где Андрей Бабичев и Валя перед началом футбольного матча устраивают презентацию нового сорта колбасы.

Финальную сцену Субботина переносит в другой зал, тем самым словно отрывая кусок пьесы и перемещая его в другое измерение, где авторский текст уже не властен. Зрители проходят через фойе, там их угощают леденцами фирмы «Четвертак». Режиссер активно использует элементы хэппенинга, предлагая интерактивный способ общения, чтобы спровоцировать зрителей к действию: им самим придется решать, кто в этом спектакле победитель, а кто побежденный. В пьесе ответа нет. Еще Михаил Пришвин в свое время отметил, что Олеша попросту «зажевал финал», не развязав ни ситуации, ни отношений. И вот как режиссер разобралась с этим гордиевым узлом.

На стадионе Скворцов-Бабичев сбивается, путается, злится на себя, вымещая настроение на своих сотрудниках. Он не расстается с бутылкой и пьет прямо из горлышка. Но, когда произносит официальную речь, получается легко и складно. «Да вы поэт!» - удивляется Хартман, пищевик из Берлина. Но фокус в том, что для речи, прочитанной по бумажке, заимствованы мысли и образы из монолога Кавалерова. И стоило что-то добавить от себя, как немец тут же изменил свое мнение: «О, господин Бабичев, вы похожи на ребенка».

Скворцов-Бабичев и в самом деле напоминает капризного ребенка, который ждет не дождется, когда же принесут его любимую игрушку. И вот Шапиро наконец-то приносит колбасу, но, когда открывают крышку термоса, оттуда валит пустой пар. Испарилась? Или вовсе не было?.. Общедоступная, дешевая колбаса - это утопия. Может, на бумаге и была, но в реальности невозможна. Как и всякая утопия. Однако окружающие делают вид, что все в порядке. Лишь герой-колбасник немеет от неожиданности и оказывается беззащитным перед Кавалеровым, который держит бритву в руке. Но рядом Валя, одним движением отводит руку «убийцы века». Омоновцы забирают у Кавалерова бритву, хватают Ивана Бабичева и уводят его. Шапиро достает пистолет, идет следом. Мы слышим выстрел.

Этого выстрела нет в пьесе (как, впрочем, и испарившейся колбасы, и омоновцев). Иван убит: поднявший меч от меча и погибнет. А на Андрее отныне Каинова печать. Но Валя берет его, как ребенка, за руку - Бабичев-Скворцов сразу успокаивается. И они вместе со свитой поворачиваются спиной к зрителю и смотрят на футбольное поле, где будут разыгрываться совсем другие страсти.

Если до финальной сцены Устинова изображала Валю еще сохранившей девичьи черты (в облике и в одежде, открывающей «колени, похожие на апельсины»), то здесь она в брючном костюме, сразу же сделавшем ее взрослее, строже, жестче (более жесткая, чем даже Андрей предполагал). Т.е. женщина-лидер - естественный посредник, используемый новой эпохой для аутогенетического обновления мужчины - деятеля истории. Сильная женщина против женственного мужчины - еще один фокус этой новой эпохи. Образ, созданный актрисой, может показаться статичным, но так он выписан у автора (неспроста еще во времена Ю.Олеши Валю сравнивали с шахматной фигуркой). Во всяком случае, ее героиня ничуть не проигрывает на фоне сложнейших персонажей Скворцова и Ильина.

В отличие от Бабичева у Кавалерова вполне мужская фамилия: русское «кавалер» происходит от французского cavalier, что в средние века имело одно значение - рыцарь. Но эпоха «рыцарей» давно прошла, из него не сделать то, чего хочет Валя, - он жаждет личной славы, не вписывающейся в государственную систему. А Бабичев со своей «колбасной» славой великолепно в эту систему вписывается. Но если он изменит Системе, Шапиро, выступающий в роли чистильщика, столь же хладнокровно расправится с ним, и эту руку уже и Валя не отведет.

А что ждет Кавалерова? Здесь два варианта: либо роль приживала у мужеподобной Анечки (гротескный вариант Вали), либо психушка. Но если вспомнить, что в своем сне он видит Шапиро в белом халате, вероятнее второй вариант. Тем не менее, именно Кавалеров дает итоговую оценку всему происходящему: «Я хочу быть слепым, чтобы не видеть вас... вашего праздника... вашего мира...».

Не могу не отметить молодого Павла Мамонова, который великолепно сыграл своего ровесника (и современника), пытающегося состояться, осуществить свое человеческое предназначение независимо от тех бредовых и губительных систем, которые нам навязывают вот уже в течение столетия. Если мир отвергает отдельного человека, он должен протестовать против этого мира, против любой политической системы независимо от того, тоталитарная она или же «демократическая».

Эту Систему тонко и умно, нигде не переходя чувства меры, спародировал Григорий Данцигер, создавший образ ее хранителя, человека без чувств. Его Шапиро внешне добродушен, даже обаятелен. Но внутри - это механизм, который никогда не дает сбоев. Он не выронит из рук пистолет, как Кавалеров бритву. Здесь мы также сталкиваемся с метафорой, но уже не авторской, а придуманной режиссером.

Чувствуется, что Субботина изначально понимала, что именно метафора является единицей измерения искусства Юрия Олеши, и в этой стилистике поставила свой спектакль. Неудивительно, что он получился сложным для зрительского восприятия. Метафора показывает нам то, мимо чего мы проходим, не поняв значения того, мимо чего проходим. Поэтому и сценография в спектакле предельно скупа - чтобы бытовые реалии не отвлекали внимания. В основном ограничились знаковыми предметами, не привязанными к определенной эпохе. Правда, на мой взгляд, современного все-таки многовато, а такие детали, как, например, появление портрета Барака Обамы, когда речь заходит об Отелло, - явный перебор. И откуда вдруг взялся у ярого апологета общепита Андрея Бабичева домашний борщ, которым он кормит своего брата?.. Но по большому счету такие мелочи не портят общего впечатления.

Ну а напоследок о главной метафоре, которая обозначена таким простым, даже примитивным словом - колбаса. Почему именно эту метафору выбрал Юрий Олеша? В связи с этим мне вспомнился плакат времен НЭПа, когда, по словам Ильи Эренбурга, «брюхо было не только реабилитировано, но возвеличено». Плакат гласил: «Нет на свете краше птицы, чем свиная колбаса». Вот так птицу-тройку - поэтический символ России ХIХ века - заменили на колбасу. И на весь советский период именно она стала символом материального благополучия и продолжает таковым оставаться и в наше время, превратившееся в эпоху потребления.

Фото Михаила Гутермана

Фотогалерея

Отправить комментарий

Содержание этого поля является приватным и не предназначено к показу.
CAPTCHA
Мы не любим общаться с роботами. Пожалуйста, введите текст с картинки.