Один день из жизни Льва Николаевича

Выпуск №4 - 114/2008, Гости Москвы

Один день из жизни Льва Николаевича

В последнее время зритель отвык от длинных спектаклей. Современные пьесы рассчитаны, в основном, часа на полтора, да и классику зачастую ставят как дайджест или как фантазию на тему. Сложилось негласное мнение, что спектакль длиною в полдня может себе позволить только живой классик вроде Додина или Някрошюса. Масштабность — свойство их режиссерского почерка, а их актеры умеют это свойство реализовать на сцене.

Но вот в Москву, в Театральный Центр «На Страстном», приехал известный питерский режиссер Григорий Козлов со своими учениками с третьего курса СПбГАТИ. Совсем недавно эти ребята блеснули на фестивале студенческих спектаклей «Твой Шанс», где их подробный, многолюдный спектакль по сценам из «Ямы» Куприна смотрелся очень сильно. На этот раз нам показали «Идиота». Вообще, педагогическая деятельность Козлова известна и успешна: его ученики еще в студенческих работах производят впечатление своим профессионализмом и сложностью работ, а учебные спектакли иногда перерастают масштаб аудитории и продолжают жить на профессиональных подмостках.

«Идиот» идет 4,5 часа, состоит из трех актов. Сюжет спектакля — это один день из жизни князя Льва Николаевича Мышкина, возвращающегося на родину из Швейцарии. Действие начинается в поезде и заканчивается в доме Настасьи Филипповны на именинах.

Режиссер взял фрагмент романа Ф. М. Достоевского и воспроизвел его без купюр, практически целиком — с огромными монологами, со всеми персонажами, тщательно проработав даже второстепенные связи. Наверное, режиссером руководили педагогические цели: всем студентам, которых на курсе более двадцати, нашлись роли, всем была дана возможность создать полноценные образы, пусть и в эпизодических ролях; студенты учились работать с огромными объемами сложного текста, выстраивать непростые отношения между героями порою с маниакальной дотошностью. Но спектакль интересен и зрителю — классический текст, воспроизведенный целиком, с подзабытыми деталями, помноженный на живость и достоверность характеров, на умение рассказать историю, не теряя философский смысл, обеспечили неусыпное внимание зала.

В начале спектакля все герои, выстроившись в шеренгу на авансцене, делают решительный шаг вперед, как будто приглашая зрителей к соучастию в этой истории. Приемы оформления, которыми создается атмосфера той или иной сцены, незамысловаты, но изящны: стук колес, тени безликих пассажиров за полупрозрачным занавесом, мелькающие огоньки — Мышкин едет в Санкт-Петербург со своими случайными попутчиками — Лебедевым и Рогожиным. Очень жаль, но ни сами питерцы, ни ТЦ «На Страстном» не проследили за тем, чтобы отметить исполнителей в программках, поэтому придется говорить об интересных актерских работах анонимно.

Образ Рогожина, на первый взгляд, вполне традиционен — грубый полушубок, отороченный мехом, лихое лицо с шальными глазами, неаккуратная борода. Но, слушая его дорожную исповедь, понимаешь, что душа его далеко не столь груба и однозначна, как его внешность. Он хорошо разбирается в людях — не зря же сразу почувствовал разницу между Мышкиным и Лебедевым; страсть его к Настасье Филипповне не затмила нежности и сочувствия к умершему отцу, да и страсть эта ему не в радость — как подкошенный падает он на колени, увидев благосклонность возлюбленной к князю.

Неоднозначность свойственна и другим персонажам спектакля. Например, интересный получился Фердыщенко. Он, конечно, смешон в своем паясничанье, но далеко не клоун. Скорее, фигура трагикомическая. «Скажите, разве можно жить с фамилией Фердыщенко?» — он произносит так, что невольно вспоминается чеховский Соленый — неразвитая, ущербная, но страдающая от своего несовершенства душа. Он циник и провокатор, но гораздо честнее всей шайки сладострастных мужчин, вьющихся вокруг Настасьи Филипповны. Ему, может быть, единственному (после Мышкина) жаль ее по-настоящему.

О каждой роли здесь есть, что сказать. Даже о служанке, подслушавшей за кулисами проникновенный рассказ князя о несчастной Мари. Она выбегает заплаканная, неловко роняет поднос, не в силах скрыть своих чувств. А в следующий раз выйдет причесанная, с новой ярко-синей лентой в волосах, с сияющими глазами — одним словом, влюбилась.

Разными и живописными получились два семейства — Епанчины и Иволгины. Даже визуально подчеркнуты их различия: мебель в доме Епанчиных, платья дочерей и княгини — все в белых тонах, цвет Иволгиных — черный. В доме Епанчиных царит любовь и радостное легкомыслие — сестры танцуют, смеются, подшучивают над матерью; в доме Иволгиных — скорбь, бедность и мучительное ощущение оскорбленной чести. Особенно обращает на себя внимание актриса, играющая Нину Александровну, мать семейства. Всегда в строгом темном платье, с уложенной прической, негромкая, она — настоящая хранительница очага. С любовью и сочувствием, без единого упрека, опекает она полусумасшедшего пьяницу-мужа; с молчаливым достоинством держится, когда в дом врывается вульгарная Настасья Филипповна и пьяная банда Рогожина; сносит вспышки несправедливой злобы Гани, деликатно пытаясь уберечь его от позорного брака и непременно несчастной жизни. Но, играя это воплощенное достоинство, актриса и о человеческой слабости не забывает — нет-нет, да и кинется в изнеможении в объятия дочери, единственной своей опоры, или вдруг засуетится улыбчиво перед ее женихом — надменным Птицыным.

Князя Мышкина, как и других персонажей спектакля, играют в три состава. Наверное, у каждого исполнителя этой роли получается свой, особенный Мышкин, но тот, которого мы увидели в Москве 24 сентября, был одновременно и традиционным, и необычным. С одной стороны — худенький, бледный, с заостренными чертами лица, в бедном, но чистеньком костюме, в нелепой мягкой шляпе, с узелком в руках, в смешных полосатых вязаных гетрах на ногах. Он, как и положено, говорит крайне увлекательно и увлеченно — забывшись, выскакивает из-за стола, что-то чертит руками в воздухе. Персонажи его рассказов оживают на сцене: перед изумленными и растроганными сестрами Епанчиными появляется милая девочка в лохмотьях — Мари из швейцарской деревни. Аглая вместе с князем убирают ей волосы цветной лентой. Благородство и широту его души чувствуют все, и все тянутся к нему — после скандала у Иволгиных, после злополучной пощечины от Гани все члены семьи по очереди прибегают в его комнатку в надежде на утешение — князь только воду успевает подавать, чтобы успокоить взволнованных людей.

При всем при этом Мышкин совсем не бесплотен и на ангела не похож. Он довольно любопытен — совсем не скромно рассматривает обстановку в новых для него домах; с легкостью и простодушием может сказать о себе: «Да, я умный». Оказывается, и не такой уж неофит в делах житейских — неожиданно говорит разгорячившемуся Гане: «Да, так часто бывает, женятся на деньгах, а деньги у жены». Он умеет злиться и обижаться — когда Ганя дает ему пощечину, князь летит в свою каморку и лихорадочно собирает вещи. Когда после трудного дня, после новых знакомств и долгих разговоров его наконец-то оставляют одного в комнате, он, весело напевая французскую детскую песенку, с удовольствием разбирает свои вещи, расставляет их в своем новом жилище, как ребенок обнимает спинку железной кровати. Когда Фердыщенко неожиданно вваливается в его комнату, Мышкин и вовсе выскакивает полуголым из ванной, наспех обмотавшись простыней. Такого рода забавности вовсе не снижают серьезность спектакля, просто делают его более живым, более человеческим.

Несколько более прямолинейным получился образ Настасьи Филипповны. Это дородная девушка с круглым простоватым лицом и светлыми, зачесанными назад волосами. Ее образ молчаливой тенью присутствует в спектакле с самого начала. Она есть всегда — то на портрете, то в разговорах, то в сладострастных мечтах генерала Епанчина — под звуки итальянской оперы она в белом трико и изящной перчатке, словно танцовщица из кабаре, впархивает в его кабинет. Ей веришь, когда она издевается над старым разболтавшимся Иволгиным, когда нарочито не замечает протянутой руки Вари, но вот в искренность ее страданий и страстей поверить сложнее. Ее властность, ее пошлость кажутся не маской, а настоящей натурой, и заподозрить ее в тонкой душе и впечатлительном сердце, в «чистоте», которую в ней находит Мышкин, трудно.

Григорий Козлов ставит своим студентам очень высокую планку. Им не всегда удается ее держать. Спектакль требует большой физической и эмоциональной отдачи, и им не всегда хватает опыта, чтобы держать напряжение в зале все 4,5 часа. Финальная сцена в доме Настасьи Филипповны оказывается эмоционально слабее, чем завтрак в доме Епанчиных или скандал в доме Иволгиных во втором акте. Но, наверное, только так — ставя каждый раз все более трудные задачи своим ученикам, мастер добивается того, что они уже сейчас впечатляют своим умением и талантом, и это предвещает немало театральных событий в будущем.

Фото предоставлены ТЦ "На Страстном"

Фотогалерея

Отправить комментарий

Содержание этого поля является приватным и не предназначено к показу.
CAPTCHA
Мы не любим общаться с роботами. Пожалуйста, введите текст с картинки.