«Севильский цирюльник» по-чаплински

Выпуск №4 - 114/2008, Премьеры Москвы

Продолжая курс интеграции в европейскую оперную культуру, театр Новая опера для постановки нового спектакля — комической оперы «Севильский цирюльник» Дж.Россини на либретто Ч. Стербини — пригласил постановочную группу из Англии. Первую премьеру текущего сезона по настоянию главного дирижера театра Эри Класа осуществили режиссер Элайджа Мошински и художница Энн Тилби. Результаты их творческого союза, длящегося более десяти лет, уже имели возможность наблюдать зрители Ковент-Гардена, Лондонской Национальной оперы, Ла Скала, Парижской оперы, Метрополитен-опера. Наконец настал черед российского зрителя.

Режиссер с русскими корнями Элайджа Мошински мыслит свое творчество вне модных на современной оперной сцене концептуальных изобретений. Работающий в традициях английского театра, схожих с системой К. С. Станиславского, он, будучи приверженцем «человеческой правды» в жанре оперы, считает себя лишь интерпретатором музыкального замысла композитора и стремится раскрыть заложенный в его сочинении смысл отношений между людьми. При этом стиль, создающийся средствами сценографии, для режиссера — не оригинальная цель, а средство выражения композиторской фабулы. В новом «Севильском цирюльнике» таким стилем становится «чаплиниада», как нельзя лучше соответствующая искрометному юмору сочинения Россини: герои спектакля напоминают персонажей немого кино 20-х годов начала ХХ столетия, а их взаимодействие в разнообразных щекотливых ситуациях соответствует буффонной комедии положений, прописанной в тексте оперы.

Одетая в художественный облик начала прошлого века и приправленная элементами чаплинского гротеска, старая добрая опера Россини получает неожиданно яркое звучание. Ее тонко разработанные персонажи-характеры оживают в новых условиях. Но это не немое черно-белое кино. Лишь костюмы-котелки-трости тех лет отсылают к конкретной эпохе, да нечеткая черно-белая шахматно-сферическая графика занавеса, разъезжающегося, как в кинокадре, в любом направлении, напоминает заставку к хронике немого кино. А все, что происходит за этим занавесом, брызжет яркими цветами и живет сочной и звучной жизнью.

С брызгами шампанского ассоциирует музыку Россини музыкальный руководитель постановки и дирижер Эри Клас. Радость жизни и ее бьющую через край всевозможных интриг энергию стремится раскрыть в ней режиссер Элайджа Мошински. И вместе с художницей Энн Тилби они создают гармоничный образ спектакля, в котором герои — пусть немного наивные, но живые люди — существуют по законам упоительного мира игры в театр, тесно переплетенного с реальной жизнью.

Действие, протекающее среди контуров ночных кварталов Севильи и разноцветно-веселых интерьеров дома доктора Бартоло, подкупает непосредственностью характеров и непринужденностью смешных отношений. Влюбленная пара — Розина и граф Альмавива, прошедшая с помощью находчивого цирюльника Фигаро через козни доктора Бартоло и учителя-монаха Базилио, утверждает доминанту любви над всеми хитросплетениями. Розина в исполнении игривого сопрано Галины Королевой очаровательна, и хотя певица в верхнем регистре не всегда точна, она увлекает живостью игры и легкостью исполнения известной своей сложностью партии. Граф, созданный пластичным тенором Георгия Фараджева, более статичен и не слишком эмоционально участлив — это типичный лирический герой, чье величие жестов комично уже потому, что помещено в условия нового времени, где выглядит неестественно. Единственная ситуация, в которой его образ оживает, — это когда он пытается добиться своей возлюбленной, переодевшись в ученика Базилио Алонсо и переходя на гнусавый речитатив. Главный сводник брадобрей Фигаро в исполнении бойкого, но заглушаемого оркестром в скороговорках баритона Ильи Кузьмина — фигура резвая: он самоуверен и весел, циничен и изворотлив. Он не скрывает своей выгоды от всего, за что берется, так же как и его противоположность — Дон Базилио, который тоже работает на себя, по мнению режиссера, но только делает это со знаком минус, сея вокруг зло, а не добро. Последний в исполнении звонкого баса Алексея Антонова смешон уже тем, что на две головы выше других персонажей — эту разницу в росте Мошински ловко использует в создании комедии положений. Замечателен и в гневе, и в хитрости, и в радости старый доктор Бартоло (сочный бас Анатолий Григорьев), жаждущий жениться на своей воспитаннице Розине.

Комические ситуации возникают на сцене как будто бы спонтанно и более всего увлекают зрителя своей мнимой импровизированностью. На самом деле иллюзия спонтанности — лишь подтверждение высокого мастерства режиссера, стремящегося к естественности показанных на сцене взаимоотношений.

Характеры и устремления героев комедии оживают в динамичных и осмысленных речитативах, по настоянию Мошински, не претерпевших в этом спектакле общепринятых купюр. Находки режиссера раскрывают их сюжетные повороты, а общая динамика комедийных ситуаций крещендирует к финалу каждого из двух действий. Первый из них — шумно многолюдный, завершающий первый акт разрешением очередного недоразумения с переодетым в солдата графом, происходит в приемной доктора Бартоло, где толпятся пациенты. Мастерские мизансцены выстроены на контрастах громкого скандала с наганом — оцепенения — обмороков больных — проявления бурных чувств героев. Второй финал, завершающий оперу счастливым бракосочетанием возлюбленных, примиряет между собой всех ее персонажей. Жизнеутверждающая победа любви знаменуется бурным празднованием толпы, танцующей чарльстон на улицах Севильи под символической сияющей вывеской «AMORE».

Новый спектакль мог бы быть и вовсе замечательным, если бы музыкальная его часть не производила впечатление наскоро склеенной. И оркестр, и солисты, и хор театра уже давно зарекомендовали себя как высококлассные, но известная своей феерической технической сложностью партитура Россини обязывает к серьезной работе даже высококлассных мастеров. Дело осложняется еще и тем, что музыка оперы Россини, получившая в мире статус почти шлягерной, у всех на слуху, и изъяны тем более слышны. А их, к сожалению, немало. Пока что оркестр излишне часто не может «поймать» солистов, а солисты не слишком ладят между собой и не всегда справляются со своими непростыми партиями. Поэтому ощущение россиниевской легкости и жизнерадостности в «Севильском цирюльнике» пока воспринимается лишь глазом, ухо же тонет в грузности оркестра и преобладающей нестройности ансамбля. Безусловно, если откровенные недостатки музыкального ряда в новом спектакле удастся исправить, его можно будет считать весьма удачным приобретением театра.

Фото Юлии Афанасьевой

Фотогалерея