Русская классика на Лобненской сцене / Международный театральный фестиваль "Русская классика"

Выпуск № 7-147/2012, Фестивали

Несколько самых морозных февральских дней этой зимы согрел Международный театральный фестиваль «Русская классика», прошедший в Лобне уже в семнадцатый раз. Давно стало традицией приглашать гостей со всех концов России и из-за рубежа в небольшой зал Лобненского театра «Камерная сцена». Холода не помешали зрителям наполнить зал, так что почти на всех спектаклях не было ни одного свободного места. В этом году в фестивале приняли участие театральные коллективы из Москвы, Самары, Омска, Ногинска, Орла, Дмитрова и Лобни. Жюри фестиваля тоже по традиции, берущей начало практически с самого возникновения фестиваля, возглавила заведующая кабинетом критики СТД РФ Элеонора Макарова. В жюри также вошли актриса Театра им. М.Н.Ермоловой Ольга Селезнева и я, Дмитрий Хованский, автор этой статьи.

Несмотря на название фестиваля, в нем приняли участие и два спектакля по произведениям, не имеющим отношения к русской классике - постановка Александра Кудринского «Маленький принц» А.Экзюпери Лобненского театра «Камерная сцена» и закрывавший фестиваль спектакль «Семейный портрет с денежными знаками» С.Лобозерова Дмитровского драматического театра в постановке Дмитрия Юмашева. В рамках фестиваля прошел также творческий вечер народной артистки России Ирины Мирошниченко.

Фестиваль открылся спектаклем «Натали» по рассказам Бунина Самарского театра драмы «Камерная сцена». Постановка Софьи Рубиной - теплая и лиричная - как раз и оказалась тем самым средством от холода, который в Лобне ощущался, пожалуй, еще сильней, чем в Москве. Взятая за основу спектакля первая часть рассказа И.Бунина «Натали» наполнена запахами и звуками лета, яркими красками и чувствами, обжигающими главных героев. Но, если у Бунина эти чувства вовлекают героев в водоворот страстей и любви, где отделить одно от другого становится практически невозможным, то у режиссера получилась более мягкая и нежная история деревенской любви, где пахнет сеном, стоят деревянные лавки, а под потолком развешаны зеленые яблоки. Соня (Екатерина Товпеко) здесь - кокетка, за образом которой не всегда можно разглядеть тайну и искреннее чувство, Натали (Ева Мартынова) похожа на скромную курсистку, а Виктор Мещерский (Руслан Бузин) - стесняющийся парень, так и не повзрослевший к финалу спектакля и все так же скромно прячущий глаза под взглядами двух женщин. Для режиссера и молодых актеров куда более важным оказалось показать светлую и печальную историю первой юношеской влюбленности и отчасти ту боль, которая поселяется в душе после практически неизбежного расставания. Как точно сказано в аннотации к спектаклю: «Это просто лето, это просто девятнадцать лет».

Говоря о фестивале, носящем название «Русская классика», приходится снова и снова искать ответы на вечные вопросы об актуальности произведений великих авторов, о так называемом «новом прочтении» или же о соблюдении традиций и т.д. На сцене возможно все, но режиссер не имеет права не думать о тесных связях между текстом выбранного им произведения, манерой актерской игры, пластическим решением, музыкой, сценографией и всеми остальными элементами постановки. В случае со спектаклем «Любви прекрасная звезда» Орловского государственного академического театра им. И.С.Тургенева, поставленным Борисом Голубицким по последней повести Тургенева «После смерти (Клара Милич)», некоторые из этих связей были нарушены. Играть на другой площадке всегда сложно, в первую очередь, из-за совершенно другого пространства (а сцена Лобненского театра много меньше, чем у Орловского). В итоге сценография представляла собой нагромождение отдельных и плохо сочетаемых друг с другом предметов: столы, стулья (часть деревянных, часть сделанных из стекла и металла), кровать, старый стереоскопический аппарат, фонарь, мольберт, картина и т.д. Возможно, на сцене родного театра все эти предметы не кажутся лишними, появляются каждый в свое время и рифмуются с действием, но здесь актерам было сложно существовать среди них. Неожиданным и притянутым оказалось решение режиссера превратить действие в череду кошмаров главного героя Якова Аратова (Дмитрий Бундиряков). На протяжении всего спектакля вокруг него сплеталась паутина болезненных видений, действительность постоянно перемешивалась с навязанными ему страшными фантазиями, и невозможно было определить, реальны ли все остальные персонажи или они лишь плод его воображения. Начинало казаться, что речь идет не о повести Тургенева, а о романе Кафки. Павел Сыромятников, игравший Купфера, предстал в этом спектакле этакой демонической личностью, по чьему приказанию на сцене появлялись и исчезали персонажи, в том числе и главная героиня Клара Милич. Перед Екатериной Гусаровой, одетой в белую тунику на голое тело, словно стояла задача убедить зрителя в своей нереальности. Из глубокого образа, созданного Тургеневым, в котором словно бы уживаются характер бесенка Лизы Хохлаковой из романа Достоевского «Братья Карамазовы» и безграничная любовь Сонечки Голидей из ненаписанной еще «Повести о Сонечке» Цветаевой, в спектакле осталась лишь внешняя красота исполнительницы, ее стремительные и порывистые движения и танцы. Но главное, что из спектакля ушло нечто бесконечно важное для Тургенева в последние месяцы его жизни - ушла душа. Не случилось встречи «двух существ в беспредельности», ведь по Тургеневу встретились и полюбили друг друга не двое главных героев, но их души. В спектакле же речь по большей части шла о любви куда более земной.

Разрушение связей между автором и режиссером, а вернее не способность и нежелание укрепить их могут сыграть злую шутку. Так произошло и со спектаклем «Белые ночи» Ф.Достоевского молодого режиссера Ильи Прозорова («Театральный особняк», Москва). Режиссер - еще студент - словно прошел лишь половину пути к постановке, так до конца и не определившись, о чем будет его спектакль. Двое главных героев оказались родом не из XIX века, а из нашего времени. Но что может произойти с Мечтателем и Настенькой сегодня? Мечтатель (Алексей Васюков) превратился в хамоватого и отчасти брутального человека, одетого в современный костюм (майку с изображением разводных питерских мостов, пиджак и перчатки-митенки), для которого личная свобода значит очень и очень много. Благодаря переменам картин между ночами, во время которых герой то и дело ложится спать на лавочку, складывается ощущение, что и жить-то ему негде, кроме как на улице. Настенька (Юлия Лианозова) стала роковой женщиной с внешностью испанской красавицы, использующей влюбленного в нее Мечтателя в своих интересах. Первая сцена их встречи рождает недоумение, не оставляющее и потом. Настенька, на которую только что напал неизвестный господин, ведет себя так, будто - простите - это далеко не первый подобный случай в ее жизни. Так судил режиссер. Но текст-то остался прежним! Герои порой чувственно произносят большие монологи из Достоевского, но остается только гадать, что происходит в этот момент в их душе. Путь, намеченный режиссером, уводит спектакль в сторону от «исходных предлагаемых обстоятельств». Ведь стоит вспомнить, например, что эта история рассказана Мечтателем через призму его восприятия жизни. А для него не то что встретившаяся прекрасная незнакомка, но и каждый дом туманного Петербурга - это уже чудо. Все здания для него обладают своим характером и своей историей (странно смотрелась декорация спектакля, с большим белым задником, на котором условно и крайне небрежно были нарисованы одинаковые домики города).

Совершенно иное отношение к классическим текстам было продемонстрировано режиссерами двух других театров: «Галерки» из Омска и Ногинского драматического. К таким спектаклям (часто их даже не видя) сегодня часто применяют эпитеты вроде «традиционный», «психологический», «скучный», «классический» и т.п. Между тем, эти две постановки как нельзя лучше иллюстрируют знаменитое высказывание Питера Брука о живом театре.

Для того чтобы показать на фестивале спектакль «Поздняя любовь» А.Н.Островского Омский театр «Галерка» специально изготовил декорации для небольшой сцены Лобни. Декорации эти представляли собой продуманный до мелочей интерьер гостиной дома Фелицаты Антоновны Шабловой (грозной хозяйки, роль которой великолепно исполнила Татьяна Майорова), где разворачивается, с одной стороны, смешная, а с другой - трагическая история. Великолепный актерский ансамбль и режиссерское решение Андрея Максимова, позволяющее каждому актеру максимально проявить себя, - вот отличительные черты этого спектакля. Дорогого стоит, когда зрителю дают возможность увидеть, как в Людмиле (Светлана Бондарева) - немолодой и скромной девушке, искренне любившей до этого момента лишь своего отца, разгорается искра нового чувства к грубоватому повесе Николаю (Александр Карпов), а тот, в свою очередь, изменяется благодаря ее любви. Есть в этом спектакле и место для смеха, без которого невозможно смотреть на чудаковатого недотепу Дормидонта (Александр Никулин), свято верящего и в свою привлекательность, и в скорую свадьбу с Людмилой. Но, безусловно, одно из центральных мест принадлежит Герасиму Порфирьичу Маргаритову. Юрий Гребень играет эту роль так, как ее, должно быть, играли мастера старой школы.

Все артисты прекрасно освоили новую площадку, но складывается ощущение, что актеру нужен больший простор, нужен воздух, чтобы полностью раскрыть внутреннюю трагедию одинокого старика, на долю которого судьба посылает страшнейшие испытание - выбор между единственной дочерью и теми принципами, которым он ни разу в своей жизни не изменил. Пронзительная сцена его финального монолога привносит в спектакль ту трагедийную ноту, которая заставляет зрителя (только недавно смеявшегося над репликами Дормидонта) ощутить всю важность происходящего и почувствовать боль живого человека, стоящего буквально в нескольких метрах от него. Так «сцены из жизни захолустья», по Островскому, превратились в настоящую и искренне сыгранную трагикомедию, в самом высоком значении этого слова.

Гоголевская «Женитьба» Ногинского драматического театра была сыграна в более условных декорациях - простых вращающихся ширмах, символизирующих два вида интерьера: комнаты холостяка Подколесина (Юрий Грубник) и Агафьи Тихоновны (Надежда Васильева). Несмотря на то, что спектакль, поставленный Валентином Варецким, идет уже 14 лет, актерам удалось сохранить живую манеру исполнения и замечательный юмор, которые были заложены режиссером.

Есть в этой постановке отдельные сцены, не согласующиеся с общим замыслом. Кочкарев (Валерий Лиховид) использует ставший уже привычным для этого персонажа образ черта (или мистического гипнотизера), заставляющего несчастного Подколесина сунуть голову в «осиное гнездо», где в танцах то и дело сплетаются женихи Агафьи Тихоновны и буквально все женщины этого дома. Лиховид-Кочкарев позволяет себе иногда разрушать четвертую стену, напрямую обращаясь к публике и даже заигрывая с ней. Несмотря на это, благодаря замечательной игре Надежды Васильевой и Юрия Грубника (особенно хороша их парная сцена!), эта постановка становится куда более глубокой, нежели просто комедия для семейного просмотра. Все решения, принимаемые их героями, вызваны не давлением Кочкарева или кого бы то ни было еще. Их решения - это порывы, вдруг, неожиданно пришедшие мысли и чувства, которые требуют немедленного выхода. И нельзя сказать, что их поступкам предшествовали какие-то серьезные размышления (вряд ли можно назвать диалог Подколесина со Степаном в первом действии или монолог Агафьи Тихоновны во втором серьезным анализом происходящего), им просто захотелось сделать что-то, и они сделали. Особенно ярко это видно в финальной сцене побега Подколесина. Им движет не страх перед будущим, не боязнь ответственности и даже не желание сохранить свой холостяцкий образ жизни, им движет порыв. Именно поэтому он не выпадает из окна, что было бы равносильно бегству, а буквально улетает из него, словно подхваченный какой-то новой мыслью или мечтой. После этого спектакля захотелось открыть какую-нибудь энциклопедию или статью под названием «Особенности русского национального характера» и вписать туда, пожалуй, главное, что свойственно всем нам - порывистость.

А в предпоследний день фестиваля случилось настоящее чудо. Именно так хочется назвать постановку Ксении Кузнецовой «Как я провел детство» по произведениям Юрия Олеши, по праву признанную жюри лучшим спектаклем фестиваля.

Юрий Олеша - нечастый гость на подмостках. Пожалуй, чаще всего можно встретить детские спектакли по «Трем толстякам», к его прозе или автобиографическим заметкам режиссеры обращаются несравнимо реже. Ксения Кузнецова - педагог ВГИКа и замечательный режиссер - не побоялась взяться со своими тогда еще студентами за сложнейший материал - «Книгу прощания», биографические записки, не вошедшие в известную книгу «Ни дня без строчки» по цензурным соображениям. За четырьмя молодыми актерами, выпускниками ВГИКа - Виталием Щанниковым, Евгением Морозовым, Иннокентием Ширяевым и Павлом Солодовниковым не закреплены какие-либо конкретные роли. Они играют обыкновенных мальчишек, чьи разговоры, споры и конфликты понятны и близки любому зрителю, несмотря на то, что воспоминания Олеши относятся к его одесскому детству начала XX века. Спектакль начинается с их громкого перешептывания в абсолютной темноте, когда они, явно сбегая от родителей, собираются вместе в странном шатре, напоминающем не то парашют, не то детское убежище, выстроенное из одеял и подручных средств. Там при свете фонариков раздаются страшные детские клятвы, решаются судьбы мальчишек, вызывая чистый и искренний смех зрителей, узнающих в них самих себя. Так, с первых же секунд спектакля покорив зрительный зал, эти мальчишки начинают разыгрывать сценки из дневников Олеши, в которых визуальный ряд не иллюстрирует текст, но подкрепляет его дополнительными смыслами. Режиссер Ксения Кузнецова, прекрасно чувствуя материал, знает, какие отрывки можно дополнить визуальными и музыкальными ассоциациями, а какие требуют исключительной статичности актера, произносящего монолог. Спектакль набирает обороты, и сквозь смех у зрительного зала невольно прорываются слезы. Дело здесь уже не столько в узнавании самих себя на сцене, сколько в искренней игре каждого без исключения актера, в перемешивании собственных самых тайных и личных воспоминаний из детства с той энергией молодости, которая бьет через край рампы. Отрываясь от быта, от простого использования огромного количества небольших предметов, наполняющих сцену (это книги, старые банки, афиши, игрушки и многое-многое другое), актеры, влекомые словом Олеши, создают настоящий поэтический театр, и слово это становится еще одним действующим лицом. И в тот момент, когда в текст из «Книги прощания» вдруг врывается небольшой отрывок из «Зависти», на зрителя обрушивается чувство родства с великими и страшными годами нашей истории. Далее, спектакль, словно маятник, неспешно, но верно ведет за собой зрителя от смешных и невероятно точных картин детства - к взрослой и в чем-то очень жестокой жизни, и обратно, и снова - раз за разом. Кто-то из критиков назвал биографическую прозу Олеши «заклинанием немоты». Режиссеру и актерам удалось превратить текст в настоящее заклинание, рассказать о том, что Юрий Олеша хранит в глубине души искру своего детства, как и каждый из сидящих в зрительном зале, и это может помочь нам сегодня по-новому взглянуть на мир, быть может, чуть более чистым и искренним взглядом.

Фото предоставлены Лобненским театром «Камерная сцена»

Фотогалерея