Кому это надо? / XIX Всероссийский Пушкинский театральный фестиваль

Выпуск № 7-147/2012, Фестивали

Веселое имя звучало в эти солнечные морозные дни постоянно. Казалось, подкрадешься к влюбленной парочке, бредущей по улице, а они: «Пушкин! Пушкин!» Ясное дело - в библиотеке и в колледже культуры. Хотя, конечно, неясное. Не везде и не всегда так бывает, даже в феврале, когда вроде бы мы должны поминать погибшего на Черной Речке Поэта. Но здесь - в Пскове и Пушкиногорье - так. И не только потому, что 19 лет подряд сюда высаживается мощный десант странных людей, посвятивших всю свою жизнь изучению Пушкина, - пушкинистов. Между прочим, не каких-то завалящих, а вполне действующих и уважаемых в научной среде профессионалов, все с мировыми именами. Которые наравне с театральным людом смотрят спектакли Пушкинского фестиваля, а еще читают доклады и обсуждают то и другое. Такой - уникальный - фестиваль придумал уникальный человек Театра Владимир Рецептер, некогда заболевший Пушкиным, - питерский актер, писатель, исследователь, а потом и создатель театра «Пушкинская школа». Здесь литературоведение и театр идут навстречу друг другу, пытаясь понять друг друга и осмыслить свое единство и борьбу.

Так вот, не только потому имя Пушкин здесь звучит постоянно. Он здесь, конечно, привычно «солнце русской поэзии» и «наше все», но вообще-то он здесь еще и свой. Не в каком-то метафизическом смысле, хотя и в нем тоже, а в самом буквальном. Мне рассказали: в Пушкиногорье второй тост за столом, после тоста за именинника, к примеру, или за молодых, всегда поднимают за... барина, за кормильца.

Нет здесь ничего уничижительного или фамильярного - простая констатация. Край кормится туристами, приезжающими летом на святые литературные места - в Михайловское, Тригорское, Петровское. Пусть там все перестроено и пересажено, запущенный михайловский парк превращен в ухоженный, на французский манер, а потолки в пушкинском доме стали, по словам старожилов, значительно выше после ремонта, но хоть одна сосна и одна липа, к коре которых Пушкин мог прикасаться, остались. А в пушкинской усадьбе, пусть наперечет, но сохранились вещи из того, пушкинского времени, из его конкретно дома. И могила в Святогорском монастыре. Пусть заключена в стеклянную колбу, как «Джоконда», но стоит эта колба на настоящей земле, и к ней тоже, как к коре живого дерева, можно прикоснуться. Прикоснуться к Пушкину. За этим сюда и едут.

Второй пассаж в рассказе о впечатлениях от фестиваля следовало бы начать словами: несмотря ни на что. Несмотря на мороз, снег под солнцем сиял, и на литию к могиле Пушкина в день его смерти приехали организованные, но трепетные местные школьники и студенты, немногочисленные представители власти, руководители музейного комплекса и участники фестиваля. Паломничества замечено не было - зима, не сезон. Оно и к лучшему. Собрались все свои, без лишней толкотни.

Несмотря на то, что здание Псковского драматического театра закрыто, наконец, на реконструкцию (говорят, состояние было ужасающее), для фестиваля все же нашлись площадки. Оперные спектакли играли в непомерно огромном для Пушкинских Гор Научно-культурном центре (привет из советских времен) и в концертном зале Псковской областной филармонии; драматические - в зале колледжа искусств, для театральных представлений малооборудованном; кукольный (был и такой) - в старинном, причудливом, прелестном, но запущенном театре кукол (арочные окна, некогда с мозаикой, забиты досками, лепнина покрашена толстым слоем шелушащейся масляной краски, кресла надо менять, и проч.).

Несмотря на скудость финансирования и минусовые технические возможности сцены колледжа (не всякий уважающий себя театр согласится там играть, а какой-то и при желании не сможет) собрать программу все же удалось. Это были «Борис Годунов» Центра оперного пения Галины Вишневской из Москвы (режиссер Иван Поповски) - самый масштабный участник феста, камерный «Пушкин - Сальери - Моцарт» «Петербург-концерта» (хор «Россика» и чтение Леонида Мозгового, режиссер Александр Сокуров) и концертное исполнение «Дон Жуана» сборными силами превосходных солистов - все они прошли на ура. Драматические и кукольные спектакли, числом четыре, были камерные, со скромной сценографией. (А ведь когда-то сюда приезжали МХАТ с Олегом Ефремовым, Мастерская Петра Фоменко с самим мастером, Школа драматического искусства с Анатолием Васильевым, многие зарубежные театры - да кто тут только не был!) Пригласить стильные дорогостоящие постановки, требующие современной машинерии, пригласить театры издалека - это сегодня из области фантастики. На мои вопросы: а вот такой спектакль видели? а вот этот звали? - на меня махали руками. Дорого! Вот, может быть, на следующий, юбилейный фестиваль... если Министерство культуры поможет... (Кстати, от Минкульта был умный «ревизор», чтобы дать отмашку помочь.)

Несмотря на огромный зал и неудобную сцену в Пушкиногорье, театр был полон, публика рукоплескала. Несмотря на лютый холод в колледже культуры, зрители, не снимавшие шуб, обеспечивали аншлаги и реагировали доброжелательно, иногда восторженно и порой, пожалуй, даже слишком. На одном спектакле за мной сидели две немолодые псковитянки в пуховых шалях, и одна другой жаловалась: везде холод - дома, на работе, здесь, сижу совсем заклякшая. Но уже через минуту искренне смеялась, когда юный актер на сцене, примериваясь к статуэтке, пытался скопировать позу полулежащего фарфорового Пушкина.

...А на сцене происходило разное.

Владимир Рецептер со своей «Пушкинской школой» привез премьеру «Хроника времен Бориса Годунова». Сам он во время обсуждения точно определил жанр постановки как «опыты драматического изучения». Молодые актеры не играли трагедию Пушкина «Борис Годунов», а пытались на практике, играя, на глазах у зрителей понять замысел Пушкина, его отношения с историей и театром. Рецептер соединил текст собственно трагедии с фрагментами из писем, статей, заметок Пушкина, с его размышлениями и эмоциональными высказываниями, ввел в текст спектакля цитаты из «Истории государства Российского» Н.М.Карамзина и сцены из оперы М.П.Мусоргского. Получилось действительно исследование - с присутствием на сцене «Лица, берущего на себя роль Александра Пушкина» (Денис Волков), с воспроизведением сложных отношений между созданием и создателем, с попыткой влезть во внутреннюю лабораторию поэта. Но получилась и игра - с меной ролей, иронией, остранением, прекрасным пением (пародия в оперных сценах сочеталась с рефлексией по поводу жизни трагедии в ином жанре). Такая игра требует безукоризненной легкости и внутренней подвижности. Там, где артистам удавалось совместить явную или подспудную серьезность с легкостью игры, получалось здорово, иногда просто блестяще. Там, где они, забыв о задачах, начинали всерьез, по-театральному играть своих персонажей, действие утяжелялось, замысел разрушался. Надо признать, что задачи поставлены перед ними очень сложные, а спектакль родился недавно. В любом случае, зрелище получилось не то что нескучное - интеллектуально захватывающее. Дважды в спектакле звучали слова Пушкина о том, что «смех, жалость и ужас суть три струны нашего воображения, потрясаемые драматическим волшебством».

На обсуждении прозвучало: смеха спектакль не вызывал.

А по мне, так сцена у фонтана, к примеру, была уморительна - высоченная Марина (Екатерина Новикова) и маленький, «замухрышный» Григорий (Иван Мозжевилов) тянутся друг к другу через банкетку-фонтан и замирают в нелепой позе, при этом продолжая петь по всем правилам традиционной оперной науки. Другое дело, что чаще возникал эффект несработавшей бомбы - подразумевалось, что вот сейчас должен он раздаться, смех в зале, все сделано, чтобы это случилось, - ан нет.

Жалость же и ужас рука об руку шли по спектаклю - и не только благодаря теме ребенка (как точно заметил на обсуждении Сергей Фомичев, Пушкин предвосхитил тему «слезинки ребенка») - убиенного ли Димитрия, погубленного ли сына Годунова Федора («запрещенный» прием вывода на сцену мальчика-не-актера в данном случае сработал - благодаря серьезности и осмысленности существования юного Ивана Фалько). Сам царь Борис (крупный, фактурный Григорий Печкысев, неожиданно говорящий не басом, а тенором) вызывает ужас и жалость (в обратном порядке), ужас - когда упрекает Бога (!) в том, что получил справедливое воздаяние за преступление, жалость - в разыгранной с нарастающим напряжением сцене пострижения в монахи.

Об этом спектакле поговорить бы особо, подробно, но заметки о фестивале этого не предполагают. А как интересен был спор на обсуждении после доклада Фомичева, который во многом не согласился с трактовкой Рецептера, споря и с тем, что Пушкин писал для театра (а не для чтения), и с тем, что Карамзин вызывал у Пушкина такой уж пиетет!

Так или иначе, но «Борис Годунов» прозвучал тогда (а отчасти звучит и сегодня), в смутной нашей политической ситуации межвластия, невероятно актуально, даже как-то взрывно. Недаром поминался на обсуждении недавний фильм Владимира Мирзоева, в котором компьютер в руках Пимена-Козакова не вступает в конфликт с пушкинским текстом, а чудесным образом кажется более уместным, чем некогда - «Ундервуд» под пальцами Пимена-Ясуловича в версии Доннеллана.

Старооскольский театр для детей и молодежи (Белгородская область) привез на фестиваль «Жизнь Александра Пушкина. Лицей» (см. «СБ, 10» № 1-141-2011). Спектакль Семена Лосева во многом по задачам и исполнению совпадет с постановкой Рецептера, но, что называется, в облегченном варианте: снять стереотипы восприятия Пушкина, показать его живым и близким человеком, объединить тексты поэта с документом, фрагментами из писем и воспоминаний современников, столкнуть их точки зрения друг с другом и с нашим, нынешним ощущением. Юношеская аудитория с восторгом восприняла спектакль, в котором звучит пение под гитару, много продуманного хулиганства, затейливо обыгрывается простая, но изобретательная сценография, озоруют молодые актеры - лицеисты и карикатурно изображенные их преподаватели. Однако сценография эта, а вместе с ней мизансцены, а вместе с тем энергия актерского посыла расползлись по чужой, холодной, слишком большой сцене, молодые актеры были напряжены, порой пробалтывали текст, порой глотали. Они получили качественную профессиональную выучку, но можно предъявить претензии к их голосам, дикции, умению читать стихи. Конечно, опыта не так уж много, а условия приезда и техническое обустройство сцены - из области экстрима, некорректно сравнивать «лосевцев» с «рецептеровцами», которые уже несколько лет играют Пушкина, встроились в его слог и дух (но тоже небезупречны!). Однако озорство без легкости оборачивалось капустником не слишком высокого полета.

Мучительным «своим ходом» добирался на фестиваль и Вышневолоцкий областной драматический театр с «Пиковой дамой». Здесь свой букет трудностей - в частности, разная профессиональная подготовка артистов труппы. Потому главные вопросы - к режиссеру Владимиру Коломаку. Конечно, эффектно перенести действие в наши дни, поселив Германна в сумасшедший дом, судя по антуражу, убого провинциальный. А все происшедшее с героем превратить в грезы безумца, страстно устремленного из ужасов чернухи к красивому авантюрному приключению. (Его незнанием реалий XIX века можно оправдать многие неувязки и допущения, сделанные режиссером для оживляжа.) Конечно, понятны резоны Коломака - надо завлечь зрителя на классику, и почему бы не придумать мелодраматически-эротические танцы Германна и Лизы? Коломаку не откажешь в выдумке, а некоторым артистам - в органике. Когда санитарка в бесформенном халате (Наталья Соколова) возит шваброй по полу палаты, ворча и передвигая цинковое ведро с грубо намалеванной надписью «хлорка», к тряпке липнет игральная карта, которую никак не оторвать - отодрала от тряпки, а та прицепилась к подолу, потом к рукам... - тут подобие мурашек пробегает по зрительской спине. А чумной Германн так трогательно подтягивает длинные ноги и привычно поднимает по требованию вздорной бабы тапки... Но как много в этом спектакле приблизительного - невыразительно-советская усредненно-попсовая музычка, любовь-морковь, какие-то невнятные гризетки, понтирующие вместе с офицерами - о сути игры артисты, судя по всему, не имеют ни малейшего представления. Главное же - непроработанность ролей. Режиссер не только не разобрал с актерами текст, не объяснил им какие-то необходимо важные вещи, но и не сумел заразить их любовью к Пушкину. Во всяком случае спектакль оставил именно такое впечатление. Прелестна трепетная Лиза - но это природная прелесть, легкость молодой артистки Анастасии Долговой. Очень подходит по своей психофизике и фактуре на роль Германна Максим Лященко. Но не более того. Актеры играют фабулу, увы. Однако, как ни странно, инсценировка Коломака теоретически вполне отвечает на вопрос о том, как, какими театральными средствами на сцене передать пушкинскую иронию, как поймать многозначную интонацию, как перевести его гениальную прозу на язык театра (именно об этом читала любопытный и весьма полезный доклад Наталья Скороход). Придумав ход к современности, остранению, игре, режиссер не смог практически осуществить его через актеров (или не счел важным это сделать), а предпочел уйти в песни-танцы, стилистически чуждые материалу. Как вспомнишь, так в недоумении передернешь плечами...

Зато какое истинное удовольствие получили знатоки Пушкина на спектакле «Пиковая дама» Гродненского областного театра кукол! Здесь актеры не только детально представляют себе, как играть в штос - в фойе перед началом спектакля один из них подробно объясняет правила зрителям и даже показательно мечет банк, вовлекая толпу, обступившую его плотным кольцом, в игру «на интерес», заставляя азартно загибать углы.

Белорусские актеры чувствуют дух пушкинской эпохи, дрожат от игрового азарта и вместе с тем шутят над своими героями, над стереотипами в их восприятии, над «убийством» повести оперой Чайковского. Действуя вживую и куклами (с одинаковым мастерством и даже волшебством), они предстают то как персонажи, то как создатели шедевров: среди действующих лиц Пушкин Александр Сергеевич, солнце русской поэзии, Чайковский Петр Ильич, гений русской музыки, и пиковая дама композитора - Фон Мекк Надежда Филаретовна, добрый ангел Петра Ильича. Однако. Изящно обыграна в спектакле тема творца и творения, зловеще-насмешливо введена тема создателя и влияющей на него публики, от которой он зависит, тема заказа пусть доброжелательной и просвещенной, но заказывающей меценатки, этакой стинговской Мизери XIX века, образованной, но хищной. Здесь тоже дополнительные смыслы высекаются столкновением текста и документа, сделано это с глубоким понимание сути, с тонким чувством стиля и виртуозной иронией. Спектакль-то, несмотря на видимую легкость, очень сложен и по форме, и по содержанию. Не побоюсь сказать, что режиссер Олег Жюгжда вместе с актерами, побаловавшись всласть, проделал серьезную литературоведческую, искусствоведческую, а не только режиссерскую работу.

К чести зрителей, воспитанных Пушкинским фестивалем, с аншлагом прошло не одно, а два представления гродненской «Пиковой дамы», а театр получил от своих псковских коллег-кукольников предложение приехать на гастроли.

Лаборатории пушкинистов - тоже театр. Жаль, что собирали они местных приверженцев, а вот участники спектаклей на эти увлекательные встречи не попадали - отыграв, сразу уезжали домой. Какое уж тут движение театра и пушкинистики навстречу друг другу? Вполне абстрактное... Но все же. Кроме уже названных докладов, с блестящим выступлением на тему «Пушкин и дети» выступил Вячеслав Кошелев (Великий Новгород), а Анна Константинова (Санкт-Петербург) рассказала об истории постановок Пушкина в театрах кукол, сопроводив рассказ видео-цитатами - «каталогизированное» перечисление превратилось в картину концептуальных изменений подхода к классике.

Какие красивые темы рождались из споров, какие тайны приоткрывались в известном, казалось бы, материале. Вот хотя бы замечание Фомичева о том, как молоды были герои, выведенные на сцену молодыми писателями, - Чацкий, Отрепьев, Хлестаков, каждый по-своему раздражил, взбаламутил, потряс старый мир, в пределы которого вторгся... И как правильно, что на Пушкинском фестивале Пушкина играли молодые.

В последний вечер фестиваля блистательно читала стихи - Пушкина, о Пушкине, вслед Пушкину - Алла Демидова, явив абсолютное чувство стиха, продемонстрировав гармонию таланта, ума и мастерства.

В местных СМИ и речах чиновников кочует утверждение, что Пушкинский фестиваль - бренд Пскова. Я бы сказала, что Пушкинский фестиваль - гордость Пскова и Санкт-Петербурга, счастливо объединившихся в его проведении, гордость России. И то, какими сверхмерными усилиями на медные деньги он проводится, - позор России. Позор властей и власти, и каждого, кто эту власть представляет, и каждого из нас, кто не может с этим ничего сделать. Пушкин-то в нас не нуждается - он бессмертный. Это мы нуждаемся в Пушкине, мы все кормимся от него, все, живущие в России и говорящие на русском языке.

А чтобы снизить патетику, вспомню о смешном - веселого, легкомысленного на фестивале было много, слава Богу.

Неунывающий директор колледжа искусств, явно испытывающий слабость к высокому слогу, воскликнул в ледяном зале вверенного ему заведения, вручая диплом очередному участнику: «Публика сюда не случайно забрела! Сюда пришли все те, кто утепляет благотворную ауру фестиваля!» Так давайте уже утеплять и укрупнять, а то стыдно, ей-богу.

Фото предоставлены Пушкинским театральным центром

Фотогалерея