Тамбов. Скупой - но совсем не рыцарь

Выпуск №9-149/2012, В России

В Тамбовском государственном театре большие перемены. Пришел новый директор - Петр Куликов. Приглашен и новый главный режиссер - Николай Елесин. Для постановки мольеровского «Скупого» пригласили постановочную группу из Беларуси: режиссера Сергея Ковальчика, художника Аллу Сорокину, композитора Тимура Калиновского и даже режиссера по пластике Геннадия Фомина. Выбор не был случайным, в прошлом году там же, в Тамбове, на Театральном фестивале им. Н.Х.Рыбакова, Ковальчик показал свой спектакль «Пане Коханку». Спектакль имел успех. Завязавшиеся контакты решено было продолжить. Премьера «Скупого», помимо прочего, стала естественным развитием творческих связей.

В том, что спектакль стал для театра творческой удачей, свою роль сыграло удачное распределение ролей, пьеса, как принято говорить в театре, «хорошо разошлась». Сказался, видимо, эффект свежего взгляда режиссера со стороны, увидевшего актеров в новом, неожиданном ракурсе. Сыграло роль и то, что проблема скупости и сопутствующих ей черствости, эгоизма, зависти и подозрительности вновь встала на повестку дня. И, что бы там ни говорили, свидетельствует это не о нищете (что копить нищему?), а напротив того - об известном обуржуазивании части социума. «Ты сам этого хотел, Жорж Данден!» - вспомним по этому случаю господина де Мольера.

Мы уже что-то копим, тычем пальцем в калькулятор и оглядываемся по сторонам - как бы не прогадать: жулики, как известно, на каждом шагу... Этак однажды обернешься и неожиданно обнаружишь, что из зеркала на тебя глядит как бы Гарпагон собственной персоной. Неудивительно, что пьеса, написанная в 1668 году, вновь стала актуальной и, пожалуй что, злободневной. Театры прекрасно чувствуют близость, «родственность» Мольера. Разве в великолепном спектакле Малого театра «Мнимый больной» мы не узнаем себя, без всякой меры отправляющих горы таблеток в собственную утробу, то и дело попадая в сети вполне мольеровских плутов и шарлатанов?

Правда, «Скупого» иной раз пытаются «углубить», полагая, что тема заслуживает более серьезного разговора. Разыгрывается чуть ли не семейная драма с брошенным отцом, презираемым детьми, не пожелавшими понять и простить отцовскую слабость. Бедный одинокий Гарпагон!

Комедийный блеск текста и сцен при этом тускнеет. Смех, едва возникнув, застревает где-то в гортани, все приобретает унылый колорит. А ведь именно смех Мольера выворачивает наизнанку маниакальную страсть стяжательства, обнаруживая ее никчемность и пустоту.

На тамбовской премьере в зале, слава богу, и смеялись, и аплодировали...

В финале мы видели не одинокого, жалкого, полубезумного (в ином спектакле встретишь и такой, вполне «безумный» конец) старца, оставленного всеми на своих сундуках (он, конечно, и не заслужил лучшей участи!), но «музыканта-гурмана», наслаждающегося звоном монет, падающих из ладоней в шкатулку. Ведь именно к этому стремился, этого страстно жаждал Гарпагон. Почему бы ему сейчас и не наслаждаться, если шкатулка снова в его руках?

В то же время спектакль обращается к нашей памяти - ведь мы читаем сегодня «Скупого» Мольера после «Скупого...» Пушкина. И об этом, не слишком педалируя, напоминает спектакль... В глубине, подковой опоясывая арьерсцену, мерцает вполне фламандский натюрморт: вазы, кубки, ковры, золото и бархат. Сюда, подобно пушкинскому герою, сходит мольеровский Гарпагон...

«Счастливый день! могу сегодня я/ В шестой сундук (в сундук еще неполный)/ Горсть золота накопленного всыпать», - очень к месту пришлись бы здесь пушкинские строки.

Сюжет комедии, достаточно условный и блестяще «сконструированный», предполагает «французскую» легкость игры, стремительность событий, так называемую «искрометность» в диалогах - исполнительские традиции, вообще говоря, давно утраченные нашим «чеховским» театром. К счастью, большинству исполнителей удается каким- то образом «схватить» этот веселый игривый жанр, почувствовать его прелесть и «кураж». Впрочем, условный сюжет предполагает, однако, безусловную правду движения характера. Нет, не просто провести этого аккуратненького, небольшого роста, с круглой лысиной человечка, власть которого и подозрительность угнетают всех домочадцев. Гарпагон Юрия Томилина (эту роль, говорят, превосходно сыграл в тамбовском спектакле и народный артист Беларуси Николай Кириченко, но мне увидеть его не довелось) умеет обвести вокруг пальца пылкого, но довольно простодушного сына (Клеант Вячеслава Шолохова - элегантный в своих манерах «рококо», но и достаточно нескладный «от природы» - безусловно одна из удач спектакля). Но скряга становится совершенно беспомощен, потерян от горя, когда узнает, что пропала заветная шкатулка с десятью тысячами экю. Кажется, сама жизнь теперь теряет для него всякий смысл. Правда, он тут же приходит в ярость, готов видеть в каждом вора, лютого врага, ибо потеря его не имеет ни цены, ни меры. Тут Юрий Томилин на время забывает о комедии и поступает совершенно правильно.

Был, правда, момент, когда Гарпагон готов забыть о своей пагубной страсти. При виде юной Марианы (Анна Тимошина-Кравченко) сердце его дрогнуло, а ноги, как у влюбленного дурня, стали сами выделывать кренделя. Но лишь на миг, тут же его пронзает мысль, что Мариана при всей своей юности и красоте не имеет ни гроша приданого, а это меняет дело. Звучит один из знаменитых «фирменных» мольеровских рефренов: «Приданое!!!» - парирует Гарпагон все резоны Валера Никиты Логинова... (И, конечно, память тут же подсказывает столь же знаменитые - «А как Тартюф?» или «Кой черт понес его на эту галеру?»)

А кстати, все эти «клеанты» и «валеры», удивительно похожие один на другого, вероятно, не слишком занимали фантазию великого комедиографа, озабоченного, помимо общечеловеческих задач, еще и первейшей необходимостью написать «хорошую роль» для себя - первого актера собственной труппы. Это я к тому, что очень трудно играть этих «валеров», не впадая в давно сложившийся театральный штамп. Не знаю, может быть у вчерашних студентов еще не хватает знаний исполнительских традиций, но исполнение их отмечено той студийной свежестью, увлеченностью действием, которые обязательны и необходимы в комедии. К уже упомянутым добавим Элизу более опытной Ольги Сирото - послушную дочь, неожиданно вспыхивающую упрямством и крутым нравом, здравомыслящего слугу Лафлеша Игоря Беляева, Фрозину Наталии Сазоновой, «посредницу в сердечных делах», к счастью, совсем не напоминающую традиционную сваху на французский лад, какой ее у нас любят изображать. Честно говоря, для меня стало приятным открытием - обилие молодых лиц на тамбовской сцене.

В целом «встреча с Мольером» состоялась. Это «хорошо сделанный спектакль» - то есть сделанный с любовью и со вкусом, где Сергею Ковальчику удалось заладить ансамбль и придать сюжету движение и стремительность. Отметим энергичную и притом внятную речь, что в комедии Мольера не лишнее и встречается не столь уж часто.

И еще... Рядом со сценой в ложе разместился «маленький оркестрик». То есть музыка, поддерживающая движение сюжета и создающая дух рококо - живая, а не запись, казалось, прочно и навсегда завладевшая подмостками наших театров, в том числе «больших» и солидных. Это тоже дорогого стоит и свидетельствует о театре, как о «солидном деле».

Фотогалерея