Казань. Миф о золотом слоне

Выпуск №10-150/2012, В России

В рамках трехнедельных гастролей Казанского академического русского большого драматического театра им. В.И.Качалова в Ульяновске, которые прошли под ежевечерние стоячие овации зала, состоялась премьера комедии «Золотой слон» по пьесе Александра Копкова «Слон».

Художественный руководитель театра, режиссер-постановщик спектакля Александр Славутский говорит, что давно мечтал поставить эту странную притягательную пьесу. Она написана в 1932 году, но при жизни драматург на сцене ее так и не увидел: попала под запрет за клевету на советскую действительность. Самого автора от репрессий спасло, возможно, его рабоче-крестьянское происхождение. Выходец из ярославской глубинки, с двумя классами церковно-приходской школы, он приехал в Ленинград на заработки, много занимался самообразованием, в итоге написал две пьесы - «Слон» и «Царь Потап», получил признание в писательских кругах и - забвение на долгие годы. Глядя из сегодняшнего дня, мы бы сказали, что «Слон» имеет выраженные черты антиутопии. Черты эти становятся только контрастнее оттого, что пьеса написана, скорее всего, с симпатией к этой самой действительности, может быть, поэтому драматург писал без оглядки на цензуру.

Взявшись за «Слона», режиссер Славутский отчасти рисковал, потому что пьеса, про которую вспомнили только в 1990-е, начала словно мстить за годы забвения: неудачи постигли постановки в Санкт-Петербургском театре Комедии, в Саратове, Ярославле, хотя есть и исключение - московский театр «Без вывески» получил за «Слона» «Гран-При» VI Международного фестиваля «Добрый театр» (2002). У казанцев получилось все или почти все.

Место действия пьесы - некий вполне типичный колхоз «Светило», но само повествование похоже на сказку. Некто Мочалкин (Михаил Галицкий), бывший единоличник, а теперь колхозник, находит клад - золотого слона. Но продать его он не может, поэтому решает лететь на дирижабле в Америку, ибо только там на деньги можно все купить. Герой в итоге возвращается, подчиняясь притяжению родной земли.

Сказочные элементы щедро рассыпаны в пьесе и подчеркнуты в постановке. Многие герои видят и пересказывают сны. Например, Мочалкин видит сон, в котором черт принимает у него заявление в партию, а сон о Стеньке Разине подсказывает ему, где надо искать клад. Да и сам главный герой напоминает Ивана-дурака, на которого волшебным образом, без усилий, свалилось богатство в виде слона из чистого золота. Когда Мочалкин притворился, что жертвует слона колхозу, его как триумфатора катают на деревенской печи, отчего возникает ассоциация с Емелей из русской сказки «По щучьему велению». Центральный «персонаж» сценографии (Александр Патраков) - плетеная (!) деревенская печь, которая в дальнейшем используется и как трибуна - с нее произносит речи колхозный староста Курицын (Марат Голубев), и как источник теплого воздуха для дирижабля. Да и сам дирижабль каким-то чудом строится всего за три часа.

Колхозники одеты в тулупы, сшитые из разноцветных лоскутов кожи (художник по костюмам Елена Четверткова), и похожи на полудикое племя. Для них слон - не произведение искусства, не историческая ценность времен Стеньки Разина, а всего лишь «ломтина» чистого золота. Несмотря на разгар уборочной страды («Рожь валится!»), колхозники проводят время в дебатах - сначала о том, почему сбежал из колхоза Мочалкин и почему он «уклоняется», потом - как заполучить в колхоз этого слона и как «почтить» Мочалкина за согласие отдать клад (в итоге решили объявить благодарность - «культурно и недорого»). Чтобы усыпить бдительность колхозников, Мочалкин спаивает их самогоном, и те легко поддаются на соблазн, несмотря на страду.

Массовые сцены - сильная сторона казанского театра и Славутского-режиссера: он и в этом спектакле применяет движение массовки по кругу, «перемещение толп», отчего создается иллюзия водоворота событий, по сцене словно проносится людской смерч, втягивая внимание зрителей в свою воронку. Вместе с человеческим вихрем в этом спектакле вращаются и декорации (плетеные заборы), очевидно, символизируя и динамику внешнего мира с его «враждебными вихрями».

Как мы знаем, вихрь революции идейно расколол в России многие семьи, вот и сын Мочалкина Митя (Сергей Штатнов) - идейный противник своего отца. Он постоянно упрекает его в буржуазности и уклонизме, предлагает отдать слона государству. Однако же - и это важный момент - когда Мочалкин решил припрятать золотого слона, а колхозу отдать глиняную крашеную подделку, сын отца не выдает и потом по его просьбе проектирует и строит дирижабль для побега. Все же голос крови часто оказывается сильнее идейных разногласий.

Небольшая, но важная роль в спектакле - отец Лукьян (Алексей Черепанов), чудной поп, который уговаривает Мочалкина пожертвовать слона на храм. «Отломи мне кусочек, я за тебя помолюсь», - говорит он, нащупав ахиллесову пяту Мочалкина - его страсть к почету и эффекту. Поп в спектакле не выглядит «отделенным от государства», наоборот, он - такой же колхозник, как и остальные, только в рясе, недаром у него в руках балалайка, и в попойке он принимает участие наравне с другими. Это совершенно антиутопический герой, который выглядит как ранний предтеча отца Звездония, генерал-майора религиозной службы из романа Войновича «Москва 2042». Если вспомнить слова философа Бердяева о том, что коммунизм и христианство - это две стороны одной медали, и принять во внимание современное сближение церкви и государства, то становится понятным присутствие в спектакле «своего в доску» попа, а также православного вида хоругвей с серпом и молотом (впрочем, эти хоругви с конфликтующей символикой я видел у казанцев в трех спектаклях, так что это, пожалуй, самоповтор).

Бесспорно, Мочалкин - самый сложный и интересный персонаж в пьесе и в спектакле, и Михаилу Галицкому в полной мере удается передать этот противоречивый, многоплановый характер. Он играет человек деятельного, непоседливого, предприимчивого и честолюбивого, для которого важно произвести «эффект». Живи он в другое время или в другой стране, он мог бы стать успешным бизнесменом, хозяином. Но «колхозы не переждешь», поэтому приходится приспосабливаться. После колебаний он вступает в колхоз и даже по совету сына подумывает о вступлении в партию (как не вспомнить членство в КПСС как непременное условие карьеры?). Но человеческую суть, видимо, не переделать: прочитав «буржуазную» книгу, которую подсунул ему сын Митя, Мочалкин вместо того, чтобы проникнуться сочувствием к эксплуатируемому классу, «возлюбил буржуазию» - за то, что она так весело живет, после чего и стал «уклоняться». Золотой слон для него становится символом счастливой жизни, наивно-утилитарным аналогом американской мечты, недаром Мочалкину говорят: с таким капиталом стать счастливым можно только в Америке (актуальная отсылка к современной «утечке мозгов» и капиталов). Герой терзается противоречием: он богат и одновременно нищ, потому что в колхозе ему не удастся легализовать свое богатство: «Этого слона бы мне при царе, а теперь - с миллионом под задом навоз возить?»

И вот он уже мечтает о том, как заведет в Америке три магазина, как «будет расти мой слон», то есть прирастать прибылью, как он сделает младшего сына министром, а дочку - королевой красоты, потому что «за деньги все можно сделать»: из урода - красавца, «из Дашки - богородицу». Герой уже видит себя неким Купером, у которого на столе телефон, а в приемной толкутся в ожидании посетители. Кто-то подсказывает Мочалкину, что в Америке - кризис, он меняет планы и решает лететь туда, где кризиса нет наверняка - на Юпитер. Неожиданный финал спектакля печально-трогателен: Мочалкин выпрыгивает из дирижабля, используя свой тулуп в качестве парашюта, золотой слон улетает. «Земля притянула, - говорит Мочалкин жене (Светлана Романова). - Заживем сызнова, пчел заведем, будем жить и наслаждаться». Любопытно, что колхозники, так и не приступившие к жатве, сокрушаются прежде всего о том, что теперь «слон городу достанется».

Архитектуру спектакля, помимо сценографии и костюмов, скрепляет и Песня колхозников. Этой незатейливой песне с запоминающейся мелодией, если можно так выразиться, режиссер отдал одну из главных ролей. Текст ее придумали сами актеры. Она заканчивается так: «Просторы ненаглядные, родные небеса, колосья золотистые, бескрайние леса. Пригожая, нарядная, цветет моя земля. Живем в колхозе, мы - одна семья!» Это пародийное произведение служит колхозникам и маршем, и гимном, и даже поминальной мелодией: когда Мочалкин низвергся со своего дирижабля, песня тихо звучит из-за сцены как псалом, на два женских голоса, словно идет отпевание убиенной мечты Мочалкина по вольной, веселой и богатой жизни.

«Эта смешная и грустная история - о нас, а золотой слон - миф, которым мы живем, - говорит Александр Славутский. - Нам кажется, что будут деньги - будет и счастье. Страшно, когда ум и талант заменяют этим слоном. Я считаю, что попытки поставить «Слона» были неудачными, потому что режиссеры думают: нужно ставить смешно, и будет хорошо. Но я думаю, что надо ставить серьезно».

Славутский и поставил серьезно, потому что иначе было нельзя. Но заявленный жанр спектакля - комедия. Комедия получилась в чеховском смысле, то есть грустная. Зрители, которые повелись на прямое обозначение жанра, ожидая нечто «куниподобное», и пренебрегли подтекстом, до второго акта не досиживали, но таких было немного. Возможно, стоило определить жанр как трагикомедию (все-таки есть конфликт двух миров, двух идеологий, в результате которого гибнет мечта) или даже как лирико-комическую антиутопию. Впрочем, как говорили древние, sapienti sat - умному достаточно.

Фотогалерея