Кемерово. Дорога назад

Выпуск №2-152/2012, В России

Кемерово. Дорога назад

«А по дорогам, шаг за шагом, в вылинявших, грязных шинелях тянутся серые колонны. Под стальными касками обросшие щетиной испитые лица; они изнурены голодом и невзгодами, источены, иссушены до костей и несут на себе печать ужаса, отваги и смерти. Молча идут колонны; так, без лишних слов не раз шагали они по многим дорогам, сидели во многих теплушках, горбились во многих окопах, лежали во многих воронках; так идут они и по этой дороге, дороге на Родину, дороге к миру».

Эти строки из романа Эриха Марии Ремарка «Возвращение». Дословный перевод названия романа с немецкого - «Дорога назад». Дорога назад - это процесс. Долгий, трудный, не всегда, как видно из романа, заканчивающийся желаемым результатом. Возвращение же - это свершившийся акт действия.

Спектакль Кемеровского театра для детей и молодежи, получивший приз им. А.Свободина «За раскрытие средствами театра исторического события» на 11-м Вологодском фестивале «Голоса истории», также назывался «Возвращение». Спектакль создан по одноименному рассказу Андрея Платонова, режиссер-постановщик - Ирина Латынникова. С ее выхода, словно связывающего прошлое и настоящее, с ее голоса тихого и взволнованного начался спектакль, вынесенный из небольшого пространства малой сцены театра на открытую площадку Вологодского кремля. Точнее, он начался чуть раньше. Когда зрители в теплых куртках (ночи в июне, как правило, у нас холодные, да еще перед тем прошел дождь) рассаживались на свои места, артисты уже находились на мокрой сцене. Актеры, исполняющие роли детей капитана Иванова, Настя - Евгения Колотова и Петр - Александр Акимов, стояли в одних носках, без верхней одежды. И невозможно было отделаться от мысли о том, что они могут заболеть, и о том, что в подобных условиях можно было бы отказаться от такого начала. Мокрые подошвы вязаных носков артистов, их обнаженные руки и плечи не давали возможности полностью сосредоточиться на спектакле. Камерная специфика этой постановки со сценографией скромного интерьера послевоенной комнаты с буфетом, круглым столом и железной кроватью ужасно диссонировала с открытым пространством. Единственное, что с ним связывало - это рельсы. Проложенные по диагонали сцены и делящие ее на две части, они словно делят и жизнь персонажей, и жизнь страны на «до» и «после» войны. И у этих жизней нет точки пересечения. А звук поезда на фонограмме перекликался со звуками поездов, слышными в ночной тишине города, будто напоминая, что все мы постоянно находимся в пути. Из одной точки в другую, из одного состояния в другое, от одних нравственных ценностей и идеалов к другим. Для каждого из нас этот путь конечен.

Преодолевая пространство открытой площадки, можно было и поддать звук, тем самым потеряв точность психологических интонаций, и загнать темп спектакля, сократив многочисленные и продолжительные паузы. Ничего этого кемеровские артисты делать не стали. Невзирая ни на что, они продолжали существовать в своем театральном пространстве, где каждая секунда наполнена смыслом, где каждая пауза не просто выдерживается, а проживается. Профессионализмом и мощной энергетикой актерам удалось втянуть и зрителя, пусть не сразу, в свое маленькое пространство. Пространство искусства.

Во время одной из пауз, когда напряжение действия и напряжение душевной работы зрителя достигло определенного накала, невольно подняла глаза к небу и как князь Андрей увидела это «высокое небо, не ясное, но все-таки неизмеримо высокое, с тихо ползущими по нем серыми облаками»

И вдруг, в этой борьбе двух реальностей, реальности жизни и реальности сценического искусства появилось то, что Станиславский называл вторым планом. Ощущение колоссальной хрупкости человеческого бытия в несущемся пространстве открытого космоса. И болезненно-щемяще прозвучали для меня заключительные строки рассказа. Как и вступление, но с еще большей эмоциональностью, они были озвучены режиссером спектакля: «Двое детей, взявшись за руки, все еще бежали по дороге к переезду. Они сразу оба упали, поднялись и побежали вперед. Иванов закрыл глаза, не желая видеть и чувствовать боли упавших, обессилевших детей, и сам почувствовал, как жарко стало у него в груди, будто сердце, заключенное и томившееся в нем, билось долго и напрасно всю его жизнь, и лишь теперь оно пробилось на свободу, заполнив все его существо теплом и содроганием». То, что эти слова автора были сказаны Ириной Латынниковой, а не переданы главному герою, и не прозвучали в записи на фонограмме, стало для меня дополнительным сильным акцентом. Ее живые трепетные интонации человека, не находящегося внутри образа, не сковывающего свою природную эмоциональность женщины, говорящей о боли детей, кем бы и когда бы эта боль ни причинялась, завершили общее восприятие спектакля.

Историю героя рассказа Платонова гвардии капитана Иванова, так органично перенесенную авторами спектакля в жанр драмы, стоит, наверно, вкратце рассказать, так как обращение к творчеству этого автора сейчас нельзя назвать широким. Демобилизовавшись из армии, Алексей Иванов возвращается домой, где его ждут жена и двое детей. По понятным причинам, возраст детей в спектакле на порядок выше, чем в рассказе, и зритель видит, скорее подростков, а не маленьких детей. И это добавляет психологической глубины конфликту, возникшему между ними. На войне, как говорится, год - за пять. И дети повзрослели не по годам: старший Петруша взял на себя роль хозяина в доме, младшая Настя успела вырасти без отца и привязаться к соседу Семену Евсеичу, потерявшему на войне жену и троих детей. Да и отец отвык от них за 4 года, (точнее, по этой арифметике - за 20 лет). Как преодолеть эту бездну или дорогу «длинною в жизнь»? Вот персонажи и оказываются по разные стороны железнодорожных путей, пытаются сблизиться и вновь расходятся. А тут еще жена Люба в первую же ночь честно признается в измене. Один раз за все эти бесконечные 4 года ее умирающее от тоски и невзгод сердце потянулось к сердцу другого человека, в стремлении найти поддержку и силы для дальнейшей борьбы. Главной ее материнской борьбы - борьбы за жизнь детей. Не случайно в свое оправдание Люба несколько раз говорит, что уберегла детей, что они у нее почти и не болели совсем. Актриса Светлана Лопина, исполнительница роли Любы, очень точно подчеркивала эти смысловые акценты в тексте. Но Иванов этой измены понять не смог и решил уехать, оставить семью. А уехать он решил к девушке Маше, у которой он оставался несколько дней, когда жена и дети каждый день приходили на вокзал встречать, как они думали, задержавшийся поезд. Об этом эпизоде из рассказа Платонова речь в спектакле не идет. Но о том, что Иванов за эти годы без женского внимания не оставался, зрителям очень явно намекает рассказ Петруши о дяде Харитоне, жена которого Анюта, пока «он на войне жил» жила с безруким инвалидом. И как они сначала долго ругались, а потом Харитон сказал Анюте: «чего у тебя один безрукий был, ты - дура баба, вот у меня без тебя и Глашка была, и Апроська была, и твоя тезка Нюшка была, а на добавок еще и Магдаленка была».

И неважно, были ли у Харитона все эти Глашки и Апроськи, главное, что смогли они простить друг друга, и, по словам Петруши, «живут теперь хорошо». Потому, что оба они и вслед за ними мальчик, смогли понять простейшую истину: в тяжелейших военных условиях «единственное, что может утешить и развлечь сердце человека, это сердце другого человека». Платонов дает нам понять, что истину эту герой его усвоил только по отношению к себе.

В исполнении роли гвардии капитана Алексея Иванова артистом Евгением Белым мне немного не хватило предыстории (нет, не с Машей, она-то в его оценках на рассказ сына как раз была), предыстории 4-х лет войны. Не хватило вылинявшей шинели, грязных сапог (тем контрастнее были бы оценки на них детей, ходивших в носках по вымытому полу), не хватило «печати ужаса, отваги и смерти» в глазах и глухого голоса. Как сказано у Платонова, «голоса пожилого человека». Слишком звонко и молодо звучал этот голос, особенно в сцене ревности, слишком бытово. Так мог бы, наверно, кричать и любой из наших современников.

Тема ухода отца из семьи, поднятая в спектакле Кемеровского театра для детей и молодежи «Возвращение», очень актуальна для современных подростков, немалая часть которых, к сожалению, по себе знает, что это такое. Не переставая при этом верить, что рано или поздно отец обязательно вернется. И особый эффект присутствия возникает в этой, точно созданной режиссером домашней обстановке. В неспешной беседе за ужином, в ночном выбегании детей, в одних маечках и трусиках на крик скандалящих родителей, (в этот момент особенно остро чувствуется боль, знакомая, наверно, каждому ребенку).

Вернуть время невозможно. Невозможно вернуться к себе самому, прежнему, без всех ужасов войны. И сошедшего с поезда Иванова ждет еще длинная дорога.

Искренне обрадовалась, что именно этот спектакль был отмечен призом Вологодского фестиваля «Голоса истории», потому что в нем голос этот был живым, и история была близкая и понятная, а не пропахшая нафталином с мертвыми интонациями, что, увы, нередко случается со спектаклями фестиваля. Может быть потому, что ставя спектакли, в которых отражена история, причем не только история, как таковая, но и история человеческого духа, нельзя тешить себя мыслью, что одним волшебством театральной формы (костюмами, декорациями и т.д.) можно вернуть прошедшие времена. Наверно, это должен быть долгий, тщательный до последних мелочей, словно археологический (когда бережно слой за слоем снимается очередной пласт) процесс. Процесс погружения в прошлое, с тем, чтобы найти в нем вечное, как «неизмеримо высокое небо» над сценой в Вологодском кремле. Иными словами это должна быть «дорога назад».

Фотогалерея

Отправить комментарий

Содержание этого поля является приватным и не предназначено к показу.
CAPTCHA
Мы не любим общаться с роботами. Пожалуйста, введите текст с картинки.