Обреченные на траур / "Участь Электры" (РАМТ)

Выпуск №4-154, Премьеры Москвы

Пьеса Юджина О'Нила «Траур Электре к лицу», необычайно популярная за рубежом, в России, оказывается, никогда не ставилась, хотя другие пьесы великого американца наш театр не оставлял без внимания. Герои О,Нила, «пасынки судьбы», равно и безродные, и родовитые, это люди с сильными характерами и недюжинными темпераментами, переживающие трагические обстоятельства. В их судьбах прорастают и история страны, и устройство социума, ими движут и внешние обстоятельства, и тайные, глубинные психологические процессы. Все это лакомый материал для сцены, можно бы сказать, «масштабный», если бы это не звучало столь пафосно. Хотя, РАМТ славится именно масштабными затеями. Алексей Бородин, когда-то первым отважившийся поставить «Отверженных» В.Гюго и играть их в два вечера, решился, как известно, и на трилогию Тома Стоппарда «Берег утопии». «Траур Электре к лицу» Ю.О'Нила - тоже трилогия, однако на этот раз Бородин пошел другим путем. Сергей Таск заново перевел и осуществил сценическую редакцию пьесы специально для театра, уместив основные события в три акта, Бородин поставил обычный по времени спектакль и дал ему название «Участь Электры». В РАМТе играют именно на тему участи, подразумевая под этим понятием не только обстоятельства, сложившиеся определенным образом, но глубоко зарытые в землю семейные грехи и дальше, выше - рок, нависший над семьей и домом. Этот дом в потрясающей по силе и красоте декорации Станислава Бенедиктова становится главным действующим лицом спектакля. Такое не раз бывало с чеховскими пьесами. Особняк Раневской с забытым в нем стариком Фирсом, или дом сестер Прозоровых, из которого они рвались в «Москву, в Москву», становились одушевленными существами. Оба дома явно обладали метафизической волей - не выпускали за свои пределы, были невидимой, непреодолимой границей, а то и попросту могилой. Родство О'Нила с Чеховм очевидно, может быть, и оно навеяло ход. Но дом Мэннонов в спектакле РАМТа похож и на некий пантеон, античный ли, сегодняшний, не столь важно. Пустые, почти без мебели, графичные выгородки из стен и колонн подвижны, пространство непрестанно меняется, кружится на поворотном круге, обнажая углы и закоулки, а сверху безразлично светит холодная, полная луна. Необычайно важен колер - не серый даже, какой-то пепельный, вроде бы намекающий на аскетический стиль семьи потомственных военных, но при этом отбрасывающий мертвенный свет. В начале спектакля появляется букет ослепительно белой акации, к финалу же он превращается в черный с серебристым отливом, будто обугленный. Стены увешены фамильными портретами, мужественные черты лиц начисто лишены мягкости. Предки будто следят за потомками, молчаливо навязывая им правила, которые невозможно порушить, и, как тень отца Гамлета, толкают их в трагедию.

Конечно же, именно пространство трагедии и создал на сцене Бенедиктов! И именно трагедию ставит Бородин, сознательно обращаясь в пьесе О'Нила, а не к лежащему в его основе мифу об Электре, одержимой желанием отомстить своей матери за убийство отца. Когда-то глава рода Мэннонов совершил преступление на почве ревности. Чтобы уничтожить прошлое, он разрушает свой дом и строит новый, но преступление «кодирует» жизнь последующих поколений семьи. Объемная, многослойная, психологически изощренная пьеса на своем верхнем, «небесном» уровне восходит к проклятью, но при этом укоренена в быте. Бородин и Бенедиктов от быта решительно уходят. Режиссер придает действию форму симфонии, с прелюдией, развитием, кодой и финалом. Задает трехдольный размер отчаянного вальса, в котором кружатся герои и судьбы. Намеренно приглушает страсти, не дает им рваться в клочья, обозначает тон античной трагедии, где страсти накалены предельно, но мелодраматические выплески недопустимы. Персонажи делятся на главных героев и своеобразный хор, который олицетворяют второстепенные персонажи. Эти буквально выходят на просцениум, обсуждая и комментируя события в семье Мэннонов и как бы обрамляя каждый очередной этап трагедии.

Эзра Мэннон (Сергей Насибов) возвращается домой с войны и, подобно античному Агамемнону, погибает от рук неверной жены Кристины (Янина Соколовская). Семья ждет с войны молодого Орина. Неистово ждет его мать, и связывающий ее с сыном мощный Эдипов комплекс будет затем отыгран весьма откровенно. С нетерпением ожидает и сестра Лавиния (Мария Рыщенкова), чтобы рассказать страшную правду о смерти отца и заставить брата отомстить. В пепельном пространстве бьются тихая, нежная, в рыжих кудряшках Лавиния, взвалившая на себя смертельный груз родовой мести, и роскошная, животно жадная до жизни Кристина, чужая здесь кровь, над которой кровные узы не властны. Наглое, едко зеленое платье Кристины уже само по себе вызов пепельно-желтой гамме дома и его обитателей. В финале в такое же платье оденется дочь Лавиния, ставшая удивительно похожей на умершую мать, но все еще живущая под сумрачными взглядами фамильных портретов и не сбросившая с себя родового проклятья,.

Орина играет лучший герой-неврастеник рамтовской труппы Евгений Редько, и это, конечно, его роль. Перед нами постоянно рефлексирующий человек, находящийся в аномальном психологическом состоянии. Причин тому сразу несколько - шок от недавнего пребывания в военной мясорубке, глубочайший фрейдистский комплекс, которым наградил его ген почтенного семейства Мэннонов, и фатальный долг мести. Именно Редько-Орин задает спектаклю ноту отчаянного человеческого неблагополучия, размыкая холодную и стройную трагедию в подветренное пространство реальной жизни.

Орин, разумеется, слишком нежен и изломан для уготованной ему роли мстителя. Вообще, женское «население» пьесы О'Нила заведиомо сильнее духом, нежели мужское. И все же в спектакле РАМТа оно, за исключением Редько и Тараса Епифанцева, виртуозно сыгравшего эпизодического портового забулдыгу, выглядит сильнее еще и с актерской точки зрения. Мужчинам здесь недостает той мрачной, ирландской бездны, которую чувствовал в своих героях великий американец ирландского происхождения. Они пока что ближе к персонажам пьес другого великого американца, Теннесси Уильямса. Но это частность, по счастью не способная испортить общего впечатления.

РАМТ в который уже раз совершил поступок, выходящий за рамки только лишь эстетического явления. На его сцене появилась современная трагедия, где в тугой узел сплетены вечные и никогда не теряющие остроты вопросы. Грехи отцов, свалившиеся на детей, проклятье гнилой крови, призрачная свобода, оборачивающаяся духовным рабством... Жажда счастья и мертвое дыхание войны, греза о далеком, теплом острове, и свинцовая, давящая реальность...

Легкий мазок белилами, и лицо очередной жертвы семейного проклятья становится белым, как античная маска. Один за другим представители «славного» рода отправляются на тот свет под ритмичную «жигу», сквозь которую слышен трагический виолончельный звук, надрывающий душу. Что мы Электре, что нам Электра? Ровно то, что никто из нас не выбирает предков и судьбу, но каждый не избежит участи ответить за свои деяния.

Фото Серегя Петрова

Фотогалерея