Тара. Натюрморты Константина Рехтина

Выпуск № 5-155 / 2013, В России

Дата 14 ноября 2012г для города Тары стала знаменательной. Напротив здания Северного драматического театра им. М.А. Ульянова был установлен памятник Михаилу Александровичу Ульянову. Первый и пока единственный в стране. В этот же день состоялось и открытие II театрального фестиваля «Сотоварищи», посвященного 85-летию со дня рождения М.А. Ульянова. На фестиваль прибыли театральные коллективы из Новосибирска (театр «На левом берегу»), Северска (театр для детей и юношества), Кемерово (театр для детей и молодежи), Братска (драматический театр), Нижневартовска (драматический театр), Омска (театр-студия Л.Ермолаевой). Гостей и участников фестиваля приветствовали артисты театра им. Евг. Вахтангова - заслуженные артисты России, - Александр Филипенко и Марина Есипенко, коллеги Михаила Александровича и родственники. Все в целом совпало с празднованием 10-летия со дня создания театра в г. Таре.

Открытие фестиваля было ознаменовано премьерным спектаклем Северного драматического театра по пьесе Ж.Б. Мольера «Тартюф» (режиссер-постановщик Константин Рехтин). Текст классической комедии на сцене Северного драматического театра явил новые смыслы.

«Тартюф» Ж.Б.Мольера неслучайно живет почти три с половиной столетия. Но за это время сложился определенный стереотип восприятия произведения: социально ориентированная комедия положений, где обличается вреднейший общественный порок - лицемерие. Внимание, как правило, сконцентрировано на главном лицемере - Тартюфе, мнимой внешней причине внутрисемейных неурядиц, который на самом деле «ни одной минуты не обманывает зрителя», как писал Мольер в предисловии к «Тартюфу». Режиссер-постановщик спектакля вносит в текст дополнительное уточнение:

- Вы мне поверили? - спрашивает Тартюф Человека театра.

- Я - нет.

- А он поверил, - кивает Тартюф в сторону Оргона.

Действительно, Тартюф (Алексей Лялин) не обманывает ни зрителя, ни Оргона. Он, если угодно, персонификация, внешнее проявление человеческой сути, фантазии, принятия желаемого за действительное.

- Как Вы могли так поступить с человеком, для которого Вы были всем?

- Я был всего лишь плодом его воображения, - отвечает Тартюф на вопрос Человека театра.

Эти слова, не написанные автором, но введенные в сценический текст режиссером - квинтэссенция смысла постановки. Бродяга Тартюф (и в прямом и в переносном смысле) рассказывает Человеку театра (Вячеслав Шатненко) свою версию развития событий, которая, впрочем, совершенно не противоречит авторской.

Не следует забывать, что Тартюф - единственный персонаж, не имеющий имени собственного. Le tartufe - слово, придуманное Мольером на основе старофранцузского truffer (обманывать, плутовать), стоящее в одном смысловом ряду с le cafard, le bigot, le cagot, le faux dévot, l'hypocrite - все со смыслом «ханжа, лицемер». Но Мольеру зачем-то понадобилось изобретать слово, которое, не исключено, вошло во французский язык с его легкой руки. Необходимо не раз и не два читать пьесу, чтобы постепенно, слой за слоем открывался глубинный смысл - Тартюф, - зеркало, являющее ложь всех отношений семейства Оргона: неприкаянность при внешней силе Оргона, его печальное одиночество (иначе, зачем бы ему понадобился Тартюф), беспросветную брутальную глупость Дамиса, легкую дебильность Марианны и Валера, их «любовь» и т. д. Но в таком случае, сверхзадача спектакля - показать ханжество и лицемерие человеческих отношений как во внешнем мире (семья, социум), так и во внутреннем (перед самим собой), обратив взгляд зрителя на самого себя. Именно этот смысл не снимает актуальности пьесы Мольера, поскольку сама проблема истинного и ложного в человеке вне времени. Дать вневременное прочтение сценическому тексту - задача, представляющая отдельную сложность. Поэтому и появляется на сцене Человек театра. Он ведет диалог со зрителем и с Тартюфом - вполне нашим современником, рассказывающим, как же все обстояло на самом деле. Эти диалоги размыкают замкнутое сценическое пространство, вовлекая зрителя в глубокий внутренний диалог. Шаг весьма рискованный. Это может вызвать весьма неоднозначную реакцию. Просто по причине существования проблемы правды и лжи человека в отношении самого себя. Не забудем, кстати, что комедии Мольера по внешним параметрам безупречно соответствующие жанровому канону (классицизм как-никак), вовсе не являются «веселыми» пьесами.

Вот такую, в очередной раз сложную задачу ставит перед собой К. Рехтин. И по большому счету решает ее. Нет, безусловно, можно получать удовольствие от блестящей игры г-жи Пернель (Анастасия Хитрова), Эльмиры (Ольга Которева), Дорины (Анна Липская), тонкой передачи «девочки со странностями» Марианны (Ольга Горбунова), что, надо сказать, требует особого искусства и психологической тонкости актрисы. Горбунова великолепно справилась. Найдено интересное пластическое решение образа Тартюфа (Алексей Лялин), буффонная подача Дамиса (Олег Шатов) и Валера (Иван Шатов), гротескно исполнен «философ»-вития Клеант (Михаил Синогин). За исполнение роли Оргона заслуженную награду фестиваля «Сотоварищи» в номинации «Витамин радости» получил Василий Кулыгин. Но и второстепенные роли - г-н Лояль (Роман Николаев), слуги: Лоран (Денис Блинов), Флипота (Екатерина Демина), были поданы весьма достойно. Однако удовольствие от мастерства актеров тарского театра сочетается неизбежно с довольно сложной гаммой чувств, вызванной узнаванием себя в персонажах Мольера.

Нельзя не сказать и о сценическом оформлении спектакля (художник-постановщик Владимир Софронов), непосредственно связанным с действием и жанровым определением: «Комедия на фоне натюрмортов». Картины-натюрморты оказываются одновременно и стилистической цитатой эпохи XVII столетия (именно тогда этот жанр оформился и расцвел) и вещью-персонажем. Последнее, надо сказать, - один из фирменных режиссерских приемов Константина Рехтина. Натюрморт-ширма вовлекается в сценическое действо, отнюдь не являясь пассивной декорацией. Кроме того, это знак, несущий особое смысловое наполнение: материальное изобилие, но «мертвая природа». «Изобилие еды - еще не еда», - сказал современный философ Валерий Подорога. Вообще же по своему смыслу натюрморт являет сложные отношения живого и мертвого. Или апофеоз последнего. Неслучайно натюрморт - это «особый театр вещей, размещавшийся на небольшой сценической площадке стола, полки, стенной ниши или прилавка», - писала известный искусствовед И.Е. Данилова. Сами же персонажи спектакля в головных уборах, представляющих собой затейливое фруктовое ассорти, выглядят ожившими портретами Арчимбольдо - «то ли натюрморт в человеческом образе, то ли человеческое лицо, превратившееся в натюрморт», - справедливо заметила И.Е. Данилова. В этом контексте легко читается и сцена активного поглощения пищи семейством Оргона с соответствующим звуковым сопровождением, и появление самого хозяина с поросячьей головой в руках... Человек - натюрморт. Тартюф - его зеркало.

В финале... Собственно, финалов два. В одном Тартюф сделал свое дело, в другом, согласно Мольеру, все хорошо. Ну, или почти все.

Фотогалерея