В лабиринте смыслов / "Бесы. Сцены из жизни Николая Ставрогина" (Театр на Малой Бронной)

Выпуск № 5-155 / 2013, Премьеры Москвы

В лабиринте смыслов / "Бесы. Сцены из жизни Николая Ставрогина" (Театр на Малой Бронной)

Почему современные режиссеры снова и снова обращаются к роману Ф.М. Достоевского «Бесы»? Что в нем сегодня может казаться актуальным для зрителя? Почему зал никогда не оказывается пустым тогда, когда со сцены говорят герои русского писателя-философа?

Поистине, до тех пор, пока жив человек, пока жива его душа, не покинет его желание постичь истинную Правду, познать истинную Любовь. Именно поэтому не угаснет интерес к роману «Бесы» Ф.М. Достоевского - роману о мучительных поисках Правды, об испытаниях веры и любви, - созданным более ста лет назад. В настоящее время остро ощущается необходимость нового, полнозвучного разговора о «Бесах», углубленного подхода к осмыслению и исследованию проблематики и образов романа не только с позиций политических и социальных катаклизмов, но и в координатах вечности. Об этом и спектакль «БЕСЫ. Сцены из жизни Николая Ставрогина» Сергея Голомазова - художественного руководителя театра на Малой Бронной.

Возможно, «Бесы» Достоевского могут служить объяснительным фрагментом той катастрофы, которая разразилась в России в начале ХХ столетия. «Катастрофичность сознания» - свойство мировосприятия и сегодня. Остро ощущая приближение изменений и боясь их, Достоевский откликался тем, что во многих своих художественных типах исследовал в человеке духовно ущербное. Ему, очевидно, казалось, что выведение его наружу позволит лучше понять это состояние. Например, режиссер Арзамасского драматического театра Аман Кулиев, размышляя о названии романа Достоевского и о природе его художественного творчества, полагает, что «бесовщина» - это чисто русское явление; это некий космос России, окруженной лесами, что нашло отражение и в русской мифологии, наполненной бесами.

Персонажи Достоевского в этом почти трехчасовом марафоне русской жизни в постановке Голомазова становились реальной частью действительности, нарушая законы материального бытия, сходили с книжных страниц и обретали жизнь в человеческих личностях, легко узнаваемых в наших современниках.

В спектакле живо передаются свойственные русскому духу апокалиптические предчувствия и пророчества, которые причудливо уживаются с трезвым взглядом на действительность. Голомазов - очень неоднозначный и сложный для понимания режиссер - похоже, как и сам Достоевский, очень любит парадоксы и доказательства от абсурда, или «приведение к абсурду» (reductio ad absurdum), полагая, что доведение мысли до абсурда выражает всегда «что-то другое». Это те самые «обратные общие места», обилие которых у Достоевского так возмущало Тургенева, многообразие которых ставит в тупик и в постановке Сергея Голомазова.

В спектакле перед зрителем предстает эпопея не только человеческих судеб конкретной эпохи, но и лабиринт смыслов, многие из которых так и остаются неразгаданными, заставляют размышлять даже уже после спектакля. Это прежде всего оригинальные декорации. «Табуреточный мир» чудесным образом трансформируется прямо на глазах у зрителя то в узнаваемую архитектуру Петербурга: в его дома, тесные комнаты, лестницы (которых так много в романах Достоевского), мосты, храмы; то становится неким вневременным интерьером, символическим отражением нашей жизни сегодня. Режиссер поясняет: «Пространство родилось из ничего, из воздуха. Точнее, из одной табуретки. Когда мы начинали репетировать, в помещении была только одна табуретка, и мы стали фантазировать. И из этого мебельного мусора репетиционного зала родилось это «пространство табуретки», как некая часть страшного «табуреточного сознания». Табуретка для русского человека куда больше, чем предмет мебели. Это образ жизни. Это наш русский провинциальный аскетический минимализм, неустроенность, убожество, бедность, в том числе и нравственного порядка».

Между тем, что-то глубоко настоящее, истинно русское и такое близкое льется со сцены в сердца зрителей. Может, это свет, который озаряет лица актеров, словно выхватывая самое важное в неизменной темноте сцены. В каждом, даже самом законченном мерзавце, есть этот свет. Отсюда контраст света и тени, который придает спектаклю барочное звучание. В постановке Голомазова нет законченных негодяев, а есть просто люди, запутавшиеся и ищущие выхода из сложившегося внутреннего тупика. «Бес» появляется тогда, когда исчезает главное для русского человека - вера в Христа, которого ищут все герои. Сергей Голомазов показал, что происходит с русским человеком, когда он теряет Бога в душе. Именно этой идее служат все элементы спектакля.

Режиссер отрицает традиционную сценическую стилистику, которая основана на непреложности закона «дважды два четыре». Дважды два пять - один из тех принципов оригинального стиля, который позволил ему выражать и доводить до зрителя заветные идеи, в том числе утверждать вековечный идеал вопреки «математическим» опровержениям свободы, Бога, Христа.

«У меня с «Бесами» Ф.М. Достоевского - давнишний роман, - говорит Сергей Голомазов, - он начался еще в институте и продолжается по сей день, это такая юношеская любовь. Я даже не стану говорить об очевидном, об актуальности романа, - это дело бессмысленное, конечно. Происходящее в нем чрезвычайно современно... Для меня это роман знаковый, пророческий. Это, если угодно, некая Библия русской сути, русской ментальности. Всех наших опасных смыслов и путей и в социальной, и в нравственной, и в духовной, и в политической жизни. «Бесы» - роман о величайшем русском заблуждении, в котором мы, к сожалению, пребываем до сих пор. Это роман о ложных ценностях, о том, что происходит вокруг нас сегодня».

Своей работой режиссер удивительно ярко и убедительно открывает современному зрителю его самого, погружая в художественное пространство известного и очень сложного романа Достоевского, меняя масштаб и ракурсы увиденного, постигая тайны русского характера. Добро и зло для писателя Достоевского и для режиссера Голомазова - те категории, которые помогают определить как состояние современного общества, так и условия совершенствования нравственности - той необходимой основы истинного, а не ложного, внутреннего, а не внешнего социального прогресса. С проблемой добра и зла связан целый комплекс вопросов, касающихся природы русского человека, его свободы и смысла жизни. Голомазов своим спектаклем «БЕСЫ. Сцены из жизни Николая Ставрогина», над которым работал в течение нескольких лет, доказывает зрителю, что зло - это отступление от добра, недостаток добра, происходящий от неправильного выбора, неправильного употребления дарованной Богом свободы.

Нет абсолютного зла, поскольку в любом явлении, признаваемым человеком как зло, есть какое-то благо. Сильные натуры, такие как Ставрогин (Артемий Николаев), искушаемые злом, не поддаются ему полностью, мучаются своей раздвоенностью. Отвечая на вопрос: «Что было для Вас самым трудным в работе над образом Ставрогина?», артист театра Артемий Николаев говорит: «Самое трудное было избежать «достоевщины», некоего общепринятого подхода к решению спектакля и образа, через привычно мрачные, многозначительные, «зловещие» приемы. Необходимо было набраться смелости и попытаться по-своему понять Ставрогина и, как велел Станиславский, «стать адвокатом» своего персонажа. Эта сочувственная позиция по отношению к герою далась не легко. Наш спектакль - это только часть великого романа. Та часть, где Ставрогин, подгоняемый мучительными видениями своих прошлых преступлений, ищет спасения, делает все возможное, чтобы хоть отчасти искупить свои бесчисленные грехи. Через невероятные муки совести, смертельно больной, он приходит к любви и состраданию по отношению к тем, кому причинил зло. Нам всем есть в чем раскаиваться: и Ставрогину, и Федору Михайловичу, и мне».

Работа над спектаклем была долгой и кропотливой. Это большая внутренняя работа не только режиссера, решившего воплотить на сцене столь грандиозный замысел, но и актеров. Именно от того, каков актер и какими качествами он соотнесен со зрителем и с ролью, зависит театральный стиль. Голомазов весь не только в своих работах, но и в своих учениках. Дмитрий Сердюк, исполняющий роль Верховенского, чрезвычайно убедителен, поскольку сумел-таки «найти человеческое в человеке», пусть даже на самом «дне», в «бездне». От спектакля к спектаклю актер Юрий Тхагалегов (Шатов) открывает для себя и для зрителя что-то новое в своем персонаже. Наблюдать за его внутренней работой на сцене чрезвычайно интересно, зная и то, что он мусульманин, мастерски проникающий в психологию православного человека. Егор Сачков в роли Лебядкина поистине открывает зрителю новые грани человеческой души. Именно душевная пластика актеров, их умение передать многообразие человеческой личности, желание проникнуть в великую тайну человека, о которой так много говорил русский писатель Достоевский, - несомненное достоинство постановки, то, что привлекает к ней внимание и делает со-бытием в жизни зрителя.

Спектакль «БЕСЫ. Сцены из жизни Николая Ставрогина» - это яркий пример органического соединения Автора, Героя и Зрителя.

Фотогалерея

Отправить комментарий

Содержание этого поля является приватным и не предназначено к показу.
CAPTCHA
Мы не любим общаться с роботами. Пожалуйста, введите текст с картинки.