Евгений Журавкин: "Тебя испытывает на прочность Мельпомена..."

Выпуск №10-160/2013, Гость редакции

В позапрошлом сезоне столетний юбилей отметил Севастопольский академический русский драматический театр имени А.В. Луначарского, которым с 2000 года руководит В. В. Магар. Ему удалось собрать в труппе театра талантливых актеров. Во многом благодаря одному из них - заслуженному артисту Украины Евгению ЖУРАВКИНУ - театр имени А.В. Луначарского так отличается от других театров: летом здесь существует Античная программа.

Спектакли «Античного филиала» под руководством Евгения Журавкина проходят под открытым небом, в естественных декорациях Национального Заповедника «Херсонес Таврический», где сохранились развалины греческого театра, которому более двух тысяч лет. Подсветка и несложная звуковая аппаратура - вот все, что используется здесь из современных средств. Постановки спектаклей «античной» тематики привлекают не только туристов, но и журналистов из России и Украины, которые делятся впечатлениями на страницах различных изданий, среди них - «Итоги», «Страстной бульвар, 10», украинские и российские газеты.

Евгений Журавкин учился в Белорусском Театрально-художественном институте, окончил его в 1991 году, работал в Альтернативном театре Минска и Севастопольском городском театре для детей и молодежи «На Большой Морской». Вот уже тринадцать лет он один из ведущих артистов театра имени А.В. Луначарского. На основной сцене он занят в ролях Дон Жуана, Яго и Шпекина в спектаклях В. Магара «Дон Жуан», «Отелло» и «Городничий» (по гоголевскому «Ревизору»), Виктора Викторовича в спектакле В. Малахова «Самоубийца» (по пьесе Н. Эрдмана), Джона в собственной постановке пьесы О. Уайльда «Как важно быть серьезным». Ставит также спектакли для детей во время школьных каникул и сам играет в них.

В филиале около двадцати актеров - истинных энтузиастов. Всего на сцене Античного театра было поставлено семь спектаклей. «Отравленная туника» и «Ангел стаи» - по произведениям Н.  Гумилева, «Троянская война окончена!..» - по пьесам Еврипида «Гекуба» и «Троянки». Автором пьес «Ля-гушки!», «Женщины в народном собрании» и «Облака» в афише значится Аристофан, но его произведения, как и принадлежащие Еврипиду, переработаны Е. Журавкиным. Он же выступил и в роли режиссера-постановщика.

Летом, в период с 20 июня по 31 августа, закончив репетицию на основной сцене, актеры спешат в Античный театр, чтобы подготовиться к вечернему спектаклю. Монтировкой, реквизитом, гримом и костюмами все члены команды занимаются сами.

О работе Античного театра наш корреспондент беседует с Евгением Журавкиным.

- Правильно ли я понимаю, что еще до вашего прихода в театр на этой площадке были какие-то спектакли?

- Да, еще в 1987 году Михаил Егорович Кондратенко, руководивший тогда театром, решил использовать площадку Античного театра. Она была совсем «свежеоткопанная», там еще серьезной реставрации не было, и у него получилось создать здесь театр. Тогда же состоялось и открытие фестиваля «Херсонесские игры», одновременно на трех разных площадках Херсонеса работали три театра: кроме нашего - драматический театр имени Б. Лавренева и ТБМ (Театр на Большой Морской - Е.С.). Потом «вдруг» для нашего театра настали трудные времена, и он ослабил свое влияние на античной площадке, слишком стало хлопотно: персонала мало, и работать параллельно на основной и херсонесской сценах трудно, поэтому театр и ушел - временно, на два года. Но осталось сожаление, что мы ушли из Херсонеса. Потом нам, актерам, захотелось поиграть те роли, которых на основной сцене не было. Я был уверен в «Отравленной тунике». Этот спектакль в репертуаре театра шел более двадцати лет, это своего рода легенда. Мы сделали спектакль заново, специально для Античной площадки. Он такой... самый простой... Но зрители забывают о несовершенстве декораций, музыки и прочего, так как история написана Гумилевым великолепно.

- И поэтический язык Гумилева, пожалуй, составляет главное достоинство спектакля...

- Да, тут главное - не мешать...Вот мы изо всех сил стараемся не мешать Гумилеву ни в «Отравленной тунике», ни в «Ангеле стаи». Иной раз наверняка мешаем, конечно. Но хочется чистоты, гумилевского серебра звучания... И зритель удивительно тонко слышит. Это был первый, «опорный» спектакль. Нас не очень смущало количество зрителей, играли, когда в театроне сидело 40-50 человек, иногда под дождем. Это было для нас тогда вполне интересным и новым делом.

- Хорошо, что сейчас на ваших спектаклях уже полные залы.

- Да, но не так давно работали и на 27 человек, и на 17 - дневной ливень распугал потенциальных зрителей. Эта работа - не совсем планового репертуара, это для меня своего рода жреческий обряд, продление жизни этому театру. Нас не было - здесь были представления, нас не будет - кто-то выйдет после нас... Потом понеслось-поехало, появились еще «Эдип-царь» и «Троянская война окончена!..», потом захотелось похулиганить - возникли «Ля-гушки!» Потом «Женщины в народном собрании». Особняком держится «Ангел стаи», пьеса Гумилева «Гондла» не давала мне спать спокойно и требовала немедленного превращения в спектакль.

- Планируете в дальнейшем восстановить снятые с репертуара постановки?

- Планируются вводы на «Ангела стаи». Хотел восстановить «Эдипа», но он требует некоторого подвига актерского - сложновато вытянуть эту махину. Надо подрасти чуть-чуть, материал серьезный, и надо отнестись к нему посерьезнее.

- А как вы стали руководителем?

- Так получилось: пригласил актеров, предложил - почему бы нет? Если будет зритель, будем играть, оплачивать расходы, возможно, даже зарабатывать. А не будет - может, будем играть не так часто, но хорошие, интересные роли.

- А режиссурой вы уже до этого занимались?

- Делал в Минске детские спектакли, презентации, театральные капустники и с удовольствием сам в них участвовал. Если я предлагаю актерам интересный материал, мне кажется, нужен энтузиазм актеров и хотя бы минимум профессионализма - работай от души, тогда все получится. Андрей Федорович Андросик - мастер курса, мой учитель, Царствие ему Небесное - меня направил, открыл мне глаза на Херсонес. Сказал: «Женя, а почему ты здесь ничего не делаешь?» «Да вот, там трудности какие-то...» «Все это ерунда, здесь нужно работать, это Античный театр». Херсонес возник как некоторая альтернатива основной сцене. Мы в «Ля-гушках!» и «Женщинах в народном собрании», можно сказать, просто без зазрения совести веселимся, и репетиции комедий, детских сказок доставляют огромное удовольствие... смех продлевает жизнь. Иногда на репетициях на коленях ползаем и хохочем. Творчество, оно, наверное, как у греков должно быть - радостное, светлое, аполлоновское какое-то, легкое. Правда, на эту легкость не всегда хватает сил, но к этому стремимся.

- Оказывает ли вам театр материальную поддержку - обеспечивает ли костюмами и всем прочим, что нужно для Херсонеса?

- Раньше поддержка театра была решающей, сейчас она, конечно же, остается, но мы стали более самостоятельными, со всеми плюсами-минусами (улыбается).

- Кем вы себя больше ощущаете - актером или режиссером и руководителем, или нельзя сказать однозначно?

- Нельзя. Когда собираешь пьесу, видишь роль в ней, на себя рассчитываешь как на актера: вот, думаешь, здесь было бы интересно это, здесь можно сделать так... И ставить, и играть - чуть-чуть интереснее, но надо понимать, что иногда сам можешь не в координатах находиться, и не надо брать на себя сложную роль, чтобы можно было на себя посмотреть со стороны. Приятно работать в кругу единомышленников, именно с теми, кого ты пригласил и кто с удовольствием откликнулся. Создается какой-то творческий коллектив, где все понимают друг друга с полуслова и с удовольствием работают... Для меня лучше полноценно играть в своем спектакле, когда я могу немного влиять, управлять ритмами. В «Женщинах в народном собрании» у меня несколько небольших сцен, и в закулисье ухо выставляю и слушаю, кусаю порой ногти и локти, потому что кажется, что все неправильно звучит, медленно идет и т. п. А иной раз все идет блестяще, сердце радуется...

- Как к вам пришла мысль «Лягушек» переделать?

- Читаю пьесу - смешно, второй раз читаю - смешно, особенно некоторые ситуации, в третий раз читаю - смешно. Стал составлять, комбинировать лучшее, хотя нельзя сказать, что у Аристофана есть что-то лучшее и худшее, скажем так - понятное и непонятное. Я выбрал то, что было понятно мне, как делать, и, возможно, понятно зрителю, как воспринимать. А потом возникли какие-то мостики и простые решения - например, у Аристофана одна большая сцена состязания поэтов - так пусть она будет разбита на 3-4 части, а между этими частями происходит путешествие Диониса в подземелье.

- А откуда появились те эпизоды, которых нет у Аристофана? Мне кажется, что сцена со старухами, которые гоняются за Ксанфием, из «Женщин в народном собрании»?

- Совершенно верно, не хватало финала в «Ля-гушках», и рядом была пьеса «Женщины в народном собрании», и я решил воспользоваться эпизодом, когда три старухи делят бедного Ксанфия. Потом, правда, когда ставил спектакль уже по самой этой пьесе, пришлось финал передумывать заново, и там я решил сделать 10 интересных, более-менее полноценных ролей, чтобы у всех артистов была возможность играть. Эта пьеса, может быть, и не такая драйвовая комедия, как «Лягушки», но зато наверняка более понятная зрителям.

- Мне кажется, и «Ля-гушки» понятны.

- Ну, там споры о поэзии, о прологах, Еврипиде. Хорошо бы, как минимум, ориентироваться, кто такой Еврипид, кто такой Эсхил.

- Даже дети вполне адекватно их воспринимают - просто как ссорящихся дяденек-поэтов...

- Для меня самая дорогая сцена, когда они бросают друг в друга надувными лягушками, дерутся по-детски (хохочет), я всегда это вижу и смеюсь под сценой. Эта сцена очень похожа на театр. И импровизации, конечно, интересны.

- Насколько я понимаю, у вас в тех же «Ля-гушках» все же импровизации «в рамках», не совсем уж отсебятина?

- Желательно, чтобы было так. Предложение актерам было такое: уж если что-то хотите ляпнуть, если уж что-то родилось такое гомерическое, то, пожалуйста, уложите в ритм стиха, фразы. Ну, Вы знаете, публика-то тоже работает, реагирует, провозглашает иной раз что-то... Это же тоже природа театра, нельзя игнорировать прозвучавшее какое-то предложение со стороны смелого зрителя. Это было вполне естественно и в том, древнем, театре. На комедиях, уверен, был очень тесный и плотный контакт. Так что небольшие отклонения от совсем не классического текста природе комедии не противоречат.

- Как я понимаю, вы вообще не боитесь зрителей, их громкой реакции?

- Здесь бывает, что публика шумно ведет себя, и детишки бегают иногда, и собаки выскакивают на сцену, и кошки приходят - мяукают, вороны каркают... Это не то, что тебе зритель вызов бросает, это тебя проверяет на прочность Мельпомена. Пожалуйста, соответствуй - или имей достоинство, юмор или еще что-то, чтобы адекватно это воспринимать. Ну, я не знаю, что бы я делал, если бы в меня бросали помидорами, может быть, спасался как-то, но пока (смеется), слава Богу, не было причин, заставляющих меня ретироваться и отменять спектакль.

- Всегда поражалась, откуда актеры берут столько сил: ведь детские спектакли вы играете два раза, утром и днем, а потом еще вечерний, а самоотдача та же...

- Детей же нельзя обманывать! Я призываю актеров честно подходить к своим обязанностям. Нет, все, слава Богу, работают, все тратятся, все получают от работы удовольствие. И если какая-то легкость возникает к концу третьего спектакля, то это скорее вопреки, чем благодаря. Это - серьезная, тяжелая работа. Благодарная, поскольку мы воспитываем публику детскую, но это служба, сродни церковной, знаете ли... Вообще, чем мне нравится наш театр: он удивительным образом самоорганизуется, актеры имеют совесть, ответственность, и сколько бы народу ни пришло - все равно есть честь, достоинство и желание играть для тех, кто пришел. Пусть немногочисленная публика, но люди пришли, для них это тоже акт какой-то культурный, так что разочаровывать их нельзя. Такая труппа собралась, мне она очень нравится и удивляет, что в отсутствие режиссера - он поработал и уехал на некоторое время - актеры собираются и репетируют сами.

- Откуда у вас это умение заинтересовать детскую аудиторию?

- Самое главное - заинтересовать актеров, придумать им интересные роли, которые сам хотел бы сыграть. Проживаешь каждую роль, взаимоотношения. Если у актеров, даже в сказках, хорошие роли, то это фундамент, на котором можно дальше работать, и дети и их родители будут заинтересованы, почувствовав, что актеры получают на сцене какое-то творческое удовольствие. Помимо интересной пьесы, есть же еще актеры, которые, когда в охотку репетируют, то все несут свои придумки, едва успеваешь сортировать - что надо, что не надо. В этом отношении они мне очень помогают.

- Почему нынешней зимой вы выбрали для постановки «Белоснежку»?

- Это за меня решили (улыбается). Начальству стало ясно, что проще заработать на классическом названии, например, «Красная шапочка», «Белоснежка», чем на каком-то странном вроде «Ох, уж эти принцессы...» Возможно, я бы выбрал что-то другое. Но было интересно сделать доступным такой страшный детский триллер (смеется), ведь речь там идет о недетских вещах. Также хотелось преодолеть возникшую трудность - с отражением зеркал на сцене, другим принципом освещения. В этой сказке есть потенциал.

- Идея отправиться на гастроли в Ялту с вашей первой сказкой - «Пираты Карибских гор, или Похитители радуги» - тоже исходила от руководства? (сказка снята с репертуара - Е.С.)

- Идея с гастролями «Пиратов» хорошо рифмовалась с «Бармалеем» здесь. (Вторая премьера этой зимы в постановке Н.Абелевой - Е.С.) Еще на премьере спектакль несколько не вписывался в условия академического театра - это здоровое, а местами (смеется), может, и нездоровое, хулиганство...

- Насколько тяжело собрать и детские спектакли, и античные после перерыва? Они, вероятно, расшатываются?

- Расшатываются, конечно. Когда спектакль накатанный, в нем приятно жить, легко существовать. Несмотря на то, что мы всегда делаем прогоны, готовимся к открытию, возобновление сезона, первые спектакли - достаточно волнительные. А иной раз приходишь: с самого начала какое-то добро, радушие, радость плещется - как говорится, благосклонность Аполлона в большей или меньшей степени. В большей - очень хорошо, если в меньшей - приходится эту благосклонность каким-то образом, какими-то затратами, энергетическими, наверное, зарабатывать - что делать...

- Вообще такие затраты - это одна из составляющих вашей профессии. Что для вас самое трудное?

- Честно работать. Когда сил мало, голоса нет, не дай Бог, болезнь или еще что-то, но работать честно до конца, не позволять себе халтурить. Иной раз хочется отвернуться, отдохнуть, а надо, надо, надо работать, ибо халтура разрушает мир... Мир спектакля, в данном случае, но, может быть, и мир в более глобальном смысле. Когда ты позволяешь себе такие вещи, это ни к чему хорошему не приведет. На Херсонесе приходится самим заниматься монтировкой, ставить декорации на жаре. А на спектакле-то все нужно отдать, все до копеечки! И после снимаешь с себя костюм, выжимаешь его, садишься - язык на плече, чуть отдышишься, и занимаешься разбором нехитрых декораций, развешиванием костюмов и так далее. Частенько через «не могу». Я очень благодарен актерам проекта, которые это выдерживают.

- Ваша команда занята и в том проекте, который вы осуществили на основной сцене - в спектакле по пьесе О. Уайльда «Как важно быть серьезным». Давно собирались ее поставить, или она возникла спонтанно?

- Предлагал давно, но помог случай - бенефис Нины Федоровны Белослудцевой. Проект веселый и любопытный. Пьеса литературно вкусна, трудно переставить и слово, но есть, на мой взгляд, шутки, требующие расшифровки, которая может притормозить действие. При читке сразу же видишь по актерам, понимают они или нет, и делаешь корректировку. Меня самого удивляет, что артисты заговорили человеческим голосом при таком объеме текста, и публике все понятно...

- Какое качество, на ваш взгляд, должно быть в актере главным?

- Терпение, терпение и еще раз терпение - в это вкладывается и умение ждать, и мудрость некоторая.

- Есть ли у вас какие-то любимые режиссеры, с которыми Вам особенно легко работать как артисту?

- Легко... легко не значит хорошо, понимаете? Легко работается, когда режиссер от тебя практически ничего не требует. Интересно, когда трудно, когда натягиваешь на себя, как в случае с Дон Жуаном, что-то тебе совсем не присущее, чему ты сопротивляешься. Дон Жуан, Арбенин - это материал бесконечный, приблизиться к нему невозможно, это горизонт.

- Вашей любимой ролью долго был, как вы говорили, Арбенин. Это по-прежнему так, или теперь его место занял, скажем, недавно сыгранный Яго?

- Хорошо, что амплитуда ролей разная. Интересно, работая над премьерной ролью, видеть, как корни этой работы прорастают и в другие спектакли, и в себе это порой приходится подавлять - местами вдруг стал Жуана играть как Яго. В Жуане - по-прежнему трудна интуитивность существования, идешь как по камешкам...

- Что в работе приносит вам наибольшую радость?

- Понимание зрителей - вот чего сложно добиваться и что очень дорогого стоит, когда этот контакт происходит. Мне приносит такую тихую, скромную радость, когда зритель смеется, или соболезнует, или сочувствует глубоко, когда тишина в зале внимательная, или, наоборот, громкий смех - это те моменты, за которые стоит сражаться в этой жизни.

- А в жизни что больше всего радует?

- Дети, их у меня трое. И работа хорошая. Работа, которая приносит удовольствие зрителям, и идет взаимный энергетический обмен, несмотря на физическую усталость, и появляется ощущение сделанного дела - вот это и есть если не счастье, то одна из его составляющих.

Фото А. Белицкой

Фотогалерея