Эпопея о любви / "Тихий Дон" (Театр "Мастерская")

Выпуск №1-161/2013, Премьеры Санкт-Петербурга

Эпопея о любви / "Тихий Дон" (Театр "Мастерская")

Новым эпическим телесериалом нас не удивишь. Это вопрос денег. Театральная эпопея - редкость и, как правило, событие. Здесь нужно вкладывать душу. Я уже не говорю о времени. Работать над спектаклем два-три года могут себе позволить люди нерасчетливые и по-хорошему сумасшедшие. Да что там 2-3 года! «Тихий Дон» Санкт-Петербургского театра «Мастерская» похож на трехступенчатую ракету. Роман начал изучать еще курс Григория Козлова 2001-2005 гг. Вторая ступень «ракеты» - следующий курс, составивший ядро Театра «Мастерская». И он не дошел до конечного результата. Наконец, с последним курсом ракета-премьера вышла на сценическую орбиту. Больше 10 лет понадобилось, чтобы внутренняя театральная работа перешла в новое качество, и родился спектакль-эпопея. Его петербуржцы увидели в мае 2013 г.

Впрочем, слово «эпопея» порядком обесценилось. Так и представляешь себе толпу людей, истошные крики, много ружей и пулеметов. «Тихий Дон» в «Мастерской» Козлова я бы назвал «лирической эпопеей», хотя это словосочетание парадоксально. Для 20-22-летних исполнителей, студентов Санкт-Петербургской театральной академии, проблемы классового раскола в Гражданскую войну не слишком близки, точнее, не первостепенны - правда, Шолохову тоже было 22, когда он приступил к «Тихому Дону». Спектакль на Народной улице не о ненависти - о любви. Любви многоликой. По-разному любят 33 персонажа (из 883 персонажей романных). Любят, несмотря на все исторические катаклизмы.

Любит своих учеников и педагог-режиссер Козлов. Он, словно фантастическая мама, творчески рожает детей десятками. И к каждому относится с нежностью. Не знаю, как он пришел к пониманию своей, не побоюсь этого слова, миссии, но, постоянно отдавая, Козлов омолаживается, матереет режиссерски. Нежный-то нежный, а детей своих не щадит в работе. Перед студентами (актерами) и перед собой ставит задачи все сложнее и сложнее. Но вот странность. Обращаясь к вещам жестким, жестоким («Идиот», «Яма», теперь «Тихий Дон»), он главным образом вычленяет из них страницы светлые и добрые. Зритель, побывавший на сценических транскрипциях прозы Достоевского, Куприна, Шолохова, помнит, как тепло улыбаешься во время сцены у Епанчиных («Идиот. Возвращение»), наблюдая «уютный» быт публичного дома («Два вечера в веселом доме»), подпевая донским казачкам. Что это: сглаживание острых углов, противоречий? Нет, противоречия никуда не деваются, но, по мнению Козлова, исходить следует из «правил добра». Для постижения «правил добра» нужно понять другого. Почувствовать уклад чужой жизни. Потому представление и начинается с действия под названием «Истоки».

Спектакль чуден не бьющими на эффект режиссерскими приемами. Вспоминаются 2-3 сквозных метафоры. Скажем, бабы «косят» платками, мужики-солдаты «косят» людей полами шинелей. В сценографии только необходимое. Дон спереди: натуральная бурлящая вода в резервуаре перед рампой. В этой воде полощут белье, болтают стройными ногами девушки. Дон сзади: поблескивает лунная дорожка. По краям телеги с сеном, они обеспечивают эффект динамики, мгновенную смену действия. И стены хат из циновок. Вот, собственно, и все. Да еще проекция: то подсолнухи, то кресты. Однако в лаконичном оформлении Михаила Бархина - огромный мир войны и житейских будней, радостей и горестей.

Козлов как мудрый педагог не сразу набрасывается на нас с сюжетом. В первой части много казачьих песен, плясок. Мы - участники народных обрядов: сватовства, свадьбы, проводов в армию. Народная жизнь текуча и непрерывна. Казацкая сабля, висящая с первой картины на стене, «выстрелит» не раз. Ее торжественно передаст Григорию отец, когда будет отправлять на царскую службу. И маленькая люлька, сделанная для турчанкина ребенка, будет передаваться из поколения в поколение Мелеховых.

Исподволь мы привыкаем к донскому говору (от него потом трудно отойти), к главным и неглавным персонажам. Кто-то из критиков заметил: к финалу восьмичасового марафона мы уже со всеми свыклись, скучаем, если кого-то не видно: «Что-то давно Свахи не было». Эпизодические персонажи зацепляют внимание не острой характерностью, а внутренней силой, особой улыбкой. Та же Сваха Василиса (Кристина Барташова) появляется в двух-трех эпизодах. Но как забыть ее энергию, веселую нахрапистость! А ведь ничего в Василисе нет от колоритных, театральных свах А.Н. Островского. Театральность у персонажей спектакля налицо, иначе бы на них было скучно смотреть, только особого свойства. Психологическая правда при обрисовке героев важнее, чем игровая стихия.

Все время пытаешься понять, чем берут начинающие молодые актеры. Не эффектным диалогом, не броскими мизансценами. Психологической сложностью своих героев. Возьмем Андрея Аладьина. Роль у него невыигрышная: обманутого мужа Аксиньи, Степана Астахова. Ну, побил неверную жену - всего и страстей. Позже связался с Дарьей Мелеховой. Внешне Степан спокоен и серьезен. Только желваки играют, глаза горят от бешенства. Скупыми средствами актер дает понять, какая ревность, обида клокочут в этом вроде бы ординарном парне. В последней части театрального вечера Аладьин выходит на сцену уже попом Виссарионом. И здесь его тихий, как будто безгневный, голос производит впечатление. Он вкрадчиво напоминает «красному» жениху: Михаил спалил его, Виссариона, хату, но не задумался попросить «классового врага» обвенчать с Дуней.

Не новость, что молодые-мастера в танцах, изображении драки (педагоги по пластике и сценическому движению Юрий Васильков и Максим Пахомов), однако самое замечательное в спектакле - тихие эпизоды, содержательные паузы. Вот Григорий и Аксинья встречаются после разлуки, перед смертельным «исходом». Прислонились, не обнимаясь, к плетню и жадно, с печалью смотрят друг на друга. Никаких слов. Этот момент дорогого стоит. Или еще эпизод, когда участник двух войн, Мелихов (Антон Момот), вдруг обиделся по-детски. И подбородок задрожал. Кстати, о подбородке. Это Вам не квадратный подбородок «железного» Петра Глебова-Мелехова из фильма Сергея Герасимова (1957).

Для «лирической эпопеи» нужен иной герой, более юморной, человечный. Антон Момот - Григорий, конечно, центральная фигура «Тихого Дона» в «Мастерской». Чернявый, озорной, бесшабашный, влюбчивый. Момот подвижен в прямом и переносном, психологическом смысле. Твердость и мягкость, основательность и безответственность, бесстрашие и страх перед суровым отцом - контрасты переливаются, конфликтуют и делают красавца (но не красавчика)-казака необыкновенно обаятельным. Режиссер признался: «Я вычислил будущего Мелехова с первого взгляда». Действительно, сейчас другого и не представишь. На наших глазах происходит взросление Григория, опять же не с помощью грима - психологическими средствами. Меняются ритмы, жесты, уходит беззаботная, нахальная улыбка.

Легко сказать, взросление. В молодежном спектакле обычно слабое звено - старики. Нет опыта, чтобы одушевить своего старичка или старушку. Тянет изобразить дряхлость, рамольность из оперетки. Здесь не то. И Пантелей Прокофьич (Дмитрий Белякин), и Василиса Ильинишна (Ольга Афанасьева) - крепенькие, задиристые. Матушка как упрет руки в боки, как пройдется гордой павой... А у самой глаза умнющие, хитрющие. Только в финале подрастеряет силу, заплачет, распустив рот, когда придет весточка о смерти любименького Гришечки. Любовь материнская выражена деталью. Мать повесила на видном месте, словно икону, красную, драную рубашку Григория. Трогательно. Когда Дуня прибегает с криком «Живой!», - надо видеть, что делается со всем семейством и, прежде всего, с матерью. Пронзительно играет Афанасьева эпизод встречи. У зрителей слезы подступают.

Да, я пристрастен к козловским женщинам. Во всех выпусках одна лучше другой. И в этом выпуске кого выделить? Охальную, ищущую приключений Дарью Мелехову - Марию Русских; дурашливую, уютную хохотушку Дуню - Наталью Шулину; сдержанную, но сильную, бескомпромиссную Наталья Коршунову - Веру Латышеву? Все по-своему прекрасны. Хотя Григория тоже можно понять. Есения Раевская - Аксинья уже сегодня выглядит настоящей звездой. Не знаю, назвали ли ее в честь Есении из одноименного фильма, однако Раевская может стать популярной актрисой нынешних кинохитов. Другой вопрос, надо ли ей это? Впрочем, стать и темперамент позволяют. Эта Аксинья завораживает и завораживается сама. «Я запуталась», - признается увлекающаяся женщина, заблудившаяся между трех несхожих мужчин.

Я назвал фамилий восемь, но можно долго говорить обо всех двадцати шести исполнителях. Они вместе «лепили» «Житие хутора Татарского» из бесконечного числа этюдов, поэтому многофигурная композиция никогда не превращается в безликую массовку. Впрочем, за спинами двадцати шести актеров на сцене проглядывают лица тех, кто начинал «вспахивать» роман. Козлов радуется: «ветераны» «Мастерской» плакали на премьере. Да простится мне нота умиления, но такие «учебные» спектакли, как: «Братья и сестры» курса Л. Додина и А. Кацмана (1978), сегодняшний «Тихий Дон» курса Г. Козлова - уникальны по своим этическим и профессиональным основам.

Авторы инсценировки «Братьев и сестер» были названы на афише. Авторы сценического текста «Тихого Дона» неизвестны, хотя как им не поклониться. Девять шолоховских книг уложились в стройную композицию, в ней логика жизни романных героев прочерчена, найдены ударные эпизоды, шуточные акценты, поддерживающие внимание в течение 8,5 часов. Вопреки опасениям длиннющий спектакль не угнетает продолжительностью, смотрится, насколько это возможно, легко. То самое сопереживание, о котором мы почти забыли в театре, здесь испытываешь. Разве что в начале 3-й части («Пучина») разговор казаков о политической ситуации чисто информативен.

В остальных случаях эмоциональность игры будоражит зал. Нет желания ставить оценки тем или иным поступкам героев. Советское литературоведение внушало: Григорий Мелехов в ситуации Гражданской войны совершает ошибку (ошибки). В спектакле этого нет. Хотя бы потому, что театр пользуется первой редакцией «Тихого Дона», где жесткая идеологическая позиция еще не обозначена цензурой. В Мастерской речь не об ошибке, о безвыходности положения Григория. Как бы он ни поступил, гибель его предрешена. И если озлобленность большевика Михаила (Андрей Горбатый) не вызывает симпатии, то это не значит, что он мог поступать иначе. Философия истории складывается не из назидательных сентенций, из той круговерти, в которую попадают «частные» лица. Козлов не выводит на сцену реальных исторических персонажей, военачальников, изображенных в романе. Его интересуют обычные люди, любящие, страдающие и уносимые на гибель ветром истории.

Переживать два вечера подряд утраты, измены, повороты судьбы своих героев нелегко даже с молодым сердцем. Можно себе представить, с какой усталостью выходят студенты-актеры на поклон по окончании представления. А завтра следующее. При том, что исполнители главных ролей (за исключением роли Аксиньи) не имеют дублеров. Но ведь и жизнь не имеет конца. Исследование жизни не имеет финала. Кажется, после «Тихого Дона» можно бы и отдохнуть. Но осенью «Мастерская» собирается выпустить вторую часть дилогии о Гражданской войне. Правда, «Дни Турбиных» по М. Булгакову сыграет другое поколение «Мастерской». Потом возвращение к «Братьям Карамазовым» - над романом уже работали в Академии. Грандиозность этих планов пугает. Но если очень любить друг друга, все возможно.

Фотогалерея

Отправить комментарий

Содержание этого поля является приватным и не предназначено к показу.
CAPTCHA
Мы не любим общаться с роботами. Пожалуйста, введите текст с картинки.