Счастливое число

Выпуск №5-115/2009, Содружество

За восемь дней сентября на ХШ Международном театральном фестивале «Белая Вежа» в Бресте можно было увидеть три десятка спектаклей самых разных жанров: драмы, мюзиклы, балетные, кукольные и уличные постановки.

От географического разнообразия кружилась голова: кроме Беларуси – Украина, Польша, Япония, Германия, Венесуэла, Израиль, Франция, Румыния, Болгария, Молдова, Словакия, Литва и Абхазия. За Россию играли не только москвичи и питерцы, но и театры из Бурятии и Татарстана.

По объективным причинам не доехали до Бреста артисты из Ирана и Турции, а ранее заявленный литовский спектакль на ходу заменили другой постановкой из Литвы, уже показанной в прошлом году, но и нынче принятой с прежним восторгом.

Интенсивность зрительской жизни была такова, что приходилось смотреть по четыре, а то и по шесть постановок в день. Но даже если что-то видел раньше, всю программу охватить не удалось.

На фестивале работало независимое Большое жюри и не менее суверенный Совет критиков, поутру обсуждавший увиденное накануне в присутствии и при участии театров, которые могли себе позволить задержаться хотя бы на пару дней (к сожалению, многие вынужденно экономили время и деньги). И все же «Белая Вежа» была организована замечательно и прошла с пользой для общего дела – в хорошем творческом тонусе и деловом ритме.

Открыли праздник хозяева.

Брестский театр драмы и музыки показал «Преступление и наказание» в инсценировке и постановке режиссера Тимофея Ильевского (сценография Виктора Лесина).

Романы Достоевского сложны для сценического воплощения. С этим тривиальным предубеждением сталкивается каждый, кто решается их ставить.

Авторам брестской версии удалось увлечь зрителей зрелищем несколько сумбурным, но темпераментным. Действие разворачивается в недрах трюма-ковчега, идейная борьба идет внутри почти коммунального бедлама, вязкая одурь которого становится средой мучительных исканий человека страстного, но романтически наивного.

Молодой артист Виктор Пискун играет Раскольникова сосредоточенно и остро. Целомудрие Сони – Тамары Строк могло бы быть ему опорой, но в спектакле он остается одинок, что обостряет трагизм ситуации. «Ноне не поймешь, кто благородный, кто нет», – реагируют на его финальное покаяние обитатели «ковчега».

Важное смысловое поле спектакля – мелодраматические эксцентрики, Раскольникова окружающие. Режиссеру важна мысль о том, что чужое страдание или раздражает, или смешит, поэтому трогательный Мармеладов (Виктор Михайлов) в пышной седине похож на «благородного отца» провинциальной сцены давних времен. Катерина Ивановна, увлеченно и резко сыгранная Тамарой Левчук, криклива, нагла и задириста, а вовсе не упоена жгучим страданием, что предписывает ей традиция. Да и Свидригайлов Михаила Метлицкого, одетый во все белое, выглядит обескураживающе пошлым, самовлюбленным и вряд ли способен к душевным терзаниям и размышлениям о смерти, чего зритель тоже ждет по привычке.

Зато Порфирий Петрович Евгения Тарасова – воплощение здравомыслия, а Дворник Сергея Петкевича озабочен нравственными вопросами не меньше, чем главные герои.

Спектакль кажется перегруженным несколько наивной метафорикой: густые туманы, пение утопленницы, три топора, воткнутые в три чурбака, симметрично расставленных на сцене, множество дверей, которые никуда не ведут… Но все же увлекательные смыслы можно сквозь эти наслоения расслышать и рассмотреть.

«Макбет» Шекспира, поставленный литовским режиссером Альгирдасом Латенасом в Минске, на сцене Национального театра им. Янки Купалы, выглядит чуть суховатой лабораторной работой. Действие разворачивается в небольшом пространстве, ограниченном крутящимися зеркальными стенами. Каждый их поворот воспринимается «по-хичкоковски» жутковато, но прохладно (художник Гинтарас Макаревичус).

Тепло исходит поначалу от заглавного героя.

Олег Гарбуз – Макбет в первых картинах честный воин несокрушимого обаяния и темперамента. Для него честная борьба так же естественна, как хорошая игра.

Легкая, гибкая, озорная леди Макбет – Светлана Зеленковская теряет жизнь и судьбу именно потому, что относится к ним как к игре, но обманной и безответственной. Она – ведьма для любимого мужа, обольщает его напрасными надеждами, которым верит сама. Итог подобного самообмана – смерть. Нахлынувшая на Макбета власть, даже сама мысль о ней, подавляет его душу и природу. Всякого человека негодяем делает сознание безнаказанности. Макбет от этого сатанеет, становится наглым, обрекая себя на поражение.

В припадке безумного отчаяния он ставит в зеркальный коридор мертвое тело жены, увитое ветвями. Многократно умножаясь в зеркалах, оно превращается в страшный своим призрачным движением Бирнамский лес…

Постепенно теряя доверие друг к другу, два любящих человека становятся необратимо, смертельно одиноки.

«Мария Стюарт» Шиллера, поставленная в Киевском Молодом театре режиссером Станиславом Моисеевым, ответственным еще за идею проекта, «дизайн сцены» и пластику, в первые минуты раздражает навязчивым и старомодным авангардом (каземат Марии завален мусором из супермаркета, костюмы вроде историчны, но «вывихнуты», возле Елизаветы извивается наглая девица в черном лоснящемся трико, воплощая подавляемые женские комплексы ханжествующей королевы-девственницы, а приговоренную к казни Марию Шотландскую сажают на электрический стул). Кроме того, в спектакле слишком очевидны и аллюзии с современной политической ситуацией Украины.

Однако поверх весьма вторичных метафор благодаря актерскому азарту выстраивается по-своему глубокая и остроумная жизнь персонажей исторической легенды, где каждый эгоистично борется за самого себя.

Как ни странно, менее всего интересны обе королевы-сестры, существующие в сюжете как никогда не пересекающиеся параллельные прямые.

Куда занятнее их окружение.

Многозначен, при очевидной пустоте и черствости, граф Лейстер Станислава Боклана. Стареющий фаворит с остывающей душой, он старается сохранить не только свое влияние, но удовлетворить и мужские амбиции. А гротескно сыгранный Алексеем Вертинским барон Берли виртуозен в демагогии и странен своей въедливо капризной интонацией.

Абхазский драматический театр им. Самуила Чанбы показал трагедию Педро Кальдерона «Жизнь есть сон» в режиссуре Валерия Кове.

На Кавказе всегда с особенной чуткостью воплощают испанскую драму – многое в их творческой природе созвучно этой эстетике, ритмам, гамме чувств и страстей.

Артисты из Сухуми сыграли Кальдерона старательно и простодушно, чувствуя пафос и ценности «старинного» стиля, внятно развивая мотивы «не узнавания» жизни, несовпадения логики интриг и романтического сознания.

Блок постановок для детей был весьма разнообразен, но качественно не равнозначен. Мало интересной оказалась сказка «Лисиная история» из Франции, разыгранная в стилистике, сочетающей технику марионеток и театр теней.

«По щучьему велению» из Гомеля (режиссер Сергей Ковальчик, художник Владимир Тихонов) порадовала немногим больше: лень как двигатель прогресса – «русская национальная идея», которая находит объяснимое сочувствие в зрительских сердцах.

Правда, постановщикам лень было придумывать чудеса (их выполняли три девицы-«стерлядки»), остроумия хватило только на куклу Щуки, а печка Емели и вовсе оказалась самым скучным предметом на сцене.

Но в спектакле были занятно сыграны некоторые персонажи, в частности Нянька Евгении Коньковой и особенно – Воевода Сергея Лагутенко, дядька сочный, лукавый, с мощной харизмой.

Три артиста из польского города Люблина – Ярослав Томица, Михаил Жгет и Витольд Мазуркевич – с таким озорством и азартом разыграли историю про Красную шапочку, что влюбили в себя юных зрителей (идея была в том, что три здоровых мужика вынуждены для детей сочинять сказку, имея весьма приблизительные представления о ее содержании).

Самым сложным по замыслу детским спектаклем «Белой Вежи» оказался «Щелкунчик» Белорусского ТЮЗа из Минска в постановке режиссера Наталии Башевой и художника Олеси Сорокиной.

Мистическая история для детей и их родителей, рассказанная в «ночь коляд Христовых», предстала зрелищем многозначным, подробным, исполненным «сказочного» страха. При этом сохранялась тема домашнего тепла, семейных ценностей – всего, чем помнится детство памятью сердца.

Авторы старательно реставрируют намеренно архаический стиль «старинного спектакля», мир забытых вещей с их интеллигентской обшарпанностью, но и следами бюргерской основательности.

Ирония этого стиля беззлобна, хотя и провокативна.

Пространство сказки оказалось волшебным и пугающе глубоким, как все неведомое.

Хрустальные люстры плыли в черном воздухе, как корабли, полчище мышей тянулось за Мышиным королем огромным шлейфом, Король-отец трогал своей беззащитностью, а полубезумный сочинитель интриги Дроссельмеер – проводник в мир новых чувств, и вовсе предстал провокатором. Рождественская сказка оказалась полна истинного драматизма.

Изысканную легенду привезли из Бурятии артисты Театра им. Хоца Намсараева.

«Улейские девушки» – история не менее мистическая, хотя сопряжена с современностью. Перед свадьбой родители жениха воруют из священной рощи благодатный огонь, по преданию, помогающий сохранить в доме достаток. На свадьбу являются загадочные женщины – духи леса, чтобы вернуть огонь и наказать отступников. Жених, подчинившись ворожбе виллис, идет за ними, а невеста, движимая любовью, готова его спасти.

В спектакле увлекает многообразие художественных средств, обусловленное жанром музыкальной драмы, основанной на фольклоре. Чарует пение прекрасных женщин с непроницаемыми лицами, полные драматической мощи камлания шамана затягивают, открывая неведомые глубины духа, а свадебные игры оказываются чреваты нешуточными соблазнами.

История завершается счастливо, но в душах юных героев остается горечь.

Об этой изумительной постановке «Страстной бульвар,10» уже писал (№2-102). Хочется еще раз поблагодарить театр за счастье ее увидеть.

Открытием и потрясением стал спектакль Театра «Га-Зира» из Израиля «Наплывы чувств» – история одиночества, рассказанная «в обратном порядке», от угасания к рождению.

В последние мгновения жизни старый человек вспоминает прошлое – все, что в нем незабываемо и дорого: надежды, любовь, озарения искусства, радости детства, материнское тепло…

В замкнутом интимном мире памяти, словно в одинокой квартире героя, все кажется маленьким, беззащитным и уязвимым, но от этого не менее суверенным и значительным (режиссер и автор кукол Мааян Ресник). Ценности человеческой жизни театр защищает с упрямой и трогательной настойчивостью.

Мировая скорбь безысходности – «фирменная» интонация подобного рода спектаклей, усиливается здесь непревзойденным искусством микрожеста, гипнотизирующей лирической вибрацией, рождающей тайные откровения.

Театр пластической драмы «ЧелоВек» из Санкт-Петербурга показал «Песни дождя», целиком построенные на философии буддизма, пластической культуре бурят и мотивах светской поэзии Далай Ламы VI (1682—1706).

Пластический язык спектакля многогранен: погружение в буддизм вовсе не «туристическое», а осознанное и освоенное.

Уровень чувственных откровений поражает бесстрашием. Этому способствуют явные влияния стилистики великого балетмейстера Леонида Якобсона, его художественной концепции и страстности. Авторов не пугает и то, что их сочинение попадает в опасный постмодернистский контекст, когда модными стали восточные единоборства, азиатское кино, релаксация, всяческие гороскопы, законы фэн шуй и чайные церемонии…

В лунном сиянии, на берегу озера, поросшего камышом, под пение загадочной Хранительницы (вокальные импровизации замечательной певицы Людмилы Глуховой) на сцене длятся изысканные пластические дуэты, именуемые «телосозерцанием». Если удается попасть на эту волну, тайны духа считываются легко, а впечатление сохраняется надолго.

Тайны духа – предмет внимания артистов из Нового танцевального театра Берлина, сыгравших на Камерной сцене спектакль «Жена Чайковского, или Роман, которого не было». Автор либретто, режиссер и хореограф Вадим Граховский посвятил свой спектакль Антонине Чайковской, точнее, феномену несовпадения людей и душ, рассказав, в основном средствами неоклассики, историю безумия этой женщины, роль которой в судьбе гения не менее противоречива, чем ее собственная, по сути, трагическая судьба.

Раздвоение меланхолической души Чайковского, его интимная жизнь отражены в спектакле вполне корректно. Но на первый план выходит Антонина – в исполнении Вадима Граховского существо андрогинное, горькое своим неизбывным одиночеством, постоянно питаемым неспособностью понять ситуацию.

Все начинается как внутренний монолог обитательницы дома скорби, чьи претензии нелепы и трагичны. И завершается как тупиковая ситуация, не требующая комментариев, но претендующая если не на реабилитацию, то хотя бы на понимание.

Театр современной хореографии «Д.О.С.К.И» из Минска под руководством Дмитрия Залесского и Ольги Скворцовой рассказывает совсем о других людях – о нынешней молодежи, стремящейся высказать себя в пластических композициях куда более здорового, точнее, привычного типа.

Молодые артисты танцуют увлеченно и азартно, сочиняют микробалеты, стараясь обрести собственный язык, понятный своей аудитории. Они хорошо выстраивают конфликтные линии, умело и внятно выражают оценки, «несут событие», транслируют состояние, смело идут на жанровый синтез: в спектакле со своими поэтическими или ироничными монологами-импровизациями участвует остроумный и темпераментный драматический артист Павел Харланчук, отражающий авторскую интонацию спектакля. Другая группа молодых людей приехала на «Белую Вежу» из Венесуэлы. Артисты Тумбаранча Театра сыграли пьесу Карин Валекилас «Что Курт Кобейн взял с собой» (режиссер Есус Карреньо). Типичная «тусовочная» история про то, как влияет рок-культура на индивидуальное сознание рокеров, тайно уставших от поклонения кумиру, разыграна артистами из Каракаса на удивление искренне и свежо.

Как влияет мюзикл на сознание юных искателей успеха на поприще кино рассказывает спектакль Театра-студии имени Е.Мировича «Ах. Голливуд, Голливуд, Голливуд!».

Недавние студенты Белорусской государственной академии искусств под руководством своих дорогих педагогов разыграли, озорно и лукаво, историю о том, как юная поклонница знаменитого киноартиста своего кумира на себе женила.

В спектакле, стилизованном под киносъемку, есть «зеленый шум» юных дарований, честные попытки неопытных еще актеров освоить сложный синтетический жанр, чем зрелище и подкупает. Куда сложнее ситуация со спектаклем когда-то знаменитого театра «Лучафэрул» из Кишинева. Молодые молдавские артисты взялись воплотить одноименную романтическую поэму Михая Эминеску (режиссер Борис Фокша, художник Андриан Суручану).

Поиск сценического эквивалента классическому тексту, для подмостков не предназначенному, трудно признать удавшимся. Прежде всего потому, что вместо драматургического развития возникает инерция повторов – одного и того же музыкального мотива, одних и тех же фраз или никак не меняющихся состояний.

Крохотный текст, вполне приемлемый для либретто одноактного балета, режиссерским своеволием превращен в двухчасовое зрелище, которому, кажется, нет конца.

Не получилось ни поэтического салона, ни сколько-нибудь интересной пластической композиции. Очередная версия мифа о Данае (Девушка влюблена в Луч света) разыграна как в школьном кружке: приблизительно, однозначно, а для поисковой работы – слишком вяло.

«Балетом драматических артистов» это не становится: претензии на «дунканизм» или новый ампир едва угадываются, а лирическая стихия не увлекает.

Спектакли, в которых преобладает язык пластики, на фестивалях возникают всегда. Чаще всего это постановки малых форм – моно или дуэты.

Тонкая и чуткая японка Назоми Сатоми поведала историю одиночества – ее героиня, чахлое дитя равнодушного города, живет на правах бомжа, но не теряет ни иронии, ни присутствия духа. Изящный дуэт из Румынии – Андреа Падурару и Михай Баранга – разыграли на малой сцене ряд пластических новелл под общим названием «Флирт», где тоже рассказали историю встреч и расставаний двух горожан, упрямо не теряющих надежды.

Обе столицы выступили с крупными работами.

От Петербурга дали «Иванова» Небольшого драматического театра. Скандальная версия чеховской пьесы (режиссер Лев Эренбург) многократно описана прессой.

В контексте «Белой Вежи» это был самый значительный спектакль, если говорить об авторской режиссуре как таковой.

Не менее важным было знакомство с редко ставящейся драмой для чтения «Полуденный раздел» Поля Клоделя – свою версию на сцене московского Центра драматургии и режиссуры поставил Владимир Агеев.

Этот репертуарный изыск – демонстративно многословный и вызывающе длинный философский диспут с фрейдистским подтекстом – разыгран артистами Татьяной Степанченко, Алексеем Багдасаровым, Алексеем Нестеровым и Артемом Смолой элегантно и бесстрашно, с тем вдохновением, какого требует истинный шедевр.

Философские сюжеты, кстати, доминировали на «Белой Веже»-2008.

Конкурсная программа завершилась притчей в духе Киплинга – «Черной буркой» осетинского драматурга Георга Хугаева, поставленной режиссером Фаридом Бикчентаевым в Татарском театре им. Г.Камала.

Грандиозные актеры, выросшие на классической мелодраме, рискнули развернуть притчу о собачьей верности в крупную музыкальную форму, где есть место пафосу, высокой иронии и щемящей тоске. Зрелище получилось темпераментным и мудрым.

А финальным аккордом праздника стал «Щелкунчик» П.И.Чайковского в хореографии Валентина Елизарьева и исполнении артистов Национального академического Большого театра балета Республики Беларусь.

И это был чудесный подарок всем участникам «Белой Вежи», включая зрителей.

Фотогалерея