Очарование зла и неизбывная жажда гармонии / Оренбургский фестиваль "Гостиный двор"

Выпуск №2-162/2013, Фестивали

Очарование зла и неизбывная жажда гармонии / Оренбургский фестиваль "Гостиный двор"

Оренбургский фестиваль «Гостиный двор», посвященный 150-летию со дня рождения К.С. Станиславского, привлек, прежде всего, шекспировским «Ричардом III» с Олегом Хановым в заглавной роли (постановка Рифката Исрафилова). Фестиваль позиционирует себя как международный, хотя театры из других государств на нем представлены не были. Оренбург равно принадлежит и Европе, и Азии, находится в самом средоточии многих народов и национальностей и, прежде всего, башкир и татар.. В отличие от театрального фестиваля «Навруз» в близлежащей Казани, где представлены тюркоязычные театры (Турции, Азербайджана, Кыргызстана, Туркменистана, Казахстана и других стран), оренбургский фестиваль объединяет и национальные, и русские театры. Имена известных режиссеров - Бориса Морозова, Рифката Исрафилова, Растама Абдуллаева соседствовали на афише с именами молодых режиссеров, а интерпретации русской и мировой классики органично сочетались с современными пьесами.

В афише фестиваля были представлены Шекспир, Мольер, Гоголь, Мопассан, Чехов, Шукшин, Х. Вуойлиоки, Д. Богославский. В off-программу фестиваля были включены дипломные спектакли выпускников актерского факультета Оренбургского института искусств имени Мстислава и Леопольда Ростроповичей (мастерская профессора Р. Исрафилова) - инсценировки «Шинель» по мотивам повести Н.В. Гоголя, и «Пышка» В. Сигарева (по новелле Ги де Мопассана), был представлен рабочий вариант готовящегося к постановке спектакля по рассказам В.М. Шукшина «Милые люди». Мастер-классы на фестивале давали Юрий Альшиц (мастерство актера, Германия) и доцент ГИТИСа-РАТИ Ирина Автушенко (сценическая речь).

Почти на каждом обсуждении спектаклей коллегией критиков художественный руководитель Оренбургского театра драмы Рифкат Исрафилов с благодарной памятью вспоминал театроведа и критика Виктора Калиша, часто бывавшего на его спектаклях, его бескомпромиссные, порой жесткие, достаточно болезненные оценки. И доверительно говорил о том, как в бессонных ночах, в спорах с самим собой и с Калишем, признавал мудрую правоту критика. Редко встретишь театр, который так стремился бы услышать критическое слово, так желал бы критики, как Оренбургский - в пространстве фестиваля. Критики не льстящей и комплиментарной, критики честной, взвешенной, конструктивной, не разрушающей театральное пространство, а созидающей его. Благословен театр, который значимую часть фестивального времени отдает обсуждению спектаклей в присутствии и при участии их создателей. Руководил коллегией критиков на фестивале «Гостиный двор» Алексей Бартошевич.





РИЧАРД III КАК ВЕЛИКИЙ ИНКВИЗИТОР



С программки на нас в упор смотрит Ричард III, герцог Глостерский. На нем шлем и латы рыцаря, нижняя часть лица обрамлена оболочкой треснувшего стекла или ледяной корки, превратившейся в осколки ороговевшей мантии - защитным покровом скорлупчатого членистоногого.

Весь фон спектакля напоминает преисподнюю, истлевшее былое. Складки когда-то белого, ныне пожухлого, мятого гигантского занавеса, способного втянуть и поглотить человека - гибельная пучина, трясина, смертное болото. Сценограф Тан Еникеев создает постапокалиптическое пространство, опознавательные знаки которого - скелет огромного динозавра с правого края сцены (знак пещерного сознания), с другой - когда-то блистательный, а теперь проржавевший, в дырах, кабриолет Роллс-Ройс, укрытый покрывалом времени.

Герцог Глостерский - Олег Ханов - начинает на руинах, на пепелище. Ричард двоемирен, и его первый мир - тот, где он верховный властитель и повелитель стихий, во втором мире - он почти герой с романтическим отсветом.

В спектакле Рифката Исрафилова Ричард - Олег Ханов в начале своего поприща ставит перед собой задачу едва ли не самую благородную - он видит себя Гамлетом, пытающимся связать распавшуюся связь времен. В нем нет ничего ни демонического, ни сверхъестественного, он мягкий, почти домашний, его уродству сочувствуешь, изломы его психики понимаешь, невольно подпадая под власть его мрачного обаяния. Он вдохновлен благородными, с его точки зрения, идеями о переустройстве мира. Не проектами собственных хитросплетений, а проектами осуществления власти справедливой, бескорыстной и единственно-верной, правильной.

Есть в этом Ричарде мощная харизма, та притягательность, что не дает покоя его окружению, что заставляет и зрительный зал неотступно следовать за шекспировским героем. Лицо пророка, властителя дум, пронзительный взгляд мудреца. Он припадает на ногу, предательски торчит горб, левая рука в черном чулке похожа на копыто. Но ему не присущ комплекс неполноценности, искалеченное тело не вопиет от ущербности, напротив, парадоксально возвышает его над другими людьми. Он несет свой горб не как крест, а как награду свыше, как знак Бога. Его ведет непрерывное возвышение, возвеличение и самоутверждение.

Пролог спектакля - сцена, где Ричард овладеет леди Анной на капоте авто. Метафора отчетлива - властью овладевают как женщиной. Насилие изначально замешано на эротике. Но он уже не нуждается в женщине, путь к заветной короне, энергетика воплощения власти становится для него сексуальным наслаждением. Его победная первобытная пляска, сравнимая с дикими восторгами гамадрила, сопровождается судорогами оргазма

Ричард - повелитель стихий, великий инквизитор, режиссер собственной темы и ее «вариаций», периодически повторяющихся провокационных спектаклей, теоретик и организатор непрерывного карнавала жестокости. При этом есть в его повадках и неожиданно детское, наивное, светлое и радостное, и тюремно-блатное, и обезьянье....

Внешне герой Олега Ханова отличается доступностью и простотой, он сам поочередно приходит к каждому своему воображаемому или потенциальному противнику, дабы утешить его или успокоить: он вовсе не «черный человек»! Ханов дает и обыденность, и обаяние зла. Агрессия Ричарда происходит не на идеологическом, этническом, политическом поле, а на биологическом, почти утробном уровне.

Его Ричард может пировать «с врагом беспечным за одной трапезой», простодушно и искренне любя каждого из своих потенциальных недругов, держась по-братски с Кларенсом (Александр Папыкин), по-приятельски с Хестингсом (Владимир Бухаров), почти на равных - с герцогом Бекингемом (Борис Круглов) - и всем обещает покровительство власти и огромные горизонты. Только затем, чтобы стремительно опутать и захлопнуть ловушку. Его жертвы и не подозревают о том, что их ждет приглашение на казнь, как не подозревает об этом наивный и простодушный Кларенс, не ведающий за собой никакой вины.

Пространство спектакля в сценографии Тана Еникеева становится своеобразной Зоной. Бесконечные арки, ловушки, лабиринты, пропускные пункты, блок-посты, будки со сторожами, охрана. Это Великая Пыточная, с диапазоном от Вселенной до собачьей конуры. В пыточной действуют люди в медицинских масках и белых фартуках, смерть стерильна и технологична. Здесь «все включено» - все способы умерщвления, яды и отравы, удавки, отточенные лезвия ножей, кинжалов и клинков, наконец, литой режущий диск гильотины, разве что здесь в костер не бросают. Чиновники короля, политическая и идеологическая элита - в униформе цвета ночи. Кители, куртки, бронежилеты, сюртуки, все отмечено красными окантовками, струйками крови, шнурами-удавками, или шнурами-галстуками. Меняет свой «дресс-код» и повелитель. От мягкой, обволакивающей куртки-аляски, предназначенной для экстремальных условий выживания, куртки, где мех зверя выдает подоплеку и нрав ее хозяина, костюмы Ричарда становятся все более милитаризованными. Грубые солдатские башмаки, бронежилет, полевая куртка, амуниция и снаряжение - все это камуфляж героя, в прямом и переносном смысле.

Агрессия и репрессии - это самоидентификация Ричарда, его самореализация, только тогда он чувствует удовлетворение и наслаждение. Ричард возвел в ритуал непрерывные жертвоприношения, устранение даже самых преданных соратников, в которых он видит соперников. Беда в том, что жертвы безумных интриг Ричарда, его сподвижники - так или иначе, сами участники его хитросплетений. Но и слуги палача медленно начинают прозревать. Или сомневаться в правомочности действий владыки. Как умный и прозорливый герцог Бекингем. Истовый ревнитель престола, человек с непроницаемым лицом, хранитель темных тайн Ричарда, организатор и исполнитель его смертных заданий, Бекингем служит Ричарду верой и правдой, находя мотивы и оправдания приговорам своего властелина. Но и в нем есть свое скрытое подполье. Он служит Ричарду до известного предела. Когда правитель потребовал от него убить двух юных принцев, наследников короны, совесть Бекингема восстала против святотатства. Бекингему удастся бежать, но его быстро захватывают и бросают в пыточную. Все сподвижники венценосца окажутся у черты смерти. Правые и неправые, виноватые и не виноватые. Истово служащие режиму Ричарда и усомнившиеся в нем.

Народ умоляет Ричарда взять власть... Манипулирование сознанием - одно из изысканных искусств Ричарда. Важно еще, что в спектакле Исрафилова Ричард всегда на страже собственного реноме, его занятие - постоянный «мониторинг», отслеживание собственного рейтинга. Его заботит «народное мнение», и он нередко выходит на прямое общение с ним. В спектакле нет народных толп, народ - это зрительный зал, к которому, собственно, и обращается Ричард, делясь сокровенными думами с подданными короны. Ричарду удается невероятное, он превращает современных людей в своих единомышленников, в своих сообщников. И сегодняшний зрительный зал парадоксально готов следовать за тираном, деспотом, убийцей. В эти мгновенья хотелось, правда, чтобы театр проявил свою этическую позицию, прокричал бы: - Ужо Вам! - людям, готовым прославлять, голосовать, салютовать в беспечной эйфории, позволяя манипулировать собой. Увы, зрители не оказались критичными по отношению к себе, не поняли, что над ними поставили своеобразный эксперимент.

Такой психологический эксперимент, впрочем, уже был, правда, не в театре, а в одной из американских школ, где на уроке истории ученики удивились покорности немцев гитлеровскому режиму («ведь они знали про концлагеря, про зверства...»). Понадобилось всего несколько дней психологических ловушек учителя Джонса, и юные создания уже разделили взгляды обывателей Третьего рейха. Дети были потрясены тем, что с ними случилось, состояние глубокого шока не покидало их долго.

Трибуной для ораторских представлений Ричарда послужит пьедестал из рукописей и старых газетных блоков, документов, покрытых архивной пылью истории. «И пыль веков от хартий отряхнув», Ричард готов цинично растоптать прошлое и расправиться с настоящим. Перед плебсом, перед народом он продемонстрирует верность Божьим заповедям. Он выйдет на трибуну в сопровождении святых отцов. Границы между святым и профанным размыты. Профанное мгновенно превращается в священный ритуал инаугурации, и народ восторженно его принимает.

Однако и в шекспировской хронике народ далеко не всегда податлив и покорен власти. Исрафилов даст шекспировски-пушкинскую сцену, когда «народ безмолвствует...», когда настанет час выбора.

«Ричард III» - спектакль об изменчивых ликах и природе тотального насилия, большого или малого террора, зла, которое предстает беспричинным и всеохватным, и все-таки сокрушено. Совесть явится к Ричарду в его смертный час. В последнем сне он увидит убитых им, услышит их голоса. Падет он не в честном поединке с Ричмондом, а уйдет под землю, в царство Аида, которое поглотит на наших глазах в дыму и тумане его бессильное и уже бренное тело.



КОНТРАПУНКТ ФЕСТИВАЛЯ



Исрафилов переживает мир трагически, его влекут трагедийные сюжеты. Радикализм действительности, которая предстает современному человеку нередко в русле трагедии, Исрафилов решает с помощью миров Пушкина, Лермонтова, Достоевского, Шекспира. Художник говорит о катастрофизме и мира, и сознания современного человека..

Как художник, Рифкат Исрафилов колеблется между трагическим видением действительности и теми брезжащими мирами, в которых обитают почти идеальные люди. Он нуждается в соединении этих крайних полюсов ибо это путь к желанной гармонии человеческих отношений. Этот концепт нашел отражение и в спектаклях Оренбургского фестиваля.

В каждом фестивале подчас спонтанно, а чаще всего закономерно возникает своя внутренняя драматургия, ведущая художественная концепция. Так на Оренбургском фестивале возник и обрисовался основной контрапункт - с одной стороны, сюжеты- катастрофы, кризисное сознание и разрушение, деформация человека, судьбы «адского духа», и, с другой стороны, картины мира с активной верой в силу добра и красоты человека.

К первой группе спектаклей, кроме «Ричарда III», можно отнести дипломные работы выпускного курса мастерской Р. Исрафилова «Шинель» и «Пышку» с четко выстроенной линией изначально деформированного человека.

Акакий Акакиевич в «Шинели» (пьеса по мотивам Гоголя Александра Чупина и Елены Шекловой) наделен своим постоянным двойником - Чертом, который комментирует его состояние, искушает и соблазняет, сводит с хорошенькими женщинами. Башмачкин (Андрей Иванов) изначально не способен к своему высшему призванию, он не юродивый, а блаженный с момента рождения. Безусловно, это гоголевский прием, но прием дискуссионный. Для постановщика спектакля Исрафилова (уже в качестве режиссера-педагога) ведущей проблемной линией спектакля стал мотив постоянного унижения, уничижения, оскорбления даже такого, ущербного сознания, какое присуще именно этому Башмачкину. Движение спектакля выводит героя на путь перерождения в монстра, в дьявола. Но в таком случае, в спектакле не нужен и Черт, поскольку Акакий Акакиевич - и есть порождение черта, некое уменьшенное отражение Ричарда III Чухломского уезда, а не столичного Петербурга. Не случайно в сценографию «Шинели» из «Ричарда» перекочевывает уменьшенный скелет динозавра. В современных постановках «Шинель» интерпретируют по-разному, можно согласиться с подобной трактовкой «Шинели», с тем только условием, если бы «блаженный» претерпевал отчетливые трансформации. Андрей Иванов - весьма способный молодой актер, и у него есть все возможности внутренних видоизменений и «модификаций» Башмачкина (мы видели его в «Пышке» Мопассана в роли прусского офицера, в спектакле по Шукшину «Милые люди» - (великолепный Степка в одноименной новелле).

В спектакле «Пышка» постановщик - режиссер-педагог, профессор Булат Хайбуллин идет по следу Мопассана, а не следует авангардным приемам Сигарева. Если сигаревскую пьесу наполняют так называемые фрики: монашки превращаются в  сиамских близнецов с нетрадиционными страстями, у графа нос сифилитика; если во время фальшивой свадьбы на стене вместо креста распятая курица, то в спектакле Хайбуллина этого вовсе нет.

Пассажиры сломавшегося в пути дилижанса, пытавшиеся убежать от войны и крови, оказываются заложниками прусского офицера-садиста. В обмен на свое спасение они легко соглашаются отдать ему Элизабет Руссе - Пышку. Однако спасительница не получает лавры благодарных пленников. Они презирают и третируют ее. Прусский офицер - Андрей Иванов -наиболее убедительный образ спектакля, сплав гротескового утрирования, необычной самоиронии и комизма - он не только достоверно и доказательно воссоздает похоть, грубость, порочность, но играет Самозванца, дорвавшегося до власти, маньяка с параноидальным стремительным самовозвышением и последующим ничтожным падением. Пышку играет Юлия Тоненко, юная красавица в розовом парике (видящая поначалу мир в розовом свете). Она сидит у колеса от сломанного дилижанса с куклой в руках. Маленькая кукла в таком же розовом платье - в какой-то степени ее двойник. Куклу сломают, а колесо станет колесом судьбы, подомнет, изломает душу... Дмитрий Хозин с привычным и узнаваемым пафосом митингового оратора сыграл Корнюде. Его юный герой с флагом Франции почти сошел с известного полотна Делакруа, где изображена свободная Франция. И Корнюде размахивает национальным флагом, что в условиях прусской оккупации производит впечатление, это поступок молодого героя, которого Элизабет принимает за своего спасителя. «Патриотические идеи» оказываются ложными словесами, за пышными словами о бесконечной любви к родине - трусость самообмана и беспринципность,

Это спектакль не только о гибели живой искренней души, но и - вспомним афоризм Бродского, - «в настоящей трагедии гибнет не герой, гибнет хор». Хор в этом спектакле - конформистская атмосфера социума, в которой оказывается Пышка. В финале спектакля думаешь о том, что все представления о нравственных ценностях для Элизабет рухнули. И вряд ли она сохранит в себе настоящую душу... Актеры  играют эту историю в контексте нашей общей современной истории, и поэтому глубоко прочувствованная драма звучит выразительно.

Фестиваль обнаружил многомерное пространство, обширный диапазон возможностей проявления и измерения характеров. За шукшинскими недоразумениями обнажались весьма серьезные проблемы человеческой коммуникации, за героями чеховских водевилей виделись персонажи с трагифарсовым отсветом.

Среди лучших новелл спектакля «Милые люди» (по Шукшину) - «Одни» с двумя сельскими героями, шорником Антипом Калачиковым (Сергей Тыщенко) и его женой Марфой (Лариса Толпышева). Рассказ очень шукшинский. Как и у многих других шукшинских героев, шорника Антипа определяет не профессия, но совсем другая, не понятая женой, страсть - балалайка. Балалайка - душа Антипа. Герой Тыщенко берет балалайку так ласково, как ласкают невесту, юную возлюбленную, и она отвечает ему проникновенной песней. Он не бренчит, не тренькает, он рассказывает собственную душу, раскрывает сердце... Самородок в музыке, он так и остался шорником, профессия, как и кони-лошади, из жизни исчезает.

Куда и на что ушла жизнь, на кого потрачена? - На детей, - разумно отвечает Марфа. Лариса Толпышева, в отличие от Антипа, считает балалайку никчемной, игра мужа ее раздражает, и недолго думая, она бросает балалайку в огонь... Вместе с ней, кажется, на сцене сгорает и Антипова душа, герой Сергея Тыщенко становится черным, обугленным от горя. Но упрямство и страсть берут верх - на стене появляется новая балалайка. Однажды вечером Антип наденет новую рубаху и начнет, тихонько наигрывая, вспоминать молодые годы. Что-то дрогнет в душе Марфы, что-то новое она откроет для себя в Антипе. Он, сельский Пигмалион, воскресит свою былую Галатею.... И пусть дребезжит старенькая балалайка, Марфа даст мужу денег на новую...

Когда-то Шукшин написал рассказ под названием «Даешь сердце!» Эти слова можно поставить эпиграфом к спектаклю «Милые люди». Его персонажи живут напряженной жизнью, находясь в поисках друг друга, открывая для себя человечность как неизвестную доселе планету. Это и обнадеживает, и вселяет надежду.

«Плутни Скапена» Мольера (Оренбургский Татарский драматический театр имени М. Файзи) произвели впечатление фантазийной карнавальностью игры. Пьеса Мольера актерами татарского театра разыгрывалась в пространстве уличного карнавала. Спектакль Растама Абудаллаева - раскованная, игровая, темпераментная сценическая фреска с замечательным трикстером, уличным гаврошем в чаплинском котелке, хитрецом и пройдохой Скапеном, демонстрирующим темперамент и аппетит к приключениям, ликование от радости бытия, от самой природы существования (Алмаз Мостафин).

И «Плутни Скапена», и «Невидимые миру слезы» (по водевилям Чехова «Медведь», «Предложение», «Невидимые миру слезы» Ростовский-на Дону театр драмы имени М. Горького, режиссер-постановщик Николай Сорокин) и спектакль «Милые люди» создавали комизм жизненных парадоксов, несоответствий, рисуя действительность юмористически, с добрым взглядом на мир.

В этот же ряд можно включить и музыкальный спектакль «Наша кухня» (Самарский театр драмы, режиссер Валерий Гришко), возродивший кухню коммунальной квартиры советского послевоенного времени через песенно-лирический ряд. Таких спектаклей много сегодня в наших репертуарных театрах. «Парк советского периода» в Музыкальном театре Екатеринбурга, «Песни нашей жизни» в Театре имени Федора Волкова (Ярославль), и вот «Наша кухня», выросший в свое время из дипломной постановки самарского курса СПбГАТИ и поставленный Валерием Гришко (идея Аллы Коровкиной), где живет ностальгия). Коммунальная квартира в этом спектакле - не манифестация советского быта, или советского прошлого, а ностальгия по целостному, не распавшемуся, не деформированному миру и сознанию, надежда на устойчивость бытия. В нем живет великолепная ирония - ибо песни вовсе не иллюстративны. Для каждой. Гришко находит свой контрапункт.

«О! кто ты? речь твоя опасна! Тебя послал мне ад иль рай? Чего ты хочешь?.. - Ты прекрасна! - Но молви, кто ты? отвечай...»

Зрители не сразу узнают строки из лермонтовского «Демона». Одна из сюжетных линий спектакля судьба молодой актрисы, которая поступает в театр (Любовь Анциборова), разучивает сцены из лермонтовского «Демона», учит своего возлюбленного понимать и читать стихи... Ей важен тот, кто слушает и понимает. Актриса учит любить возвышенно, будущий жених неуверенно читает с листа и не попадает в такт. Но репетиции приносят свои плоды... И стихотворная речь становится слаженной и страстной. И вот уже влюбленные свободно переговариваются строчками из «Демона», голос актрисы зазвучит по радио, в эфире, и вся коммуналка столпится у динамика и будет внимать и полуночной тишине, и хорам стройным светил.

«Ти, тiльки ти, тепло кохання», - поет о счастье любви брутальная и скандальная хохлушка Галя (Екатерина Рузина). Милиционер Александр в отглаженной снежно-белой гимнастерке - с розой в руках! Согласитесь, весьма «чувствительный милицонер», почти как у Дмитрия Пригова.

Разные бытовые и любовные ситуации немедленно вызывают у многонаселенной коммуналки песенные ассоциации. И в спектакле звучат лучшие песни советских лет - из фильмов «Весна на Заречной улице», «Верные друзья», романс «Белой акации гроздья душистые»... «Не тревожь ты себя, не тревожь, понапрасну меня не испытывай...», «И кто его знает», «На крылечке вдвоем», «Марш высотников», куплеты Курочкина из «Свадьбы с приданым», голоса Утесова, Вертинского и Вадима Козина.

Простодушной радости бытия соприродна «плодоносная и все «отмывающая» стихия иронии и смеха.

Быт незабываемого времени воссоздан с потрясающей точностью. Облупленная раковина, общая бельевая веревка, примусы-керосинки, поставленные нарочито в ряд и сверкающие медью, огромный абажур над столом, красные флажки ударников социалистического труда - чего только нет в этой квартире!

Быт в спектакле Валерия Гришко может быть полунищим, почти убогим, а внутренняя жизнь героев наполнена светлым лирическим чувством. Поэтому все они - «милые люди», баловни судьбы, устраивающие свою жизнь, простаки с их несерьезными неурядицами, которые быстро разрешаются. Публика благодарно аплодирует, ибо в спектаклях заложено то, что зрителю так необходимо сегодня - жизнеутверждающее начало.

Герои шукшинского спектакля «Милые люди» - не погружены в быт, а приподнимаются над бытом, доверяясь общему родственному чувству, сближающему людей, или смеясь над собой. В финале «Нашей кухни» и «Милых людей» герои собираются на пир за общим столом. Это искусство создает зону комфорта, иллюзию гармонии, несущей свое неповторимое обаяние.

Не все спектакли фестиваля удалось посмотреть (поскольку каждый вечер на разных площадках играли два спектакля). Но те, что посчастливилось увидеть, отличались хорошей ансамблевостью, чуткостью к авторской поэтике, в сплетении мотивов фестиваля ведущими были размышления о современном человеке, его нравственных ценностях, настоящем и будущем России.

«Гостиный Двор» до сих пор проводился один раз в пять лет. Для Оренбуржья - фестиваль почти что раритетный. Коллегия критиков фестиваля рекомендовала проводить фестиваль хотя бы один раз в два года.


Фотогалерея

Отправить комментарий

Содержание этого поля является приватным и не предназначено к показу.
CAPTCHA
Мы не любим общаться с роботами. Пожалуйста, введите текст с картинки.