Негерои нашего времени / О "новой драме" в современной драматургии

Выпуск №2-162/2013, Взгляд

Театр во все времена существовал ради зрителя. Но, похоже, эти времена могут в одночасье кончиться вместе с репертуарными театрами, превращенными в клубы по интересам, где драматурги, режиссеры и актеры будут ходить на премьеры друг к другу. Зрителю с улицы там места не найдется.

«Новая драма», возникшая как желание извлечь зрителя из сонного оцепенения сытой жизни или из цепких объятий жизни несытой, уходит сегодня от зрителя все дальше и дальше. И от сытого, и от голодного. Спектакли все чаще ставят «в стол»: драматурги и режиссеры в один голос заявляют, что работают исключительно для тех, кто их понимает, кто мыслит и чувствует, как они. При этом предполагается, что и мыслят они неординарно, и чувствуют как-то особенно тонко. Остальные же, ординарные, не попадающие в круг избранных, пусть идут ... ну, в общем, куда хотят. Актуальному театру до горестей и радостей человека обычного нет никакого дела: героя, способного эпатировать публику, из него все равно не сделаешь, времена-то негероические нынче.

Человек идет в театр, движимый неискоренимым любопытством: «а что будет, если?» Что со мной может случиться, если я доверюсь липовому святому и отдам ему все состояние и дочь в придачу? Что будет, если поверю клевете и в ярости задушу (или отравлю) горячо любимую жену? Если содрать патину высокопарности с классического определения театра как «школы жизни», то мы увидим скорее лабораторию, где можно своими глазами наблюдать ход эксперимента, а потом решить, стоит ли осуществлять его в собственной жизни. Конечно, судьбоносные решения крайне редко принимаются под влиянием произведения искусства, но копилку душевного опыта они собой пополняют.

Сегодня зритель идет в театр на свой страх и риск. Даже если в афише стоят «Три сестры» или «Макбет», это не гарантия, что он станет ассистентом экспериментатора, а не собственно «подопытным кроликом» в очередном сеансе шоковой терапии, устроенном для того, чтобы поэффектней выбить у человека почву из-под ног. Утратив способность отличать норму от девиации, свет от мрака, личность превращается в марионетку карманного театрика новоявленного Демиурга. Власть над другими - универсальное средство самоутверждения. И жажда такой власти томит не одних только политиков и бизнесменов...

А что же зритель? Безусловно, он разный, и разного в театре ищет. Попав однажды почти на целый день в Центр драматургии и режиссуры Казанцева и Рощина (ЦДР) на лабораторные показы молодых режиссеров, оттачивавших мастерство на классиках «новой драмы» (Вячеславе и Михаиле Дурненковых - «Север» и «Легкий способ бросить курить» соответственно, и Юрии Клавдиеве - «Медленный меч»), мне было гораздо интересней наблюдать за реакцией публики, чем за происходившим на сцене.

С восторгом гурманов, оценивающих достоинства столетнего коньяка, дамы в дорогих авторских украшениях и мужчины в небрежно-элегантных «лохмотьях» обсуждали и качество света и звука, и естественность, с какой матерились актеры, и достоверность сцен насилия и убийства. При этом они мало походили на персонажей этих спектаклей, среди которых хватало и просто невротиков, и глубоких шизофреников, и маргиналов всех мастей. Они наблюдали, не соучаствуя и не сопереживая. «Актуальному» театру это не нужно!

Вот ответ, полученный на заданный мною вопрос.

Михаил Угаров, худрук ЦДР:

- У старого репертуарного театра, где пыльно играют Чехова и Мольера, есть свой зритель: уставший от жизни, желающий приобщится к «высокой культуре». Но есть другой зритель. Ему нужен другой театр, поскольку старый - надоел, и устать от жизни он еще не успел. Он ищет в театре не релакса, а острых ощущений, неожиданной мысли, нерядовых чувств, провокации, в конце концов. Давать человеку силу жить, давать надежду - не цель такого театра. Он может доставить наслаждение от искусства, как такового, то есть от хорошо сделанной работы.

Мысль о том, что театр должен давать зрителю позитив, думаю, кем-то нам навязана. Может быть, просветителями минувших веков, мечтавшими хоть на сцене воплотить идеальную модель жизни. Ни в «Гамлете», ни в «Маскараде» никакой надежды на лучшее мы не найдем. Даже из комедий Островского позитива не почерпнешь. Театр существует рядом с жизнью, а в жизни трудно получить надежду, если быть реалистом.

Обитание современной драматургии на полуэкспериментальных площадках, где собираются ценители и знатоки, это временное состояние. В Сибири ее ставят много и часто, в том числе и в академических театрах. И она пользуется спросом. Рано или поздно и в Москве так будет. Мне кажется, что оптимальное соотношение: треть классики на две трети современной пьесы. Во всяком случае, европейский театр живет примерно в таких пропорциях. Думаю, что мы к этому идем. Когда придем - это другой вопрос.

Не в таких пропорциях и не столь радикальная, но «новая драма» в репертуарных театрах идет. Худрук питерского Театра комедии Татьяна Казакова пошла на большой риск, включив такую пьесу в репертуар, до сей поры состоявший исключительно из проверенной временем комедийной классики. В свое время издание (к вопросам театра прямого отношения не имеющее), с которым я тогда сотрудничала, отвергло публикацию о премьере под тем предлогом, что читателю это не интересно, ведь он на такие спектакли не ходит.

Ходит. Спектакль «Такого не бывает» по пьесе Елены Ерпылевой продержался в репертуаре уже год и пока его с афиши убирать не собираются. А с рядовым зрителем, вернее зрительницей, кассиром Московского вокзала, меня просто свела судьба. Ирина отправилась в театр с мужем по случаю 33-летия супружеской жизни. Театр комедии любят оба, почти весь репертуар пересмотрели, а тут что-то новенькое. Думали, комедия, оказалось - философская притча. О человеке, заблудившемся в коридорах жизни.

Пока рядом верный друг был, жизнь казалась герою простой и ясной. Но друг ушел в армию и погиб: то ли и впрямь подорвался, то ли дембеля порезвились. Несправедливо. Но мир почему-то не рухнул. И невеста друга, нет, чтобы всю оставшуюся жизнь слезы лить, замуж за здравствующего героя вышла, потому что любила его, обыкновенненького, а не его героического друга. Опять несправедливость. А мир стоит, как ни в чем не бывало. И как ни пытается герой справедливость восстановить, ничего у него не получается. Оттого вся ненависть к миру и к людям, в нем обитающим, включая самого себя, сублимируется у него в любовь к черепахе, которая предана ему как собака. А что, логично! Ей же все равно, сколько он зарабатывает и насколько состоятелен как мужчина. А герой не придумал ничего лучшего, как самому в финале черепахой стать.

Собеседнице моей спектакль, в общем-то, понравился: герой хоть и на психопата больше похож, чем на нормального человека, отождествить себя с ним трудновато, но история-то типичная, узнаваемая: сколько семей так живут! И им самим пришлось не раз через взаимное непонимание продираться. Вот только настраивались они на веселый спектакль, так хотелось праздника, а тут драма с таким странным финалом.

Елена Ерпылева, драматург:

- Если зрителя только веселить, только помогать ему забыть о проблемах, то передышку он, конечно, получит, и это тоже нужно. Но после веселого вечера в театре проблем в его жизни меньше не станет. Катарсис, когда наутро после спектакля человек кардинально меняет свою жизнь, сегодня вряд ли возможен. Но хорошая пьеса может натолкнуть на размышления, дать подсказку, что делать, точно так же, как и старый друг, к которому обращаешься за советом.

Впрочем, на современность вполне обоснованно претендует не только «новая», но и вполне традиционная драма, героев которой в маргинальности ну никак не упрекнешь. В конце минувшего сезона в «Театре Луны» поставили «Антракт» Александра Марданя. И в этой пьесе герой совершенно негероичен, и диагноз тот же - неумение/нежелание принимать самостоятельные решения, держать ответ за свои поступки. Известный режиссер, ставящий по всему миру, вдруг приезжает в провинциальный театр, где когда-то начинал, где оставил забытых друзей, отринутых возлюбленных, подставленных коллег. Начинает мучительно репетировать пьесу о мужике, который, как и он, пребывает в коме, только биологической, а не нравственной, пытаясь расставить точки в собственной жизни, и... исчезает в никуда. Как и 20 лет назад.

Реакция обычного зрителя, на сей раз подслушанная: «Просидел полтора часа, на часы не разу не глянув. Надо как-нибудь Сашку на спектакль затащить, а то он, того и гляди, таких же дров наломает».

Наивно, да? Ведь, скорее всего, ни в какой театр этот Сашка не пойдет и дров все-таки наломает. И все же... Все же...

Александр Мардань, драматург:

- Я не предлагаю зрителям моих пьес ошеломляющих зрелищ, я лишь хочу подвести их к зеркалу, и если мне это удается, я считаю свою задачу выполненной. Человек, как биологический вид, за последние пять тысяч лет практически не изменился. Проблемы те же, психология такая же. Он так же брехлив, жаден, завистлив. Так же благороден, отзывчив, честен и порядочен.

Я пишу про живых людей, в которых есть хорошее и плохое, сильное и слабое, жестокое и доброе. Не встречались мне в жизни законченные негодяи или святые.

Ставить спектакль про нас, сегодняшних, достаточно сложно, потому что зритель знает про это, может быть, больше, чем автор. Раньше утверждали, что существует тридцать девять сюжетов, которые вот уже сколько веков берутся за основу. Теперь говорят всего о трех: конфликт человека с обществом, с себе подобными и с самим собой. Последний - самый главный.

Драматический театр, простите за сочетание несочетаемого, это светская религия, а все религии пытаются сделать человека лучше. К сожалению, не всегда удается... На мой взгляд, главная задача театра - не потрясти, не удивить, а растрогать зрителя. Докричаться, а еще лучше дошептаться до каждого, кто пришел, разбудить то доброе, что есть в сердце каждого из нас. Театр делает человека человечней.

Нередко приходится слышать, что «новой драме» интересны только маргиналы, потому что они, в отличие от своих адекватных собратьев, хоть на какие-то поступки способны. Да, иррациональные. Да, деструктивные. Но они действуют, то есть живут и уже за одно это их можно считать героями, во всяком случае, в терминологии новой драматургии. Негероическое же большинство, прилагающее титанические усилия для обладания джентльменским набором из непыльной работы, счета в банке, приличной тачки, нетесной квартирки и домика в теплых краях, все еще ждет и своих Островских, и своих Шекспиров. Дождутся ли?

Сергей Голомазов, худрук Театра на Малой Бронной:

- Современная драматургия у нас есть, но она очень мелкая. И современный театр есть. Очень разный и... недалекий. В русской культуре драматургия и театр всегда очень сильно завязаны на процессы, происходящие в обществе. А в стране, по большому счету, ничего не происходит, а если и происходит, то где-то очень глубоко под ковром. Ситуацию можно обозвать одним внятным культурологическим определением - упадок. Гражданские, социальные процессы, которые всегда будировали художественное сознание, русское особенно, заморожены. И «заморозка» эта спущена не сверху, она пришла к нам снизу. Для этого не нужно никакое государство. Пока это будет определять жизнь страны, упадок будет продолжаться.

Фотогалерея