Ее век / Вера Семенова (Волгоград)

Выпуск №3-163/2013, Лица

На спектакле Волгоградского молодежного театра «Мой век» по пьесе Мишель Лоранс аншлаги. Как только люди узнают, что после десятилетнего перерыва занята заслуженная артистка РСФСР Вера СЕМЕНОВА, билеты просто улетают. Кассиры перестали удивляться , когда зрители говорят: «Ну что вы, это же настоящая старая школа!». А Вера Павловна недоумевает: «Старая, новая... Органика и искренность на сцене необходимы всегда».

Сколько она себя помнит, постоянно была тяга к выступлениям, сцене, музыке. Отец - дирижер симфонического оркестра, брал с собой на репетиции, на концерты: Пятигорск, Кисловодск, Ессентуки, Железноводск. Детство осталось в памяти сплошным звучанием музыки. Старушки, студенты, интеллигенция - на концерты попасть было трудно, все места на открытых площадках в парках были заняты, масса букетов, овации. Она жадно вслушивалась в разговоры публики, впитывала обсуждения. Артисты, музыканты были для нее небожителями. Только к этому надо было стремиться. Однажды папа повел на «Севильского цирюльника» приезжего оперного театра. И она поняла, что есть не только музыка, но и люди, которые поют, двигаются, что есть какой-то сюжет, действие, костюмы. Тогда-то и решила для себя: только этим и буду заниматься! Проблема была одна: как сказать папе: «Я не стану скрипачкой! Я буду актрисой!». Ведь к тому времени уже вовсю шли занятия на скрипке.

Когда родителей не было дома, она наряжалась в мамины накидку, шляпу, привязывала к ногам сваливающиеся туфли, брала в руки сумочку, зонтик и начинала буквально драть горло. Ведь ей в шесть лет казалось, что она поет тихо, а чем громче, тем лучше. А пела ни много ни мало арию Татьяны «О, как мне тяжело, опять Онегин встал на пути моем». Номером два программы было «В лесу родилась елочка», номером три - «Кукарача». Такое вот жанровое разнообразие. Однажды это усердие привело к потере голоса. Родители были в шоке: уходили - девочка ручейком журчала, а пришли - только шипит.

Следующим большим событием стал приезд на гастроли в Кисловодск какого-то театра с постановкой «Дети Ванюшина». Запомнилось, как мама в моменты происходивших на сцене объятий и поцелуев хватала за затылок и пригибала ее голову ниже бордюра ложи, в которой сидели. После этого спектакля к песням прибавились пробы в разговорном жанре: учила и декламировала стихи. Но озвучить родителям свою мечту смогла только в седьмом классе. Уже шла война, и Вера с друзьями выступала перед ранеными в госпиталях. Перед самой войной приехал Театр революции, где блистали Бабанова, Лукьянов, Самойлов. Мария Бабанова ее совершенно сразила. Таня в пьесе Арбузова, Джульетта - это было волшебство, которое сделало мечту еще желаннее. Однажды, придя с папой в филармонию, встретили Марию Ивановну, и отец представил Веру, как будущую скрипачку. Про скрипачку девочка пропустила мимо ушей, но взгляд Бабановой, ее голос, ее протянутая рука остались в памяти навсегда.

Отец, Павел Васильевич Клочков имел до революции звание «Свободный художник России». Он играл на корнет-а-пистоне и был солистом Придворного оркестра. Но отнюдь не являлся аристократом или какой-то белой костью. Происходил из простой бедной семьи. Детство его прошло под Екатеринодаром в станице Шкуринская в должности чистильщика банных котлов. Голод, жуткие сквозняки в этих самых котлах - порой четырех-пятилетний ребенок терял сознание и отлеживался на голой земле. Он окончил всего два класса приходской школы, но тяга к музыке была столь велика, что Паша вешал на веревочках пустые бутылки и выстукивал на них разные мелодии. На заработанные 50 копеек купил самодельную скрипочку. За покупку настоящей скрипки согласился стать кочегаром. Попросил дьячка, и тот обучил его греческому церковному пению. Счастливое участие дьячка, регента, церковного органиста явилось отправной точкой, дало сделать первые шаги в познании музыки. Его научили слегка играть на скрипке и несколько лучше - на трубе. Однажды прочитал объявление о том, что в Ростове-на-Дону идет набор юношей в музыкальное училище для игры на духовых инструментах. Он повесил это объявление над своей кроватью и буквально молился на него. В возрасте 15-16-ти лет отправился в столицу Дона и поступил в то самое училище. На жизнь зарабатывал в драмтеатре Асмолова. Когда из-за утренних репетиций стало трудно совмещать работу в театре и учебу, перешел в ночной кафешантан к дирижеру Цимбалисту, отцу будущего известного американского скрипача. Недостаток общего образования он возмещал уже во время учебы в консерватории в Москве. Поступил он туда при удивительных обстоятельствах. Будучи принятым на платную вакансию, что для него было равносильно отказу, вышел из консерватории и разрыдался. Неожиданно встретил своего попутчика по дороге в Москву, некоего Колчина. Тот, узнав, в чем дело, наказал прийти на следующий день. А когда Павел пришел, отвел его в канцелярию, где отец получил студенческое удостоверение. Колчин оказался библиотекарем при директоре консерватории М. М. Ипполитове-Иванове. Скорее всего, именно Ипполитов-Иванов оплачивал обучение Павла Клочкова. Михаил Михайлович тщательно следил за успехами своего протеже, частенько подкармливал, ссужая «золотым». Ведь питаться по бедности приходилось так: в студенческой столовой, где хлеб давали бесплатно только при покупке какого-либо блюда, брался стакан чаю, и уминалось вволю «ситного». Фото композитора Ипполитова-Иванова с дарственной надписью Клочкову хранится теперь в Кисловодском музее музыки и театра. Профессор Брандт, чье имя ныне носит кафедра духовых инструментов Саратовской консерватории, подарил отцу свой корнет-а-пистон Кортуа с разборным мундштуком. Выдержав конкурс из 50-ти претендентов, Павел Васильевич был зачислен в Придворный оркестр. Потом была вторая консерватория, Петербургская, по классу теории композиции. Клочков общался с Комиссаржевской, Качаловым, Москвиным, Юрьевым, бывал дома у Глазунова и Шаляпина.

Видимо от папы многое передалось. Но и другие родные не чужды были искусству. Бабушка тоже хорошо пела и самоучкой играла на гитаре. Дедушка со стороны мамы был человек образованный, учитель, почетный гражданин города Старобельска. Он играл на скрипке, писал стихи. Вера Павловна глубоко чтит своих предков за тягу к искусству и считает, что многое досталось ей от этих талантливых людей. Она всегда любила петь. Какое-то время пела даже на эстраде. Но в Томское музыкальное училище не приняли. Сказали: как актриса, пойте, но на более профессиональное качество вокала не рассчитывайте. Однако мечта работать в музкомедии осталась, и однажды Вера чуть было не сбежала из театра драмы в Омскую оперетту. Но, как сама сейчас говорит, правильно сделала, что не сбежала, иначе могла потерять и голос, и профессию.

А пока на дворе 41-й год. Вера танцует «Музыкальный момент» Шуберта, ходит в драмкружок, поет в хоре «Страна моя, Москва моя! Ты самая любимая!», изучает немецкий язык, собирает марки и фото артистов, с подругой сочиняет и разыгрывает «пьесы на исторические темы». Но уже нависает черная тень нацистского нашествия. Вот как сама Вера Павловна вспоминает об этом в мемуарах «Два пути одной дороги»: «Август 42-го. Враг приблизился к Кавминводам. У папы было несколько сердечных приступов, ему уже 58 лет. Маме - 52. По ее тогдашнему состоянию врачи предполагали рак. Мне четырнадцатый год - такой я поздний ребенок. Родители собрали, по их мнению, самое необходимое для эвакуации: швейная машинка, на которой никто не умел шить, два фрака, белые манишки, галстуки, жилеты, волчью шубу и завернули все это в очень красивые, массивные старинные портьеры. Я собрала учебники, портреты актеров, пакет с фотографиями детства, завернула в шерстяной платок скрипку и уложила ее в футляр. Папа ушел в филармонию оформлять документы на эвакуацию. Вскоре вернулся и сообщил: «Транспорта не будет. Брать только то, что сможешь унести. А еще говорят, что немцев сюда не пустят - ведь это же курорты мирового значения! Музыканты все решили с места не трогаться, иначе погибнем в горах, без еды, без повозок. Надюша, что делать? Ведь мы с тобой никуда не дойдем... И радио призывает: «без паники»...»

Через пару дней проснулись от жуткой тишины. Молчащее радио, запах гари... Началось мародерство. Когда Вера измучилась зубной болью, и отец повел ее к врачу, появились гитлеровские мотоциклисты, передовой отряд оккупационных войск. Выходит приказ о трудовой повинности. Клочков его игнорирует, затем сказывается больным, но на третий раз его увозят в филармонию. Под угрозой голодной смерти, гибели близких и музыкантов оркестра приходится дирижировать на концертах русской и мировой классики. Кто мог предположить, что это обернется фразой наотмашь: «сотрудничество с оккупантами»? Приходит радостный день освобождения, но полгода спустя приходит и страшная ночь высылки. Тех, кто способен осилить описание всех кругов ада, отсылаю к упомянутым воспоминаниям Веры Павловны в сборнике «Петля». Здесь же скажем о двухдневной стоянке на разрушенном вокзале Сталинграда, как предвестье будущей судьбы. Тогда они мокли в дырявых вагонах под проливным дождем. Но мытарства только начинались. Долгая дорога по Сибири: в трюме судна, пешком. Потеря отца, оставшегося с сердечным приступом прямо в грязной колее посреди тайги. А им не дали даже задержаться с ним. Потом счастливое обретение его, подобранного случайной машиной и попавшего в больницу. Ночевки в чистом поле, в сараях, сбор картофельных, свекольных и морковных очисток, чтобы хоть что-то есть, унижения и насмешки людей, не знавших ни войны, ни оккупации.

Вера налегает на учебу, без конца делает программы для клуба, ставит спектакли (все чеховские водевили, «Вынужденная посадка», «Перестаралась», «Билет в Ейск», «Сказка о правде»). Возможно, только это спасло от очередного переселения вглубь тайги на пустое место, что практиковалось тогда с обжившимися, потратившими все средства ссыльными. Денег, конечно, не платили, зато время от времени перепадали награды: то кирзовые ботинки, то бязь на белье. Правдами и неправдами достала разрешение на поездку в Новосибирск. Очень хотелось в театральное училище! Ужасы этого путешествия, потеря сознания от голода, все оказалось напрасным: в этот год приема не было. Вот страничка из дневника, написанная по возвращении: «Пока я отсутствовала, запустились мои дезинфекторские дела в райздраве. (Я работала там летом по распоряжению комендатуры.) Надо срочно выходить на подворные обходы, подменить сменщицу на выжаривании телогреек от вшей, таскать в мешках щепу с МТС для подтопки печей. Теперь я понимаю, как жутко быть на службе тому делу, которое не любишь. Да, только на сцене я могу находить радость и удовлетворение»...

И Вера добивается-таки своего. На следующий год, обойдя все препоны несправедливого отношения при выпускных экзаменах (ее активно пытались «завалить» и оставить работать в Пихтовке), получает прекрасный аттестат и поступает в студию при театре «Красный факел». Слово самой Вере Павловне:

- Перед комиссией я сыграла абитуриентку в шоковом состоянии от «экзаменационных нервов». В. П. Редлих, худрук театра и студии, попросила меня выйти за дверь и успокоиться. «Вы ведь хотите быть актрисой, значит надо уметь владеть собой». Тогда, дойдя до двери, я вытерла слезы и спокойно сказала: «А это и был мой этюд - «экзаменационные нервы». Была пауза, а потом все стали смеяться. Казалось, самое страшное в жизни уже позади и только ежемесячная отметка в комендатуре да отсутствие приличных вещей на мне, да страх за сокрытие в студии моего спецположения омрачают и тревожат мою душу и сердце...

Увы, это было еще не все. Письма отца с просьбой вернуть свою нотную библиотеку (оцененную до войны в сто тысяч рублей) в виду того, что он выслан без конфискации имущества, возымели обратное действие. Чтобы официально оформить эту конфискацию, соорудили новый арест, начались требования признания с помощью всех известных теперь средств. (Добились только угрозой выслать семью на верную гибель в тайгу.) Судилище и чудовищный приговор - 25 лет исправительно-трудовых работ. После шести лет и девяти месяцев заключения последовало освобождение по актировке, а затем, в 55-м году полная реабилитация, которой добиваться пришлось невероятными усилиями.

В студии она долго играла старух. Однажды концертмейстер «Красного факела» предложил ей помочь загримироваться. Легкий грим, изящная прическа, и внешность Веры заиграла новыми красками. С этого момента она стала востребована в ролях более юных созданий. Ей запомнилась госпожа Кокнар из «Мизантропа» Эжена Лабиша. Учиться было очень интересно. Главный педагог - Вера Павловна Редлих, впоследствии профессор Минского государственного театрально-художественного института. Преподавали и ее муж Сергей Сергеевич Бирюков, и Николай Федорович Михайлов, народный артист СССР, позднее уехавший в Ленинград и работавший у Товстоногова. Вера много пела. Евгений Матвеев, будущая знаменитость, числившийся в студии, но практически не посещавший занятия, так как был занят в театре дни и ночи, аплодировал ей после исполнения «То было раннею весной...» Чайковского.

- Я любила всех своих преподавателей, всех однокурсников. Не любила только одну студентку. Ее папа был директором продуктового склада, и она приносила и поглощала в перерывах апельсины, бутерброды с икрой. До сих пор не могу понять, как можно было все это есть на глазах у тех, кто на обед имел пару корок черного хлеба!

Вера выходит замуж за однокурсника Владимира Семенова, после долгих мытарств, благодаря письму Молотову, получает разрешение на работу в Томском театре драмы. Расчет на то, что смена фамилии принесет послабление, не оправдался. Мужа отправили в глухой городок Татарку, дипломы не отдали, а ведь у нее диплом с отличием! Путешествие с матушкой в трюме, намеки в театре, что нужна актерская пара, а не одинокая актриса, наконец, приезд Семенова с документами, выбитыми у начальства.

Вот так, через слезы, унижения и несправедливость, через тяжкий труд, волю и терпение началась ее актерская карьера.

- Я очень много играла комедийных ролей, - рассказывает Вера Павловна, - зал хохотал, а у меня в душе всегда была тяга к драматической теме. Ведь сердце мое было с детства напитано драматическими событиями. Чего стоит только одна ночь, когда наши долгожданные, дорогие солдаты вошли в нашу комнату и стали сапогами давить мамины бусы и сережки, совать по карманам папины бритвенные принадлежности со словами «тебе это больше никогда не понадобится», объявлять 20 минут на сборы. Смешное тоже случалось, но через горькое. Нас спасла швейная машинка, на которую, добавив кое-что из вещей, мы выменяли корову. Одна женщина приобрела папин фрак. Уморительно выглядело, как она облачалась в него на дойку.

Добавим, что жизнь и в дальнейшем не щадила актрису, испытывая личными драмами. Первой в этом ряду - смерть 18-тилетней дочери.

В Томске много пришлось играть мальчишек и девчонок. Любимыми были Петька в «Именем революции» Шатрова, разбитная гимназисточка Хеся в «Морали пани Дульской» Запольской и Раиса Ковригина в «Когда цветет акация» Винникова. Было много наград. За Раису Ковригину Вера стала дипломантом второй степени на Всесоюзном смотре драматических театров. Знаменитый критик Константин Рудницкий, посмотрев спектакли в Томске, подошел после обсуждения и, положив руку на плечо, произнес:

- Деточка, откуда в вас все это? Это природный дар или адский труд?

- И то, и другое, - улыбнулся оказавшийся рядом режиссер.

Рудницкий оставил свой столичный телефон и предложил помощь с устройством в театр в Москве. Но природная скромность, накатившие семейные проблемы помешали воспользоваться столь лестной протекцией. Развод, подоспевшая реабилитация отца, желание двигаться поближе к родным местам - все это проложило маршрут в Орджоникидзе. Критик Элеонора Матвеевна Красновская познакомила с главным режиссером русской труппы Северо-осетинского драматического театра Еленой Гавриловной Марковой, которая набирала молодых актеров. Там-то, в Орджоникидзе, и состоялось знакомство с ведущим актером труппы Владимиром Петровичем Бондаренко, сначала ставшим партнером по сцене, а затем любимым человеком и мужем. Сама она говорит об этом не без юмора:

- Было много ролей. Полюбилась и запомнилась Фын Ер в «Тайфуне» Цао Юя. Владимир Петрович мне там партнерствовал, играя Пин Ера. Бурные любовные сцены в спектакле привели нас к созданию семьи. После сыгранной мной Аленушки в «Аленьком цветочке» в одной из рецензий написали: «Ей бы Джульетту сыграть!». Но на Джульетту я не тянула. Для внешности молодой героини или социальной героини мне не хватало роста, фактуры. Нутром-то я все чувствовала и, прячась за китайским костюмом или японским кимоно и гримом, передавала внутренние борения своих персонажей. А вот в «Якорной площади» Штока, где мы также играли вместе с Бондаренко, должна была быть стопроцентная красавица, влюбленная в матроса, который ради нее опоздал на подводную лодку. Его заменил другой, а лодка затонула. Тут я понимала, что как бы я не играла, зритель считает сантиметры роста, оценивает густоту волос, красоту рук и ног. Да и не было у меня никогда некой «руки», которая проталкивает в примы. Поэтому мои роли по амплуа в подавляющем большинстве - роли характерных героинь. Уже по приезде в Волгоград были Дуэнья в «Дне чудесных обманов» Шеридана, Ольга Павловна в «Неравном браке» Рацера и Константинова, актриса Марьяна Владимировна в алёшинской пьесе «Другая». На мою долю вообще выпало много ролей актрис, балерин, певиц. А вот к старости пришли роли героинь. Скажем, «Ретро» Галина, где я сыграла балерину на пенсии Розу Песочинскую. Эта роль как-то сразу у меня пошла, я ее очень любила, и ее прекрасно принял зритель. Это было большое творческое счастье. Спектакль шел лет 12. В этом же ряду Кира Кокошникова в «Звезде немого кино» по пьесе Ольшанского, моя последняя роль в Театре им. Горького. Особо нужно сказать о спектакле «Проходной балл» Рацера и Константинова - с этой постановкой мы объездили Волгоградскую область вдоль и поперек очень много раз. Чернышки, Средняя Ахтуба, Светлый Яр, Алексеевка, Елань - где мы только не были. Слух об очень смешном и интересном спектакле шел впереди нас. Местная пресса, не стесняясь, присваивала нам звание народных артистов. Однажды в Елань не доехал вагон с реквизитом, просто потерялся - ни декораций, ни костюмов. Евгений Мельмонт, бывший тогда администратором, бросил клич в массы: спектакль может не состояться. Что тут началось! С утра люди несли диваны, кресла, стулья, сервизы.

В Волгоград она попала вслед за мужем. Владимир Петрович написал целый ряд писем по разным театрам: Астрахань, Калуга, Рязань, Казань и т. д. Самый первый отклик пришел из Волгограда: к вам приедет наш завлит Александр Михайлович Шейнин. Шейнин смотрел Бондаренко в «Иркутской истории» Арбузова и в «Острове Афродиты» Парниса. В обоих спектаклях тот играл блестяще. Сохранилась фотография из «Острова Афродиты», где он грызет настоящий лимон и сквозь соответствующую гримасу произносит монолог. Шейнин доложил худсовету, что актер очень понравился, и последовало приглашение в театр драмы имени Горького. Вера Павловна приехала с ним, но в театре пока не работала. Сколько она не говорила, что высшую категорию получила еще в Томске, реакция была одна: у нас своих актрис полно. Случились гастроли в Днепропетровск, на которые она поехала только в качестве жены Бондаренко за свой счет. Да еще и приболела: горло дерет, глаза слезятся. Вдруг стук в дверь гостиничного номера. На пороге администратор:

- Вы артистка по профессии? Выручайте! Все разъехались по выездным. На стационаре идет «Каменное гнездо». В главной роли Мязина. Одну характерную роль играет артистка Болдырева. А ее при выходе из автобуса хватил радикулит, не может ни ходить, ни сидеть. Скорая увезла в больницу. Через час начало спектакля.

Далее рассказ Веры Павловны:

- Я сама больна, но про себя думаю: такой шанс нельзя упускать. Или пан, или пропал! Привозят меня в театр. С одной стороны Мязина, с другой - помреж. Мязина рассказывает, кто такая моя героиня, помреж читает мой текст, а я быстренько гримируюсь. Кое- как запомнила текст первого акта, отыграла, ухожу за кулисы - в зале аплодисменты. Я даже толком не поняла, что мне: ведь не очень в материале плюс температура. В антракте учу второй акт. Меня опять провожают аплодисментами. После спектакля подходит директор Поладий Васильевич Меринов и говорит: «Я беру вас в театр». Так я и попала в труппу. Роли пошли очень быстро. Не сразу большие. В «Чернобурке и винограде» играла секретаршу без единого слова. Но я нашла для нее свои краски. Она у меня крутила хула-хуп и была загримирована под афишу популярной тогда мексиканской актрисы. А афишу я сама принесла из кинопроката и повесила на сцене.

Но не театром единым... На счету Семеновой более тысячи выступлений с лекциями-концертами от общества «Знание», Клуба книголюбов, множество шефских выездов. Как она сама говорит, проезжая по городу, то и дело замечаешь предприятия и организации, где выступала. А участие в жюри конкурсов агитбригад, когда многие километры накручены по полевым станам? Много и успешно Вера Павловна занималась педагогической деятельностью. С особой теплотой вспоминает шестилетнюю работу в Обществе слепых.

- До меня они в основном пением занимались. А мы сразу начали ставить драматические отрывки. Конечно, было нелегко. Приходилось по шагам отмерять мизансцены, они все это заучивали. Но зато какой был успех, какая радость у этих людей от прикосновения к классике! Я уже не говорю о многочисленных лауреатствах на смотрах.

Долгая и счастливая в целом сценическая жизнь закончилась с закрытием Театра имени Горького. Период безвременья в стране больно ударил по культуре. После этого были только разовые включения. «Фиалка Монмартра» в Центральном концертном зале, где Вера Павловна, играя вместе с мужем, смогла, наконец, реализовать свой опереточный потенциал. Поставленный Владимиром Морозовым и продюсированный сыном, Владимиром Бондаренко-младшим, на сцене НЭТа к ее 75-тилетию спектакль «Дорогая Памела». За эту работу и за книгу воспоминаний «Встречи и расставания» Семенова стала в 2004-м году лауреатом «Провинциальной музы». В этом же ряду и литературно-музыкальные композиции, создаваемые и читаемые ею на конкурсе «Сталинград - город героев». За «Далекое, близкое» Вера Павловна получила вторую премию, а через год с композицией «Не для войны родятся дети» по стихам советских поэтов стала первым лауреатом. Стихотворения перемежаются песнями в ее исполнении на десяти языках народов мира! С этим багажом она объехала почти все волгоградские санатории, выступала в библиотеке Общества слепых. Везде с неизменным успехом. И вот теперь сын, возглавивший Волгоградский молодежный театр, поставил для нее «Мой век». Пьеса, где героиня, во многом списанная с Коко Шанель, встречает столетний юбилей. Спектакль получился о женщинах, о женской судьбе, о веке ХХ, жестоком и удивительном, о людях, которые время превращают в эпоху. Нужно видеть, как зрители встречают и провожают Семенову, чтобы понять, насколько они соскучились по тонкой, изящной актерской работе, работе с полной отдачей.

- Я считаю эту работу семейным проектом: сын поставил, я сыграла, а в финале звучит мелодия с пластинки начала ХХ века в исполнении моего отца. Свои воспоминания о нем я назвала «Два пути одной дороги». У наших путей разное время, разные точки преодоления, но дорога одна: преданность любимому делу, целеустремленность, честность, одержимость в служении искусству. Звучит в конце спектакля мелодия отца, а я думаю: «Вот и сошлись наши пути...». Иногда слышу от зрителей: «Как жалко, что Вы раз в 10 лет играете!». Да, сколько пропущено, сколько упущено ролей! Конечно, и возраст навалился, и перенесенные операции сказываются. Но когда появляется возможность выйти на сцену - забываю обо всем.

26 сентября заслуженная артистка РСФСР Вера Павловна Семенова встретила 85-летний юбилей. Встретила на сцене, занятая любимой работой, в лучах зрительского успеха и признательности! Многия лета, Актриса!

Фотогалерея