Актер с душой "бродячего философа" / Сергей Савченко (Москва)

Выпуск №3-163/2013, Вспоминая

Героями русского эпоса часто являлись «калики перехожие» - странники и рассказчики народных преданий. Много видавшие и размышлявшие в пути, они были допущены в «царство истины». Актер Театра на Таганке Сергей САВЧЕНКО создал на сцене целую галерею людей «с идеей». Да и в жизни Сергей неустанно стремился «добраться до глубин». Его упрямый вопрос «зачем?» порой ставил друзей в тупик. Прошло десять лет с момента трагической гибели актера.

Жажда познания была главной движущей силой в жизни Сергея, с детства заставляя его тянуться к книгам и природе. Походы с удочкой на прудку с годами переросли в поездки на Онежское озеро и увлечение яхтами. А любовь к слову позволила легко поступить в театральное училище. Одиночка, он искал в театре не тщеславия, а жизни такой, «какая она представляется в мечтах»: постигая души своих героев, он приближался к пониманию «мировой души».

Уже в Щукинском училище наметилась основная тема Сергея. Режиссер-педагог В.Г. Кольцов доверил ему роль Левши в дипломном спектакле «Блоха». Характерно замечание актера А. Граббе: «Кольцов, слегка картавя, всегда говорил: «Серенькой красочкой, серенькой». Такая сдержанная манера исполнения была органична для Сергея. Лубочная, сказочная пьеса решалась в ключе мягкой лирики. Легкая фактура, пластичность и генетическое чувство народной души помогли Сергею создать обаятельный образ бесхитростного мужичка с золотыми руками, превзошедшего заморских техников. Савченко сам любил возиться с инструментами, все время что-нибудь мастерил. А ближе к весне каждый год начинал плести сети - готовился к отпуску на Онеге. Познание мира через его сотворение уравновешивало творчество нематериальное.

Изредка снимаясь в кино, Сергей и в экранные роли привносил свою тему. Его Карлик Нос в одноименном фильме Г. Орловой - худенький, с изломанными жестами и огромными полными боли глазами - находил в себе силы противостоять насмешкам судьбы. Трагизм образа подчеркивал удлиненный рукав костюма, напоминавший одежды Пьеро. В фильме «Свеаборг» (реж. С. Колосов) военная муштра не убила в неказистом матросике Клячкине исконный народный дух. Герой Савченко лихо постигал науку революции, судил обо всем уверенно и просто. Сплавом творческой интуиции и чудаковатости наделил актер художника Красавина в фильме «Совесть» (реж. Ю. Кавтарадзе). Художник легко набросал по памяти портрет подозреваемого, схватив внешность и характер человека, а время встречи уточнить не смог, улыбаясь, заметив, что «время - категория относительная».

Придя на Таганку в 1970 году, Савченко опоздал поучаствовать в большинстве поэтических представлений. Наверстать упущенное помог телеспектакль по поэзии Н. Некрасова, сделанный силами таганских актеров - «Первые песни - последние песни» (реж. В. Смехов). Сергей читал за поэта-лирика, чуждого социальных проблем. На контрасте с порывистым Л. Филатовым (поэтом-гражданином) С. Савченко элегически мягок. Но за мягкостью читается спокойная уверенная позиция. Коллег актера и вне игровой площадки поражала редкостная «упертость» Сергея. Не считая нужным шумно доказывать свою правоту, он, бывало, сожмет губы до белизны и стоит на своем.

Едва принятый в труппу, актер примерил на себя «терновый венец» в роли студента, изображающего плотника из Галилеи в спектакле «Под кожей статуи Свободы». С символической роли-плаката началось «восхождение» Сергея к своим лучшим образам метафизического исповедального характера.

Несправедливость мира сделала философом столяра из «Доброго человека из Сезуана». Мягкая, чуть враскачку, походка уличала Лин То в поисках истины на дне бутылки. Забитый нищетой и бедами «маленький человек» неожиданно потрясал зрителей трезвым вопросом, обернувшись к залу: «А кто будет снисходителен к моим детям?»

В небольшой роли старосты в спектакле «Перекресток» Сергей нес идею неприметного героизма. Деревенский старик вставал спасительным буфером между оккупантами и селом, встречая смерть тихо и терпеливо. Через много лет в «Хрониках» Норфолк-Савченко, изгнанный по ложному обвинению, с достоинством принимал горький жребий. Он знал, что верен монарху, а противник - лжец и предатель, и этого было достаточно. В образе Норфолка было много от личности актера. Никогда не претендуя на ведущее положение в театре, Сергей смиренно брел маленьким, но гордым пилигримом по стране под названием Театр на Таганке.

Очевидно, что Ю. Любимов прозревал тему Сергея, и его назначение на Иешуа в «Мастере и Маргарите» было закономерным. Но первым сценическим Иешуа стал А. Трофимов. В основе трактовки роли постановщик и оба исполнителя были единодушны, ориентируюсь на обобщенный образ странников-философов. Но Любимов выстраивал мощное эпическое полотно, и Сергей оказался слишком земным для этой сверхпритчи. Роль Иешуа Га Ноцри из тех, что сами выбирают себе актера. И в конце 80-х Савченко сыграл Иешуа, имея на то внутреннее право, создав образ бродячего философа, понимающего и принимающего мир в его несовершенстве.

В «Мастере...» Сергею пришлось вписываться в готовый рисунок, отчасти поступаясь индивидуальностью ради цельности замысла. Зато в легендарной постановке «Бориса Годунова» он оказался незаменим в роли Юродивого. Здесь-то - в народной драме, где главным действующим лицом становился хор, и пригодились его «народность», соединение детской чистоты со способностью к фатальным прозрениям. Пластичный, юркий, он выныривал из толпы, словно играл с хором в «ручеек» и «обжигал» Бориса обвинением в убийстве царевича. В убогом Николке открывались духовные силы, способные противостоять физической силе разгневанного Годунова. Слово актрисе Т.Жуковой: «Казалось, Сережу всякий может обидеть - хотелось его защитить. Но потом выяснилось, что такого не обидишь. Он сам мог за себя постоять». В образе Юродивого Сергей удивительным образом сочетал невеселую клоунаду и светлое обаяние.

Логическим продолжением мотивов душевных прозрений и мудрости стал старец Зосима в спектакле «Братья Карамазовы». Ю. Любимов трактовал Зосиму как «подвижника мысли». Разделял эту позицию и Сергей, видя в старце обычного человека с огромным житейским опытом. С каким непоказным вниманием слушал Зосима-Савченко тех, кто приходил к нему! И для каждого находил нужные слова и верный тон - ироничный и утешающий, строгий и приветливый. Ю. Любимов советовал актеру: «С Лизой играйте весело. Выбросите свою «святость» в помойку. Он хочет, чтобы ребенок запомнил его улыбающимся». Зная, что «не только дни, но и часы его сочтены», Зосима делился сокровенными мыслями с молодыми людьми, надеясь, что «идущие за мною сильнее меня».

В «Преступлении и наказании» Сергею довелось создать образ идеи. Его не прописанный в романе персонаж в амплуа Неизвестный воплощал призыв России к топору. Савченко существовал здесь на грани фола! Актер С. Трифонов поделился своими зрительскими впечатлениями: «Сергей ходил по залу с окровавленным топором. Ты сидишь, смотришь на сцену, и так весь в напряжении... А тут сзади рука, оборачиваешься: «Топор не нужен? Дешево продам!» Это был такой накал!» Для актера Достоевский был, что называется, его автором. О дипломной работе В. Фокина «Чужая жена и муж под кроватью» критик писал: «... мы узнавали персонажей Достоевского, <...> их взвинченность, легко доходящую до исступления. В таком состоянии живет на сцене С. Савченко - муж...». «Нерв» героя оттенялся мягким юмором актера. Яркая вахтанговская театральность преломлялась сквозь призму характера Сергея в теплый свет его таланта.

Для Таганки 70-х Савченко был нетипичной «краской». Не всегда востребованный Любимовым, он «пригодился» нетипичному таганскому режиссеру Е. Кучеру. Их связывала не просто дружба, но особый вкус к философскому общению. В работах Кучера Сергей становился полноправным «соавтором» своих ролей, раскрывшись как актер напряженного психологизма, владеющий изысканной формой. В «Пяти рассказах Бабеля» в новелле «История моей голубятни» он действовал от лица ребенка, воссоздавая детское сознание - прозорливое, незащищенное. Гибель голубей заслоняла для мальчика беду погрома, сузив Вселенную до клочка земли, к которой он прижимался, успокаиваясь от ее тишины и недвижности. Осознав себя частью природы, приходил к единению с сущим Кирпиков в спектакле «Живая вода». «Мне надо понять, зачем я живу!» - заявлял Кирпиков-Савченко и с упрямством безумца устремлялся в глубины познания. К сожалению, спектакль-притча, столь близкий Таганке по духу, так и не вышел на публику - репетиции, начатые еще при Любимове, были приостановлены новым худсоветом во главе с А. Эфросом.

Последней совместной работой Кучера и Савченко стал спектакль «Один» по прозе А.П. Чехова. Команда спектакля «препарировала» ситуацию, когда всякое чрезмерное погружение в идею неминуемо ведет личность к катастрофе. Спектакль по рассказам «Палата №6» и «Черный монах» предварял пролог, где Сергей в роли чудака-комедианта предлагал «показать» утопленника, шутя играл со смертью. Скользящая пластика создавала впечатление и виртуозности игры, и мистического кружения Фатума.

Роль оказалась пророческой для актера. Уехав в очередной отпуск на Онежское озеро, Сергей пропал без вести, своей случайной трагической гибелью задав главный вопрос своей судьбы. Но так хочется думать, что процесс познания не заканчивается вместе с земным существованием, и душа бродячего философа постигает пространство и время, чтобы «добраться до глубин, до тех пластов, до самой сути».

Фотогалерея