Стрела времени / "Кант" в Театре им Вл.Маяковского

Выпуск №8-168/2014, Премьеры Москвы

О новом спектакле Миндаугаса Карбаускиса «Кант» в Театре им. Вл. Маяковского написано уже немало, но довольно единодушно: хвалят пьесу литовского драматурга Марюса Ивашкявичуса - изобретательную, забавную, на грани абсурда и с точными переходами за эту грань. Отдают должное актерскому ансамблю - четкому, слаженному, естественно существующему в сложном пространстве Сергея Бархина, «заключившего» персонажей в алый бархатный многоугольник и окружившего его зрительскими рядами в такую же геометрическую фигуру наподобие цирка. Пишут о пронизывающем спектакль юморе, заставляющем зрителей с наслаждением хохотать над словами и поступками собравшихся в комнате философа Иммануила Канта на обед, традиционно проходящий под девизом: «Никаких философских материй!..» Отмечают «развлекательность спектакля самого высочайшего уровня», непринужденность, мастерство существования актеров в непосредственной близости от зрителя и друг от друга, замечательные костюмы Натальи Войновой...

Как, впрочем, почти единодушно говорят о чрезмерной продолжительности спектакля, о том, что в какой-то момент начинает казаться, будто действие идет по кругу. И, наверное, это - единственное, в чем я не совпала по своим ощущением с уважаемыми коллегами, потому что ощущение круга возникает умышленно и очень точно.

Спектакль «Кант», несмотря на отличные юмор и иронию, отнюдь не показался мне чисто развлекательным, потому что движение сюжета к финалу все настойчивее вызывало смутную тревогу, какие-то «несвоевременные мысли» и чувства, хотя Миндаугас Карбаускис никак не акцентировал эти то появляющиеся, то исчезающие нотки, не рифмуя их, не складывая в мелодию.

Одним из таких моментов, очень выразительных и острых, стал разговор Канта (блистательно сыграл его Михаил Филиппов) с неким Кауфманом (Нияз Гаджиев играет очень интересно, хотя в пределах одной краски - тем не менее, персонаж его становится не просто объемным, но и философски наполненным). Новый слуга, которого пытается навязать Канту вместо выпивохи Мартина (Анатолий Лобоцкий поистине великолепен в этой роли) один из его гостей, это и есть в каком-то смысле «чистый разум»: без каких бы то ни было эмоций, нравственных преград, сомнений и неуверенности в себе. Прусская твердолобость в сочетании с регламентированностью, аккуратностью и умением делать все на свете, разве что слегка приправлена тоской по невозможности применить все эти свои таланты, для чего необходим хозяин. А то, что у него есть уже слуга - никакой роли не играет. И, слушая Кауфмана, Кант испытывает самые различные ощущения: он и побаивается этого человека, и не понимает того, кто не ведает о «звездном небе над нами и нравственном законе внутри нас», и хочет изучить истоки подобного мироощущения, как привык в своей философской практике, и... еще что-то, что-то, что-то...

Другой момент связан с Мартином, умеющим преодолевать границы Времени, а значит, и Пространства в высоком философском и в самом приземленном понимании - как он «входит» в воспоминания и затем «выходит» из их власти и - что значительно важнее - из их Воли над человеком. И потому веселый выпивоха Мартин становится словно живой иллюстрацией к «Критике чистого разума»; многослойность человеческого сознания, включающая в себя различные закоулки души, не изменяется, а природа времени в том и состоит, что, протекая через некий интервал настоящего, уходит, превращаясь в новое качество - в прошлое. Живое, неумирающее, потому что оно есть не просто физическая протяженность: ведь когда человек переживает происходившее когда-то событие, непосредственность переживания окрашивается эстетическим, нравственным, экзистенциальным.

Именно об этом стал для меня блистательно сыгранный Светланой Немоляевой эпизод, когда зануда-монахиня, требующая вернуть ей украденного Мартином петуха, после его поцелуя, словно во сне, снимает монашеский головной убор, поправляет волосы и бредет вокруг обеденного стола словно в неведомое нам или небывшее никогда прошлое. А потом так же неожиданно возвращается в реальность. И именно поэтому столь забавной и загадочной одновременно представляется мистическая Фоби Грин, убедительно сыгранная Юлией Соломатиной.

Здесь все как будто вращается вокруг двух важных философских категорий - Времени и Пространства, которые (пусть это покажется парадоксальным!) во многом театральны по своей сути, и Миндаугас Карбаускис ощутил и выявил это единство в нескольких, по крайней мере, его планах. А замечательный драматург и не менее замечательный актерский ансамбль, в котором необходимо отметить кроме тех, о ком уже говорилось, Виктора Запорожского (Шефнер), благодушного Шульца (Игорь Костолевский) и  Веру Панфилову, монашку, мгновенно пересекающую границу между прошлым и настоящим, воплотили печальную, в сущности, философскую максиму в театральном зрелище, когда на протяжении трех часов в зале почти не смолкает смех, а «послевкусие» остается грустным.

Почему?

Может быть, потому что философское понятие «стрела времени» диктует нам однонаправленность и необратимость Времени, а мы-то хорошо знаем, что это возможно лишь при «чистом разуме», отделенном от эмоций, чувств, переживаний.

Может быть, потому что на вопрос: «А где мораль?» - ответ находится только один: «Где смех, там и мораль!» Что же касается звездного неба и нравственного закона - они сегодня, вероятно, не ко времени. Потому и грустно...

Фото Александра Качкаева

Фотогалерея