Место силы / "На дне" в Учебном театре Школы-студии МХАТ

Выпуск №8-168/2014, Мастерская

В афише Учебного театра Школы-студии МХАТ есть спектакль «На дне» М. Горького. Это работа студентов IV курса актерского факультета (мастерская Игоря Золотовицкого и Сергея Земцова), осуществленная ими вместе режиссером Аркадием Кацем.  На официальном сайте Школы-студии МХАТ, там, где размещена информация о постановочной группе, актерах, графике показа, есть небольшой комментарий. В нем отмечается, что «спектакль решен в классической, спокойной, рассудительной манере, которая позволяет близко рассмотреть драму Горького». Но с первых же секунд после начала становится абсолютно ясно, что на сцене разворачивается философская притча. Да и потом, по мере развития событий, сквозь внешне действительно строгий и классический рисунок спектакля время от времени будут отчетливо проступать особые символы, и тогда «дно» станет и чистилищем, и «местом силы». 

            Когда в зрительном зале гаснет свет, сквозь тягучую темноту начинают пробиваться слова песни «Солнце всходит и заходит, а в тюрьме моей темно...». В том, что она звучит, - ничего неожиданного: Горький записал ее от волжских босяков и включил в пьесу. Но есть один важный момент: поет юродивый - совсем мальчик, в широкой белой рубахе странника, с открытым доверчивым взглядом. Этого персонажа в горьковской пьесе нет, но именно он, божий человек, вводит нас в спектакль, задает ритм, отстукивая его деревянными иконками-оберегами,  и держит его на протяжении всего действия. Юродивый практически не покидает сцену, и это словно всевидящее око над миром, где, казалось бы, не осталось ничего святого.

            Невероятно сложная роль, где нет ни единого слова текста (не считая песни в начале и финале спектакля), Антону Ривалю, без сомнения, удалась. Актер очень точно улавливает эмоциональные волны событий, иногда становится их предвестником. Он и ангел-хранитель, и невидимый барьер, который удерживает героев от крайнего шага. Хотя затягивающая воронка «дна» обладает огромной силой. Над умирающей Анной (Александра Велескевич) бешено орут, выясняя отношения Васька Пепел (Василий Бриченков) и Медведев (Дмитрий  Власкин). Кажется, еще миг, и они, не заметив, затопчут ее. Вопрошать о сострадании смысла нет. Эта тема закрыта короткой и очень важной сценой в самом начале спектакля: проснувшиеся обитатели ночлежки пьют по очереди воду из ведра.  И по тому, как они это делают - отталкивая друг друга, насмехаясь - можно убедиться, что здесь никому и ни до кого нет дела. Даже Квашне (Полина Казанцева), которая подкармливает ослабевшую Анну. Делает она это походя, совершенно не заботясь, хватит ли у той сил добраться до кухни. Помощь предлагает лишь Актер (Артем Ешкин), но «с отдачей». Отравленный  алкоголем, по-детски наивный и беззащитный, он так нуждается в  жалости.  

            Но если действительно говорить о сострадании, - оно в глазах Анны. К мужу, загнавшему ее прежде времени в могилу, к соседям, которые грызутся между собой, как свора одичавших собак. А ведь они, действительно, жалкие, потому что нелюбимые и не умеющие любить. Никита Сугаков, исполняющий роль Клеща, очень точно передал состояние скованной, не способной дарить тепло души: за его показным равнодушием к жене прячется страх лишиться единственного родного человека. Острое осознание потери проявляется в крошечной детали - он один единственный раз прикасается к Анне, поправляя на ней шаль. 

            Героиня Александры Велескевич уже практически оторвалась от земного, и лишь обида на судьбу и слабая надежда, что все еще может пойти иначе, продлевают муки. Актрисе удалось показать сложное состояние внутреннего смирения и протеста и даже в какой-то мере сделать зримым переход в небытие. Ее беседы с Лукой - награда за терпение. И совсем не случайно, что в последний миг рядом оказывается немногословный странник, чем-то напоминающий Юродивого с иконками на груди. Она заслужила это.

            Лука - удивительный, загадочный персонаж. Роман Рипко, обладающий незаурядной внешностью, наделил своего героя как будто бы нарочитой простоватостью, которая граничит иногда с  юродством, иногда с шутовством.  Ничто не может скрыться от его умного, цепкого взгляда. Он словно бы с неба свалился, этот старик, похожий на затерянного в лесах старообрядца. Божий человек взрыхлил уже почти безжизненную почву, бросил в нее семена и так же внезапно исчез. Принять его уход спокойно обитатели «дна»  уже не смогут, потому что он заставил работать их окоченевшие души, показал: «каков ни есть человек, а всегда своей цены стоит». Лука не только на Сатина подействовал «как кислота на ржавую монету», он затронул всех.   

            Здесь почти ни у кого нет имен - только клички. Здесь каждый лелеет собственные легенды о прошлом, старается не замечать настоящего и совсем не думать о будущем. В этом безвоздушном пространстве бушует ярость. Она прорывается в разудалой игре на гармошке Васьки Пепла, в дерганой походке Василисы (Любовь Соколинская), в равнодушно-сонных фразах Сатина (Андрей Бурковский), который подобно хищнику всегда готов к точному удару, в агрессивных всплесках Насти (Елизавета Рыжих), в каком-то болезненном накликивании беды и недоверии Наташи (Екатерина Головина), в конвульсивных «коленцах» Алешки (Денис Матвеев), уже отравленном равнодушием ко всему на свете. Даже в нарочито скрипящих сапогах Костылева (Антон Ануров) - этот звук действует так, как если бы металлом по стеклу.

            Даже во  тьме «дна» постояльцы ночлежки ведут борьбу за место под солнцем.  В спектакле многое построено на световых контрастах: из затемнений вырастают новые сцены, при этом характеры героев словно укрупняются, становятся объемными. В предельно простом сценографическом решении спектакля (Евгений Терехов, студент 5 курса постановочного факультета), где пространство очерчено лишь рядами нар, центральным местом становится небольшой деревянный помост, на который направлен яркий луч света. Здесь Лука говорит с Анной о рае и вечном покое, Пепел и Сатин выплескивают обиды на несправедливость жизни, Актер мечтает круто изменить жизнь. Остается только сделать первый шаг, но это как раз самое сложное.

            Не случайно в третьем акте  пьесы «На дне» действие происходит на пустыре: ранняя весна, вечер, заходит солнце, освещая все и всех красноватым светом, но черные сучья деревьев еще без почек. Горький очень точно соединил психологическое состояние природы и своих персонажей. Оживут ли эти деревья? Раскачается ли внутренний маятник в этих несчастных, практически потерявших веру людях? А ведь Лука для каждого нашел слово, каждого пожалел, подсказал выход. «Человек - может добру научить ... очень просто!»

            На дипломном спектакле студентов Учебного театра Школы-студии МХАТ произошла удивительная вещь: молодым ребятам поколения XXI века не только удалось по-настоящему проникнуть во внутреннюю суть горьковских персонажей, созданных в самом начале XX столетия, но и «вынуть» их из конкретных рамок времени. Действующие лица словно из разных эпох: Лука вполне может быть из времен «раскола», Настя напоминает девушку эпохи декаданса, Актер - молодого парня из сегодняшней неформальной тусовки, Костылев -  офисного служащего, Татарин - мигранта, с трудом врастающего в чуждую ему среду. Именно это смешение образов позволило актерам абсолютно точно обозначить главные философские вопросы, поднятые Горьким и до сих пор не потерявшие болезненной остроты. 

            «Дно» в этом дипломном спектакле действительно «место силы», которое позволяет сгруппироваться и вынырнуть. Шансы поверить в себя, подняться с колен, порвать цепи и выйти на волю равны для всех, но кто, в итоге, воспользуется? В финальной сцене все персонажи становятся единым целым. У них единый пульс, дыхание. И надежда - тоже одна на всех. Они собираются на деревянном помосте в центре сцены, плечом к плечу, и поют ту самую песню, начальные слова которой восходят к первой главе  из книги Екклизиаста: «Солнце всходит и заходит, и вновь спешит к месту своего восхода». Все повторяется в этой жизни.  

Фото предоставлены театром

Фотогалерея