Яблоки из сада Достоевского. XII Международный фестиваль по произведениям Ф.М.Достоевского

Выпуск №6-116/2009, Фестивали

Осень в этом году выдалась в Старой Руссе неурожайной. И все равно в ноябре желтели на ветках пять-шесть яблок, радуя серую белку с рыжим хвостом, да участников XII фестиваля Ф.М.Достоевского, собравшихся в саду перед домом писателя.

Не слишком урожайной оказалась, по сравнению с предыдущими, и нынешняя афиша – всего пять спектаклей за три дня. Хотя, если принять за аксиому, что жизнь, в том числе и театральная, развивается по спирали, станет очевидно, что вот вроде совсем недавно были времена Чехова (гибнущие тузенбахи, побеждающие лопахины) – сегодня Островского (доходные места, банкроты), а завтра, глядишь, потянется душа к Достоевскому – искать ответа на вечные вопросы.

Говорят, фестиваль состоялся, если на нем был хоть один спектакль-событие. «Возвращение. Четыре сцены из жизни Льва Николаевича Мышкина» (см. «СБ, 10» № 4-114), которым на сцене Новгородского театра драмы открывался фестиваль (традиционно это происходит на сцене Новгородского театра), не сулил легкой жизни ни жюри, ни зрителям. Режиссер Григорий Козлов и студенты 4 курса СПГАТИ честно предупредили публику, что 4 сцены будут идти не менее 4 часов. Формат, прямо скажем, не фестивальный. Забегая вперед – часы эти промчались на одном – затаенном – дыхании.

За белым полупрозрачным занавесом, растянувшимся вдоль портала, скроются персонажи спектакля, зажгут свечи, а на авансцене останутся трое – Мышкин (Е.Шумейко), Рогожин (С.Алимпиев) и Лебедев (И.Шорохов). Начнется спектакль с первой главы романа. Режиссер Козлов и его ученики переведут «Идиота» на театральный язык так, что описания Достоевского покажутся ремарками, специально сделанными для этой постановки. Страница за страницей (не без небольших купюр и не без деликатных импровизаций) они станут прояснять глубинные смыслы книги, которую можно перечитывать всю жизнь. Неспешно, очень подробно. Здесь важно все: и красные в клеточку гетры возвращающегося из Швейцарии князя, и такой же расцветки узелок в его руках, черное нараспашку пальто Рогожина, нечто кремово-кисейное на барышнях Епанчиных, и любой взгляд, каждое движение, и даже только попытка движения. Выбрав для своего спектакля только лишь первую часть романа, питерцы волшебным образом смогли сыграть ее так, что зритель, даже никогда не читавший Достоевского, почувствует, что случится с каждым из героев книги дальше. «Всесильный бог деталей, всесильный бог любви» живет на сцене. Вот утомившийся князь располагается в скромной комнатенке у Иволгиных, развязывает свой клетчатый узелок, превращая его в скатерку на тумбочке, бережно ставит на нее несколько милых сердцу вещичек и дорожный складень – псалом 90. Вот несчастная генеральша Иволгина (А.Артемова) находит заначки мужа, пытаясь скрыть семейную беду от глаз постояльца, вот генерал (А.Ведерников) радостно обнаруживает еще одну, не найденную женой, заветную бутылочку, вот влетает в комнату к Мышкину уморительно темпераментный Фердыщенко (А.Семенов), вот Аглая (П.Сидихина) бросает на Льва Николаевича искоса взгляд (но какой взгляд!), вот любопытная до детскости Лизавета Прокофьевна (А.Мареева) рассматривает «идиота», как некоего диковинного зверька, сама же вмиг и устыдившись своего любопытства, вот гордо вскидывает голову Ганя (Н.Куглянт), с эдаким подвывертом врывается на сцену Рогожин. И как ртуть, реагирует на все князь Лев Николаевич Мышкин, так что кажется, видишь уже и не актера, и не персонажа, а самую душу его… Вообще, о каждом исполнителе надо бы говорить долго и подробно, настолько они точны, живы и талантливы. Недаром питерцы получили на фестивале, кроме «Гран-При», еще и приз за лучший актерский ансамбль. Но лучшим призом не только публике города на Неве, но и всей театральной общественности стало бы создание на основе этого курса профессионального театра под руководством Г.Козлова, потому что, что уж греха таить, феноменальные явления в нашем деле случаются редко, а это – именно что феномен. Феномен живого, полнокровного, современного, азартного психологического театра (хотя точнее б – театра переживания и проживания…).

С 1996 года фестиваль Достоевского получил статус международного. Разные гости собирались на берегу реки Перерытицы, что в Старой Руссе. Были тут и японцы, и финны, но представить себе эти несколько ноябрьских дней (всегда приуроченных к дню рождения писателя) без сербской актрисы из театра «Бошко Буха» Зорицы Йованович уже невозможно. В этом году Зорица русский выучила только за то, что им разговаривал Достоевский. Это, практически, анекдот, причем совсем не скверный. Актриса позвонила устроителю фестиваля – директору Новгородского театра драмы Виктору Назарову, заявив, что ей нужен мужчина. Виктор Евгеньевич, обычно дамам ни в чем не отказывающий и славящийся своим благородством, на этот раз «взял себя в руки» и твердо сообщил Зорице, что мужчины для нее у него нет. То есть нет актера, который бы стал партнером в спектакле «Бедные люди» и сыграл бы роль Макара Девушкина на русском, в то время, как Зорица Вареньку – по-сербски. Вот так и выучила Зорица русский язык, и вместо международного дуэта зрители фестиваля увидели трогательный моноспектакль, в котором актриса сыграла и мужскую и женскую роли на языке оригинала, перемежая письма-монологи русскими песнями и романсами с гортанным сербским привкусом. Маленькая, чуть выше своей постоянной спутницы – гитары, актриса из театра «Бошко Буха» в течение часа дарила публике великую возможность сострадания, сопереживания, сочувствия. Приз «За лучшую женскую роль» отправился в Сербию.

В этом году в Доме-музее Достоевского на сцену вышли аж две жены писателя. Одна – Анна Григорьевна – в спектакле Новгородского театра драмы «Я счастлива, счастлива, счастлива…» в постановке главного режиссера театра Сергея Морозова (этот спектакль до того полюбился рушанам, что они не мыслят фестиваль без него, а прекрасный актерский дуэт – Любовь Лушечкина и Анатолий Устинов — с удовольствием играет его здесь как прекрасную преамбулу к церемонии вручения наград). Вторая Анна Григорьевна ( Т.Маколова) явилась на бережок скромной речки Перерытицы с величавых брегов Невы. Спектакль «Любящий тебя Достоевский», если верить программке, «создан по письмам Федора Михайловича к жене, написанным в период страстного увлечения писателем игрой на рулетке». Если же верить собственным глазам, то вовсе не писатель, тем более, великий, предстает перед изумленной публикой, а обаятельный и «в меру упитанный» альфонс (В.Салтыков) , который пропивает и проигрывает последние деньги измученной женщины, смутно напоминающей кротостью лица истощенную жену честного гаишника из телеприколов «Нашей Раши». Особенно когда в финале спектакля она является в образе… Сикстинской Мадонны.

Питерцы определили жанр своего спектакля как «история болезни в одном действии», но, право слово, это больше подошло бы для «Неточки Незвановой» из екатеринбургского театра «Лаборатория драматического искусства им. М.Чехова». Правда, «в одном действии» этот спектакль оказался для меня и благочинного отца Амвросия, мужественно пережившего пароксизмы первого акта. Не знаю, куда отправился благочинный, а я так в Георгиевскую церковь, любимую Федором Михайловичем, попить святой воды и поправить пошатнувшееся в результате этого зрелища здоровье. Наверное, заслуженный работник культуры России Наталья Мильченко что-то имела в виду, когда заставляла Неточку (С.Абашеву) шевелить губами синхронно тексту персонажей, не произнося при этом ни единого слова и обращаясь единственно лишь к «вломившемуся» в повесть Достоевского молоденькому монаху со свечкой, обозначенному в программке как «духовное лицо» (А.Дидковский). Наверное, Наталья Мильченко что-то имела в виду, и когда предложила актеру, играющему отчима Неточки (Д.Бабушкин), рисунок роли, состоящий из патологических корчей, брызгающей во все стороны слюны, ужимок и гримас. И уж точно что-то там такое подразумевала, когда артисты старательно и страстно изображали под «фанеру» игру на скрипке, и когда… Стоп! Вот тут-то я и сбежала в Георгиевскую церковь, а по возвращении, увидев позеленевшие лица коллег и зрителей, готова была каяться перед ними за профессиональную слабость и «оставление человека в опасности». Покаяние должно было случиться и без меня, потому что именно так определили суть своего спектакля его создатели. Не случилось. Случилось, похоже, нечто иное. Смею предположить, что руководитель театра с таким ко многому обязывающим названием, вовсе не хотела подвергать эстетическим пыткам ни в чем неповинную публику, но лишь следовала известной формуле Треплева. М-да… «Новые формы», конечно, нужны, но… Риск — благородное дело. Тут важно все — и благородство, и отвага, и азарт, и бесконечная любвь к Достоевскому устроителей фестиваля. Потому что только при всех этих «привходящих» можно было отважиться пригласить в Старую Руссу вместе с профессионалами народный театр. И не просто «народный», а молодежный, даже юношеский – возраст исполнителей колеблется от 16 до 22 лет. Они отважились. И не проиграли. Молодежный театр-студия «Ключ» из Набережных Челнов (Татарстан) привез в Дом Федора Михайловича «Белые ночи» в постановке Никиты Кобелева (он же и автор инсценировки). Обшарпанный стол. На нем зеленая москитная сетка – паутина, в которой будет в начале и финале спектакля запутываться и задыхаться Мечтатель. Книги в грубой оберточной бумаге то там, то здесь. Положи их двумя высокими стопками, на них – доску, а под доской – аквариум, вот тебе и набережная Невы. Деревянная лестница, пара стульев и еще книги – вот и квартира Настеньки. Щелкнешь выключателем, погасишь свет, зажжешь свечи – вот тебе и белая ночь. Задуешь свечи, щелкнешь выключателем свет – вот тебе и томительный день до новой встречи. Не сказать, что все в этом спектакле было совершенно. Молодой режиссер (что, собственно, свойственно его возрасту) постарался вместить сюда все свои знания и умения. И даже отважился играть его больше двух часов без антракта. (Но тут вмешалась то ли Мельпомена, то ли дух Ф.М., и ровно там, где должно быть антракту, актриса случайно задела высокой лестницей люстру, разбив плафон, и перерыв состоялся.) Но и до вынужденного (и нужного) антракта зрители успели вволю наплакаться и насмеяться вместе с персонажами. Эта уютная смешная Матрена (Е.Симонова), трогательно ленивая и так же трогательно любящая своего хозяина (ради него она готова даже паутину убрать – фу, какая гадость, ваша москитная сетка!). Этот забавный и трепетный Мечтатель (Д.Русин) в длинном черном пальто и неизменной черной шляпе, которая утонет потом, как и все его надежды, в аквариуме-Неве. Эта живая, озорная, с блестящими глазками Настенька (Л.Тутлыкова) – вся любовь, вся порыв. Эта немая (не глухая – ну, переделал маленько режиссер) Фекла (Г.Ягудина) – зажми ложку поперек рта – вот и будешь немой. Эта слепая Бабушка в черных очках (А.Назамиева). Этот долгожданный красавец – Жилец (А.Климов). «Все они красавцы, все они поэты». А с ними и еще один поэт – А.С.Пушкин. Никита Кобелев замечательно соединил прозу Федора Михайловича со стихотворными отрывками Александра Сергеевича, превратив каждый из них в смешную музыкальную интермедию, приправленную Россини. Вообще спектакль отличает удивительно тонко продуманная и прочувствованная музыкальная партитура, в которой Паганини, Вивальди etc… сливаются с неспешной поначалу, а потом все чаще, все быстрее – дробью пальцев по барабану ( дробь дождя по питерской мостовой; удар ладонью – барабанный раскат – вот и гроза), а потом – внезапной тишиной. Если умудренный опытом Григорий Козлов в своем спектакле прояснял и выявлял смыслы «Идиота», то молодой Никита Кобелев, напротив, чуть переставил акценты, добившись, однако, от зрителя не меньшего сочувствия и сострадания к героям «Белых ночей», чем при чтении повести. Эта Настенька и этот Мечтатель уже влюблены друг в друга, и, когда в полусантиметре от первого их поцелуя появляется Жилец, происходит катастрофа не только для одного лишь главного героя. И ей уже почти невозможно уйти от него, но и не уйти она не может. Настенька исчезает, а Мечтателю остается только снова запутаться в зеленой сетке паутины, для того чтобы уже больше никогда не быть таким счастливым, каким он был на протяжении спектакля. Но зато актер Дмитрий Русин на закрытии фестиваля был счастлив не только оттого, что получил приз «За лучшую мужскую роль», но и о того, что игру его благословил благочинный отец Амвросий, назвав его «истинным рушанином», а «рушанин»-то, оказывается, в переводе с древнеславянского – «русский» и сердечно рифмуется с Достоевским. В Татарстан отправился также и «Приз зрительских симпатий», настолько полюбились ребята из театра-студии «Ключ» публике Старой Руссы.

Ну и, конечно, все без исключения участники фестиваля увезли с собой корзинки с яблоками из сада Достоевского. Яблоки эти бережно собирают и хранят в подполе служители Дома-музея именно на этот случай, а серой белке с рыжим хвостом остались те несколько, что еще задержались на ветках яблоневого сада.

 Фото Дарьи Пичугиной

Фотогалерея