Несгораемая Барби

Выпуск №6-116/2009, Премьеры Москвы

Нечасто спектакль увлекает с первых минут. И вот со сцены звучит лирический рассказ женщины о любви – безоглядной, о чувстве вне логики, о полете любящей души, откровенно наивной, парадоксальной, но в то же время привлекательной своей незащищенностью. И вдруг… инородная криминальная тема врезается в романтико-бытовой сказ. Взятую высоту подрезает уголовный мотив. На этом месте живой интерес к происходящему на сцене бесповоротно утрачен. Что досадно, ведь органичность, согласованность интонаций – условие любой успешной постановки. Речь о спектакле «Парикмахерша» по «монологу с 12 картинками» Сергея Медведева, поставленном в московском театре «Практика» (режиссер Руслан Маликов). Упоминание «картинок» в жанровом определении пьесы постановщик воспринял буквально. Их мы и увидели – «ожившие» и/или «озвученные». Что ж, с формальной стороны зрелище удалось.

На глазах зрительного зала перелистывается – в размер сценической величины – декорационная книжка-раскладушка с компактной трансформацией. Объемные картонные прорези мгновенно раскладывают то парикмахерскую, то комнаты, то дискотеку или подъезд… Перед нами оживший мир детской книжной графики. И хотя увиденное мало подтвердило рекламный текст («стильные декорации, сделанные художником Полиной Бахтиной, претендуют на то, чтобы этот спектакль стал главной сенсацией сезона»), трогательное умиление все-таки возникло.

Жизнерадостные цветные картинки умело дополнены бытовыми деталями, подчеркнута кукольность поз живых «шаблонов-персонажей» (актеров), пластика пятящихся, переваливающихся фигур, вроде заводных мишек, которые привносят в сценическое действо «городка в табакерке» механистические движения. Это напоминает игрушечную жизнь куклы Барби и ее окружения. На сцене под звуки ножниц оживает дух парикмахерской, иерархия места. Здесь у каждого героя (коллега-парикмахерша, бывший заключенный, пожарный, судья) своя сознательно стереотипная, знаковая роль – легкая, без психологического напряжения система сигналов. Тонко, изящно, без форсирования чувств.

В этом параде механических манифестаций парикмахерша Ирина (Инга Оболдина) самая живая, чуть ироничная непосредственная душа.

Так что же в спектакле помешало общему впечатлению от увлекательного зрелища? Выпускнику физфака РГУ, экс-редактору «Газеты Дона», ростовчанину Сергею Медведеву под пятьдесят (полагала, лет на 20 меньше, ан нет), им написано уже больше 10 пьес. Причем пьеса «Парикмахерша» стала одним из трех победителей театрального фестиваля Theatertreffen, в котором принимало участие более шестисот произведений из 33 стран. Немецкие актеры в постановке этой пьесы тонко обыграли жанр черной комедии, где ремарки читала актриса и фотохудожница Эрика Рабау, а голос Ирины озвучивала Биргит Минихмайр. В Киеве пьесу поставил в Театре-Студии «На соломенке» режиссер Максим Голенко. В России – в Тувинском музыкально-драматическом театре им. Кок-Оола режиссер Сюзанна Ооржак, а в Пермском театре «У моста» режиссер Никита Рак «прочитал» монолог парикмахерши как драму-ретроспективу, акцентировав тему «жертва – прощение».

Между тем, у пьесы Медведева реальная подоснова. Сюжет заимствован из письма жительницы донской глубинки в редакцию «Газеты Дона» и невообразимо расцвел благодаря буйству писательской фантазии.

Уже полгода героиня переписывается с заключенным Евгением (Эдуард Флеров), которого никогда не видела, но безоговорочно верит по письмам в его необыкновенную любовь. И хотя рядом есть соискатели ее плоти (судья Алексей Николаевич, отягощенный возрастом и семьей, – Анатолий Хропов) и сердца (пожарный Виктор – Александр Усердин), плюс забегает (ради стрижки) экс-супруг художник Николай (переносной шаблон-фотопортрет), эти кандидатуры отвергнуты. В угаре любви к отсидевшему законный срок продается квартира для переезда в Москву. Однако ж во время загородной поездки властитель сердца убивает героиню. То есть пытается. Не получилось. Парикмахерша выжила, хотя была подожжена, затем получила ножевое ранение в грудь, после чего три дня провела в коме. Любовную катастрофу латает последующее замужество. Пожарный Виктор не только спас пострадавшую, не только женился, но еще и усыновил ребенка Ирины и Жеки (вероятно, дитятко зачали во время квартирных перипетий).

Неопалимым Фениксом выйдя из огня смертоносного уик-энда, наша героиня, не смущаясь противоправными действиями бывшего заключенного, как будто чувств к нему не утратила. На эту мысль наводит хотя бы блуждающая улыбка парикмахерши в финале спектакля, когда она читает новое любовное письмо из зоны – от Жеки, вновь помещенного туда, откуда возник. Разумеется, сей сентиментальный ужастик – такая же условность, как грезы парикмахерши, ведь ее мечты – род игрушечных апартаментов все той же Барби. А в кукольном царстве огонь не обжигает и никто не взрослеет. Автор текста определяет структурную суть пьесы как Театр марионеток, где герои и сцены появляются и с легкостью исчезают. Но утрировка хороша в меру – к окончанию спектакля облегченность бытия почти сорокалетней женщины, ее экзальтированность до слез и соплей, начинают вызывать недоумение, и все меньше доверия к такому фонтанированию добра и водопаду счастливых развязок. Ибо жизненных уроков героиня извлекать не собирается.

Финал пьесы дает возможность разных прочтений. Но в финале спектакля мы видим все ту же, ничуть не изменившуюся после комы героиню, ничуть не потрясенную ударом ножа – милый женский бытовой портрет. Спектакль о душе парикмахерши, о неуязвимости марионеток – пусть прелестный, пусть временами трогательный, порой умилительный, но пустячок.

Избрав единственную восторженно-отстраненную игровую ноту, режиссер невольно сделал смысл спектакля заложником стилевого решения. Ровная отлаженная «механика» исполнения не смогла ни усилить, ни развить главный образ. Когда Инга Оболдина уходит под щедрые аплодисменты, становится грустно – ее дарование в разы мощнее той «кукольной» роли, которую она только что сыграла.

Фото Виктора Сенцова