Екатеринбург. Придуманный мир "Пещерных мам"

Выпуск №5-175/2015, В России

Екатеринбург. Придуманный мир "Пещерных мам"

Екатеринбургский Центр современной драматургии под руководством Николая Коляды, наверное, один из наиболее заметных театральных проектов 2014 года. Об этом говорит хотя бы тот факт, что «Башлачев. Свердловск-Ленинград и назад» на данный момент один из самых обсуждаемых спектаклей на российской театральной арене.

Однако о ЦСД стоит говорить не в виду театральных конфликтов, которые разгорелись вокруг спектакля о знаменитом рокере, а хотя бы потому, что именно здесь, за рамками столиц, на границе Европы и Азии, в Екатеринбурге решили надолго и всерьез заняться современной драматургией, кстати, не только отечественной.  

Сейчас в репертуаре театра преимущественно спектакли по пьесам учеников уральского гуру, драматурга и режиссера Николая Коляды. Вот и последняя премьера ЦСД - пьеса одного из его учеников «Пещерные мамы» Рината Ташимова в постановке автора. Говоря об этой работе, важно подробно остановиться на фигуре самого Рината, так как именно здесь, как мне кажется, таится главная загадка спектакля.

Молодой актер, драматург и режиссер Ринат Ташимов - личность многогранная и неординарная, кажется, что только он может соединить в себе столь полярные вещи. Начнем хотя бы с того, что этнически он татарин, однако его внутренний мир принадлежит исключительно российскому или даже русскому взгляду на жизнь, да и сама душа у него абсолютно по-русски открыта. Для нас это важно хотя бы потому, что подобное сложное русско-татарское пространство он выстраивает и в своих текстах, и в спектаклях.

Вот как он сам рассказывает о себе: «Семь лет я играл в хоккей в команде "Авангард 89", на седьмой год, не захотел вставать в шесть утра и идти на тренировку, спросил маму - может, бросим этот хоккей? Лег на другой бок и бросил. Семь лет работал в театре актером, потом пришел на репетицию и подумал, может, бросить этот театр? Сел в самолет и бросил. Хотел стать муллой, но стал барменом, поработал три месяца в пятизвездочном отеле "Kempinski", решил немного выпить. Выпил, и два месяца летал туда-сюда от Мурманска до Краснодара, пока снова не прилетел в Москву, где встретил Николая Коляду, тут я резко отрезвел. И через полгода я начал работать у него актером и поступил на курс драматургии.

Столь же запутано, смешно и трогательно он выписывает и характеры своих героев, столь же сложно и неоднозначно выстраивает свой придуманный мир, который наиболее ярко предстает в спектакле «Пещерные мамы». На сцене - совершенно фантасмагорический космос, соединяющий в себе разные времена и пространства. Сценография этого спектакля, наверное, одна из наиболее сложных в ряду тех, которые повидала маленькая сцена театрального дома, что стоит в Екатеринбурге на улице Тургенева, 20. Перед нами постоянно модифицирующиеся столы с росписью в русско-татарской стилистике, лес, созданный на заднем плане простым средствами, русские гармошки, белые тканевые полотнища и другие элементы провинциального быта. Особое внимание привлекают деревянные фигуры, напоминающие знаменитого Шигирского идола, который хранится в Свердловском областном краеведческом музее. Они обрамляют действие, придают ему больший объем и создают сложную историю, сотканную из смеха и слез, боли и радости, грязи и чистоты. Они еще застали первобытные пещеры, пережили царей и генсеков и дошли до наших дней. Немаловажной деталью сценографии является то, что двери этой сцены, так активно используемые в спектаклях Николая Коляды, полностью «уничтожены». Какие-то превращены в лес, какие-то завешены тканью, а некоторые и вовсе заколочены. Здесь все говорит не про жизнь, а про смерть. Здесь все на грани - русского и татарского, белого и черного, живого и уже умерщвленного кем-то. 

Жанр спектакля, действие которого разворачивается в столь сложном пространстве, возможно обозначить только как трагифарс, когда смешно от того, что очень больно. Коллизию пьесы составляют взаимоотношения двух женщин пятидесяти лет - Бабы Маши и Месавары. Обе похоронили своих мужей, и действие начинается на кладбище возле разрытой могилы Акрама, мужа Месавары, из которой неожиданно исчезает покойник.

Спектакль строится вокруг фигуры бабы Маши, образ которой удивительно точно и тонко воплощает на сцене Тамара Зимина. Кажется, что только ее таланту подвластна эта роль, основа которой зиждется на слезах и страданиях, на страхах и переживаниях, таящихся в глубине ее души. Финальная сцена бабы Маши одна из тех, которая вырывает зрителя из умопомрачительного фарса, однако в отличие от предыдущих трагических сцен, она не только позволяет оборвать хохот, к которому успеваешь привыкнуть, но и возвращает к реальности, а быть может окунает еще глубже, зарождает страх и заставляет увидеть то, что до этого момента оставалось за рамками жизненных убеждений. Финальная сцена - это еще одна грань, однако грань более страшная, которую тебе не дано переступить - между миром этим и инфернальным.

Проблематика спектакля, заявленная в названии как тема материнства, вырастает в более масштабную проблему человеческого бытия как такового, когда уже неважен пол и возраст человека, когда все это становится ни чем иным, как абстракцией. Вообще весь спектакль выстроен на абстракциях, что ярко выражено в образе гармошки, которая в спектакле становится символом умерших (мужей героинь и даже мамонтенка из музея). Это буквальное воплощение души, которая остается на земле даже после смерти плоти. Однако главная абстракция в спектакле - образ сына бабы Маши, который в финале воплощает Константин Итунин, делая это странно и неожиданно, буквально вырываясь из образа Экскурсовода.  Немаловажным становится и образ музея. По сути, на сцене и вырастает настоящий музей, экспозиция которого строится на образе человека, его внутреннем мире, страданиях, его жизни, простой и сложной одновременно.

Особый интерес представляет музыкальная партитура спектакля. В ней переплетаются этническая музыка и музыкальная заставка популярной в 90-х программы «Зов джунглей», бытовой шум и телефонные звонки, а также пронзительная  детская песенка «Пусть мама услышит...». Музыка, как и пространство, подчеркивает вневременную принадлежность героев. Они живут не здесь и не сейчас и уж тем более не там и не тогда - они живут всегда.  

«Пещерные мамы» Рината Ташимова подобно самой жизни соединяют в себе многое, и, как мясорубка, перемалывают все это в единое авторское высказывание. Это спектакль-жизнь, где все устроено настолько сложно и загадочно, что порой становится страшно от всеведения Творца и ничтожности человеческого бытия.


Фото предоставлены ЦСД (Екатеринбург)

Фотогалерея

Отправить комментарий

Содержание этого поля является приватным и не предназначено к показу.
CAPTCHA
Мы не любим общаться с роботами. Пожалуйста, введите текст с картинки.