Рассказать историю / XIII Международный фестиваль "Царь-сказка" в Великом Новгороде

Выпуск № 1-181/2015, Фестивали

Красные стулья на черной сцене, три или четыре красно-оранжевых непараллельных штриха парят над ними в черном «небе» портала, подвижные фигуры актеров в черно-белых костюмах, намеренно скрипучие звуки, извлекаемые из виолончельных струн. В спектакле по стихам поэтов Серебряного века, «серебряного» немного: разве что набеленные лица, да почти неуловимая мелодика в голосах и декадентская изломанность в пластике позволяли вспомнить о символизме и модерне. Впрочем, уже само название спектакля Н. Алексеевой «Вдребезги» загодя намекало на то, что речь пойдет не о «духах и туманах».

Режиссерское высказывание объяло в противоречивом единстве то, что даже вполне просвещенное сознание привыкло воспринимать как-то врозь: акмеизм с кубофутуризмом, модерновые изгибы с супрематической остротой, шансонетный изыск с рублено-плакатным ритмом... Эклектичный материал нашел убедительно целостное воплощение в композиции для четырех лирических персонажей (по сути - масок) и Музы-музыкантши, чей смычок диктует ритмы и задает тональности звучащим со сцены стихам. Художественный результат, достигнутый вполне лаконичными средствами, безусловно глубок и богат, а потому с трудом позволяет удержаться в рамках фестивального обзора. И, тем не менее, позволяет сформулировать кратко: выверенная драматургия спектакля, чуткая и подробная (как речевая, так и пластическая) работа актерского ансамбля (Л. Злобина, А. Данилов, М. Вихрова, К. Машевская, А. Коршунов), вкупе с остроумно придуманной музыкальной (Т. Боброва) и четкой световой партитурой (Л. Дедух), позволили «не узнать» очень знакомые строки Гумилева, Хармса, Цветаевой, Мандельштама, а в героях спектакля - их знаменитых фактических авторов. Центр тяжести здесь мудро вынесен словно бы за пределы биографических реалий и бытового драматизма, в ту область, куда и были делегированы поэтами их лирические герои. Трагическая реальность только угадывается, что не делает ее восприятие менее отчетливым.

Открыв XII фестиваль «Царь-сказка», его хозяева - артисты Новгородского театра для детей и молодежи «Малый» - поставили своим гостям высокую творческую планку и дали повод к размышлениям. В самом деле: на поверхностный взгляд программа уже на старте совершила смелый скачок за пределы исконно фольклорного жанра, некогда одолжившего свое название фестивалю. И, в то же время, формат этого театрального форума уже вполне традиционно воспринимается как максимально свободный, допускающий самые разные театральные и околотеатральные эксперименты. Если же обратиться в сторону этимологическую, легко обнаружится родственность слова «сказка» и широко употребляемого в театроведческой сфере термина «высказывание», по сути призванного конкретизировать авторскую природу сценического синтеза искусств, представляющего собой нарратив особого рода. Общеизвестно, что издревле существовали виды театра, как исключающие вербальный компонент, так и ставящие его во главу угла, но как тут не вспомнить формулировку Г.А. Товстоногова о том, что дело режиссера - «рассказывать историю». Зрелищные технологии сегодня, казалось бы, могут уже практически все. Но, как показывает театральная практика, потребность зрителя (да и артиста) в вербальном разговоре не исчерпана, и растущая популярность жанра «сторителлинга» тому очевидное доказательство. Даже в области современного танца весьма актуальным считается направление «dans-story». А посему: сказке - жить!

Городской театр Билефельда (Германия) показал на фестивале сразу две, в буквальном смысле литературоцентричные постановки: одну - на материале современной прозы, другую - на немецком классическом. Моноспектакль «Шея жирафа» (режиссер Ронни Якубашк) по одноименному роману Юдит Шалански сыграла Кармен Прижо. И ей удалось представить вербальный текст как несомненно действенный, наполненный и злой иронией, и затаенной душевной болью. Формулировка «анти-дарвинистский манифест» здесь кажется недопустимо поверхностной. Сошедшая со страниц романа героиня оживает в спектакле явно не для того, чтобы развенчать канонизированную теорию. Она мастерски вовлекает зрителя (русскоязычного, поминутно вынужденного сверяться с титрами перевода!) в весьма трепетные коллизии своей социальной судьбы и внутреннего мира. В полуторачасовом монологе прихотливо перемешаны поэтические дифирамбы недостижимому совершенству медузы Геккеля, удивленно-сокрушенные воспоминания об уехавшей за океан дочери, беспощадные характеристики нерадивых учеников, рутинные детали безэмоционального семейного быта, саркастическая отповедь набивающейся в подружки коллеге, - и между строк, сквозь скрип мела, рисующего на доске «пищевую пирамиду», сквозь неколебимо сдержанный «учительский» тон и нервически скупые жесты, проступает смертельный ужас просто космического одиночества. Портрет человека тоталитарной эпохи, сатира на «училку» довольно быстро отступают на задний план. По-настоящему главенствует в сценическом сюжете трагедия нелюбимой дочери, во младенчестве утратившей доверие к людям, большую часть жизни посвятившей профессии учителя биологии и сублимирующей всю нереализованную нежность в восхищении рациональными законами природы и ее совершенными созданиями. И все это - в рамках безусловно нарративных.

Гетевские «Страдания юного Вертера» воплотить на сцене еще сложнее, если иметь целью создать «незамыленное» прочтение культового прозаического материала. Не соблазняясь богатыми возможностями современной сцены, авторы (режиссер К. Штольц, сценографы Л.Д. Стивенс, Я.Х. Найдерт) предпочли весьма лаконичный визуальный язык и, по сути, лишь один сценографический прием, «овеществляющий» конфликт заглавного героя с самим собой, социумом и жизнью: в моменты романтического содержания с колосников на сцену сыплется бутафорская листва, красиво вьется в воздухе, устилает планшет, шуршит под ногами актеров. Словом, создает внятный образ эфемерности обуревающих Вертера (Я. Вальзер) юношеских чувств. Из троих героев спектакля двое, облаченные в весьма условные исторические костюмы (Ф. Шпильбергер, А. Ленк), оппонируют третьему, который тонет в эмоциональной буре: вооружившись ручными садовыми пылесосами, они последовательно и безжалостно расправляются с метафорическим лиственным ковром. И, вопреки вербально продекларированному самоубийству Вертера, финалом спектакля становится появление всех троих с ветродуями в руках. Переживший свой собственный апокалипсис литературный самоубийца предстает рационально вооруженным против грядущих потрясений.

Таковы были «сказки», адресованные фестивальной публике «16+». В их числе оказались «Золоченые лбы» из Петрозаводска (Театр кукол Республики Карелия). Отрадно, что уже «поживший» и получивший высокие оценки спектакль не растерял задора. Для более юных зрителей фестиваль приготовил и куда более богатый выбор сюжетов и впечатлений. Спектакль, представленный актрисой финского театра «Quo vadis» Евой Путро, визуально богат и замечательно ярок. «Спасите маму» (режиссер О. Каутто, художник Н. Мансикка) - история о девочке, предпринявшей далекое и опасное путешествие, чтобы освободить маму, «захваченную в плен» непреодолимой печалью (воображение ребенка материализует материнское настроение в образе загадочного коварного существа по имени Синь). Весь сказочный сюжет исполнительница буквально несет на себе: начиная рассказ одетой в пышный войлочный кринолин и огромную шляпу, по мере действия она совершает ряд впечатляющих манипуляций со своим костюмом. Войлочный подол становится песчаной дорогой, по которой вышагивает верблюд-перчатка. Под войлочным слоем юбка оказывается ультрамариновой, и с помощью малышей из первого ряда шелковое «море» вздымает шуршащие волны. Шляпа актрисы становится кораблем, потом горной вершиной, а кринолин, после многочисленных трансформаций обнаружит свой каркас... в виде скелета древнего ящера. Все эти превращения происходили в непосредственной близости от зрителей категории «5+», и обаятельная артистка, игравшая свой сторителлинг на вполне хорошем русском, не отгораживалась «четвертой стеной» и бесстрашно контактировала с аудиторией, мастерски управляя ее реакциями. Высказывание, в котором были грамотно учтены особенности адресной аудитории, выдержаны драматургическая логика и эмоционально деликатная интонация, оказалось ясным и увлекательным.

Перечисленные достоинства можно отнести и к «Песочным сказкам», которые показал Рижский театр кукол (режиссер В. Блузма, сценография А. Знутиня-Шеве). В этом спектакле вербальный компонент не только важен (играли также на русском языке), но и специфичен. Рижане не побоялись использовать в работе своего рода детский «док» - сказочные истории, рассказанные мамами на их интернет-форуме. Не менее смелым было решение совместить эти наивно-самобытные сказки с модным ныне зрелищным приемом песочной анимации. Тут необходимо оговориться: эстетика «живого мультика», очень популярная в рамках ютубовских роликов, на сцене эксплуатируется преимущественно в виде кинопроекции, либо в исполнении приглашенного мастера жанра, который не принимает участия в основном действии. Но в «Песочных часах» трое артистов, освоивших технику специально для этого спектакля (Л. Суна, Ю. Мещерякова, А. Ионов) исполняют «песочный сторителлинг» вживую. Не менее любопытным образом использовали достаточно распространенный сценографический прием хозяева фестиваля в своем спектакле «Где живет ветер?» (режиссер Н. Алексеева, художник И. Семенов). В самом деле: найдется ли нынче театральная площадка, по которойне струились бы полиэтиленовые реки, волны, дожди и т. д.? Требуются незаурядные талант и увлеченность, чтобы заставить зрителя (а тем более - много видавшего профессионала) забыть о бесчисленных клише и отдаться удовольствию от созерцания. О том, где живет и чем занят ветер, новгородцы (К. Машевская, О. Зверев, А. Коршунов) рассказывают без слов, обращаясь к зрительским зрению, слуху и осязанию на безусловно поэтическом языке. Звон колокольчиков, череда разноцветных бликов на шуршащих волнах, прохладные брызги в лицо, озорные светлячки и бегущие за ними детские резиновые сапожки, подсвеченные изнутри фонариком - всем этим затеям просто грош цена по современным постановочным меркам, но спокойный ритм и ассоциативный сюжет завораживают, не дают остаться равнодушным даже вполне взрослому зрителю. При том, что здесь качественно выполнены задачи, адекватные адресной аудитории «3+».

Также без вербального компонента обошлись итальянцы (очень известный в своей стране и за ее пределами театр «La baracca - testoni ragazzi» из Болоньи), представившие спектакль «Домик» для зрителей «1+» (режиссер Б. Капальи, художник Т. Эйк). Одно слово там все-таки было: итальянское «casa» (дом). История, которую поведали актер и актриса (А. Буцетти, К. Зини) посредством мимики, жеста и вполне изобретательных манипуляций с нетеатральным реквизитом (пластиковый тазик, водопроводные трубы, вода, мыльная пена, и т. д.), как оказалось, вмещает и вполне взрослые смыслы. Начавшись со всем знакомой формулы: руки, сложенные крышей над головой, сюжет напоминает философское размышление о том, что такое «дом». Убежище, где можно спрятаться? Место, куда можно впустить близких, готовых разделить с тобой любимую игру? Где границы моего пространства и как оно может пересечься с твоим? Персонажи спектакля - девочка и ее папа, по ходу действия достоверно и органично имитирующего детскую игру, возводят довольно солидное сооружение, фактически - символ дома. И завершают свой «перформанс для маленьких» тем, что открывают символическую дверь, приглашая желающих в игровое пространство.

Обращаться к маленьким зрителям в приемах перформанса - тенденция популярная, и она кажется логичной, так как отчасти близка детской игре. Прежде всего потому, что игра никогда не повторяется «дословно» и, в зависимости от места, времени, состава участников, неизбежно приобретает уникальные черты. Спектакль для детей в таких свободах справедливо ограничен. И если даже жанр перформанса, некогда возникший как манифестация авторского начала, сегодня склонен быть адаптированным постановщиками как сценический прием (а не самостоятельное высказывание), то в театре для детей он тем более требует максимально осмысленного применения. Не так уж сложно вызвать любопытство ребенка по отношению к тому, как большие дяди и тети играют недоступными ему пока предметами в не очень одобряемые его родителями игры. Ведь далеко не каждая мама разрешит рисовать на стенах, разливать по полу воду и размешивать в ней краски, рвать и разбрасывать бумагу (как это было в спектакле «Брум» итальянского «Dramatiko vegetale / Ravenna teatro»), рассыпать муку и крупу (как это могли себе позволить исполнители «Истории одного чуда» московского театра «Практика»), и уж тем более - поливать игровое пространство кетчупом прямо из бутылки («Шепот из банки» австрийского «Minimus maxsimus theatre»). И это, признаемся, намного легче, чем найти адекватную для зрителя-ребенка художественную форму, не просто узурпирующую знакомую игровую ситуацию, а привносящую нечто новое в мир малыша, еще только познающего театр и его законы.

Далеко не всем удается такого рода высказывание. И отрадно признать, что на фестивале «Царь-сказка» спектаклей, которые обращались к маленьким зрителям на композиционно ясном, художественно выразительном, интонационно выверенном языке, оказалось немало. Думается, что это не случайно: ведь сказка, при всем многовековом повествовательном опыте, обладает и вечно актуальным богатством фантазии, и той универсальной формой, которую не зазорно принять за ориентир.

Фотогалерея