Возвращение с честью. "Amore.Vendetta. Morte" Пьетро Масканьи

Выпуск № 2-182/2015, Мир музыки

Вслед за балетной премьерой в Государственном театре оперы и балета Удмуртской Республики пришел черед обновить новую, только что открывшуюся после двухлетнего ремонта сцену премьерой оперы. «AMORE. VENDETTA. MORTE» - так назван спектакль, центром которого стала одноактная опера Пьетро Масканьи «Сельская честь», дополненная рядом популярных оперных арий итальянских композиторов.

Для нашего оперного театра - это уже третье пришествие знаменитой одноактовки. Впервые «Сельская честь» была поставлена в Ижевске в 1997 году. Поставлена успешно, но в концертном формате - с оркестром на сцене и легкой режиссерской разводкой солистов. Та «Сельская честь» была первым самостоятельным опытом молодого дирижера Николая Роготнева, который вскоре встал за пульт Симфонического оркестра Удмуртской Республики. Ушел дирижер, ушла и опера. Затем, в 2005 году, опера вернулась на нашу сцену в паре с «Паяцами» Леонкавалло. Но эта постановка, названная «Камо грядеши», не стала лучшей работой театра. Шли годы. Вновь вставший за дирижерский пульт нашего театра Н.Роготнев отметил уже свой 50-летний юбилей и снова оперной премьерой, открывающей новую сцену, выбрана «Сельская честь».

Amore. Vendetta. Morte

Любовь - Месть - Смерть. Эти три слова как нельзя лучше раскрывают суть оперы Масканьи, основой сюжета которой является «любовный четырехугольник»: деревенская девушка Сантуцца - изменивший ей возлюбленный Туридду - красавица Лола - и ее муж, мафиози Альфио. Центральные фигуры этой композиции влюблены и счастливы вместе, те, что по «краям», - охвачены жаждой мщения. Действие происходит на Сицилии, где обидчиков не прощают. Развязкой этой драмы может стать только смерть.

Эти же три слова являются ключом к любой итальянской опере. Надо отдать должное авторам спектакля, разгадавшим этот «генетический код». Это позволило им уйти от привычной, но несколько тяжеловатой для восприятия, пары «Паяцы» - «Сельская честь», предварив полноценный оперный спектакль легким «концертом в костюмах» из опер Дж. Верди, Ф. Чилеа и А. Каталани. Выбор музыкального ряда первого действия тоже оказался точен (режиссер Филипп Разенков, дирижер Николай Роготнев). Цепочка арий «собрана на нитку» единой истории: два хора из разных опер Верди - «Трубадура» и «Макбета» - обрамляют ее начало и конец (хормейстер Людмила Елисеева). Каждый, кто знает музыку Верди, слышит в обоих хорах адский «хохот ведьм», злорадно замешивающих в общем котле варево из судеб людей, охваченных завистью, ненавистью и злобой. Подбрасывая огонька, ведьмы хохочут над людьми, яростно уничтожающими себя в слепой жажде мщения. Жаль только, что грамотно выстроенный музыкальный ряд не нашел пока адекватного сценического воплощения.

Первое действие постановки - своего рода Парад-алле солистов театра. К его несомненным удачам можно отнести Арию Риголетто в исполнении гостя театра Алексея Исаева, Молитву Леоноры, спетую молодой солисткой Юлией Ковалевой, и, пожалуй, Арию Принцессы де Буйон в интерпретации Натальи Ярховой.

Примадонна

Начавшаяся во втором действии опера сразу расставила все точки над i, обозначив, кто является примадонной нашего театра. Татьяна Силаева. Ей до сих пор нет равных. Ее нынешняя Сантуцца - несомненная удача. Эта партия всегда была в числе лучших ее ролей с момента еще той, первой «Сельской чести». Вообще, роли страдающих женщин, сражающихся за свое счастье, удаются Т. Силаевой лучше всего. Ее Тоска, Норма, Сантуцца составили целую эпоху в нашем театре.

И сквозь эту, новую Сантуццу, словно проступают все спетые Т. Силаевой роли: горечь пережитого Тоски и огромное внутреннее достоинство Нормы. Ее Сантуцца даже в самых драматических местах не истерична, голос не переходит на крик, а в пиано заставляет замереть зал. Позы ее героини статуарны, словно в режиме «стоп-кадра». Нет жизни в этой Сантуцце, все выгорело в ее душе, остался только пепел, в цвет ее пепельно-серого платья, переходящего в паутину черных лоскутьев на юбке. Безжизненен и пейзаж вокруг - два огромных голых каменных валуна по краям сцены, а на заднем плане - одинокая церковь. В открытые двери церковного портала - словно укор - видна микеланджеловская «Пьета». Под ногами не шелест травы, а лишь сухой шорох пепла. Партия Сантуццы низка для сопрано, иногда ее исполняют меццо-сопрано. Например, Елена Образцова. Низковата она и для Татьяны Силаевой - на низких нотах голос предательски меняет тембр. Но и это играет на создаваемый ею образ - голос, словно подернутый пеплом, обретает глуховатую матовую окраску.

Достойные соперники

Под стать Татьяне Силаевой и Туридду в исполнении Дмитрия Шиврина. Эта партия вошла в арсенал певца тоже со времен той, памятной первой постановки. Можно сказать, что с Т. Силаевой в этой опере они давно спелись. Их дуэт всегда был сильным звеном всех ее постановок в нашем театре. И для Дмитрия Шиврина партия Туридду в новом спектакле - одна из лучших его работ. Пение веристского репертуара, основанного на крупном, форсированном звуке, готовом сорваться в крик, - тот материал, который несомненно подходит сейчас певцу. Плюс актерское мастерство - роль Туридду должна быть не столько спета, сколько прожита. Здесь тенорам обычно не хватает темперамента, чего не скажешь о Д. Шиврине. С яростью раненого быка (и корпулентность певца здесь тоже в плюс) отстаивал он свое счастье, буквально вырывая его зубами, как вырвал зубами и смачно выплюнул пробку из бутылки в «Бриндизи». Так же презрительно - словно Майк Тайсон - выплюнет он затем и откушенную мочку уха Альфио. Пара Туридду и Альфио в этой постановке - сильные и равные соперники, достойные друг друга. Но Туридду понимает, что ему придется погибнуть в этой схватке. И его лирическое - «поцелуй на прощанье, мама, я не вернусь» - перед кровавой развязкой оперы еще одна из удач певца.

Баритон Алексей Исаев раскрылся в опере уже с первой песни Альфио. В отличие от Туридду, яростно набрасывающегося на своего соперника, роль Альфио построена на экономии жеста - ни один мускул не дрогнет в его лице. Его внутреннее напряжение и мужскую силу выдаст голос - сочный и крепкий баритон. Ну а виновница этой истории - красотка Лола Натальи Ярховой. В ней есть и милое кокетство, и женственная манкость. Образ дополняет и костюм: стилизованное сицилийское платье в желтых тонах с изящным головным убором.

Глас небес

В «Сельской чести» нет высокого женского голоса, что несет в себе ангельскую чистоту и кротость. В опере Масканьи эта функция отдана оркестру, прерывающему полыхание страстей островками тихой лирической музыки. Надо отдать должное Н. Роготневу, сумевшему тонко выстроить эту многоступенчатую пирамиду света и тени. Лишь один раз эмоции все-таки взяли верх. В хоре молитвы звука было многовато уже с самого начала, не говоря уже о его кульминации.

Но не только оркестр взял на себя функцию гласа небес. Режиссер Филипп Разенков мастерски ввел ангельские - детские - партии в сценическую партитуру спектакля. Дети в нем живут своей жизнью. Особенно удачным было сценическое решение знаменитого Интермеццо. В тот момент, когда на фоне знакомой музыки микеланджеловская «Пьета» начала угрожающе высвечиваться на фоне задника, окрашенного в краски атмосферы Земли, заснятой из космоса, на сцену неожиданно выбежали мальчик и девочка. Они играли в свою игру и жили в своем темпоритме, абсолютно не совпадающем с происходящим на сцене и в оркестре действием. Пробежав, играя, по диагонали сцены, они удобно уселись на валуне, спиной к зрителю, продолжая выяснять свои - детские - проблемы. Эта «живая» сценка не позволила действию наполниться напыщенным пафосом.

«Сельской чести», как любому веристскому спектаклю, любые аллегорические символы противопоказаны. Не случайно оперу Масканьи часто ставят в естественных интерьерах - прямо на улицах Сицилии. Художник Вячеслав Анисенков одел артистов в стилизованные сицилийские костюмы. Эта живописная пестрота и удачное свободное расположение групп хора на всем пространстве сцены создали иллюзию кипящей жизни итальянского Юга.

Надеемся, что и новой «Сельской чести» на нашей сцене наконец-то уготована долгая жизнь.

Фотогалерея