Завораживающий талант / Александр Славский (Владивосток)

Выпуск №4-184/2015, Лица

Завораживающий талант / Александр Славский (Владивосток)

На театре происходят вещи, подчас не объяснимые. К примеру, в 2015 году исполняется двадцать лет спектаклю «Иванов», созданному по пьесе А.П. Чехова и до сих пор идущему на сцене Приморского академического театра им. М. Горького. Поставленный режиссером Ефимом Звеняцким в 1995 году, он не был рассчитан на столь длительную сценическую жизнь.

Чехова сегодня ставят так, что его сценические создания какое-то время спустя, сами собой сходят на нет. Почему так происходит? Ответ прост. Из чеховского текста всякий раз извлекается некий актуальный смысл - очень коротенький, работающий на тему дня. И как только эта самая тема дня перестает быть актуальной, очередной театральный Чехов приказывает долго жить. За исчерпанностью. За ненадобностью.

Однако, в «Иванова», надолго поселившегося на сцене, видимо, была заложена некая «художественная» прочность, которая и обеспечила ему столь завидное сценическое долголетие. Что это за «художественная» прочность и какова ее суть, думаю, не сможет ответить ни постановщик, ни артисты, ни самый опытный и проницательный театральный критик. Поскольку «тайна сия велика есть»...

С этим можно соглашаться или не соглашаться, но то, что к тайне этой причастен исполнитель заглавной роли, народный артист РФ Александр Славский, отметивший 60-летний юбилей, сомнений не вызывает. Его Иванов - часть этой тайны. Может быть, самая притягательная ее часть. Славский играет Иванова, охватывая всего Чехова. Всю чеховскую мысль о человеке. И потому главной, смыслообразующей фразой, объясняющей нам чеховского героя, становится вот эта: «Земля моя глядит на меня, как сирота»... Идей нет. Душа пуста. Жить не для чего.

Правда, тогда на премьере и на первых спектаклях интонация у этих слов была иной. Не такой безнадежной. Артист был молод. Быстро вышел в «премьеры». Справедливости ради нужно сказать, что и до «Иванова» Славским было сыграно много чего. Главным образом, на сцене драматического театра в Комсомольске-на-Амуре. Это 1979 1985 годы. Список ролей, сыгранных в «городе на заре», открывался Раскольниковым в «Преступлении и наказании». Его Раскольников был мечен знаком охватившего его кромешного, тотального одиночества. Он один в мире. Ожесточившийся. И раскаявшийся, и не раскаявшийся. Но если бы он начал искать человека для духовного сближения, нашел бы его не в Соне. А в людях, близких к кругу «русских мальчиков», изображенных Ф.М. Достоевским в «Бесах»...

На сцену Приморского драматического театра им. М. Горького Александр Славский (а распределится он в этот театр в 1977 году по окончании ДВПИИ и отработает в нем два сезона) вернется в 1985 году. Он обратит на себя внимание крошечной ролью Егорушки в «Самоубийце» Н. Эрдмана (1988). Егорушка, родной, единокровный брат булгаковского Шарикова, талантливо проиллюстрирует одну из основных тем спектакля - тему торжества «грядущего хама». Торжества хамства. Идеологического и бытового, коммунального.

Но даже после этого блестящего эпизода артист Славский лично для меня еще долгие годы будет оставаться «вещью в себе». Уже будут сыграны без меры романтизированный «сукин сын» Молдаванки Беня КрикБиндюжник и король» по И. Бабелю, 1989). И молодой Клавдий, выглядевший сверстником своего племянника, принца Датского («Гамлет» В. Шекспира, 1991) - такой же рефлексирующий, мучающийся содеянным. И трагифарсовый Георгий Стибелев («Екатерина Ивановна» Л. Андреева, 1996), и сыгранный чуть-чуть «под Мастроянни» антрепренер местной театральной труппы Антонио БулгареллиМафиози», 1997. Первая редакция спектакля, постановка Юлия Гриншпуна). И тот же Иванов... Спектакль будет показан в американском городе Сан-Диего. Его сыграют, как экспортный товар первой свежести (березы, лики святых, белые одежды героев). То, что Иванов у Славского будет пока эскизом, наброском к сегодняшнему Иванову - последнему интеллигенту в нашей, раздираемой противоречиями России, - американцы не поймут. Пресса напишет о тонкой и выразительной игре Александра Славского, и о самом спектакле, который показался рецензенту, похожим на белый сон о России...

К 1994 году, когда артист получит свое первое звание - заслуженного артиста РФ, его послужной список будет выглядеть весьма внушительно. А ощущение, что он все еще некая «вещь в себе» не проходило. Должно было что-то произойти. Какой-то прыжок из кулис. Какое-то выкрикнутое в сердцах слово, которое прорвет, наконец, в артисте эту оболочку «вещи в себе». Оно прозвучит, это слово. Им станет пушкинская реплика: «Точно ли царевича сгубил Борис?». В артисте Славском она отзовется какой-то новой искренностью, новой подлинностью. Словно бы полыхнет вспышка, которая по-новому высветит его актерскую суть.

Годунов. Первый не из Рюриковичей самодержец! В этом затканном в золоченую православную парчу спектакле артист примерял на себя шапку Мономаха, и руки у него дрожали так, что можно было почувствовать дрожь далекой истории. Сияние трона перебивалось сиянием васильковых глаз убиенного царевича Димитрия, и потому жизнь Бориса превращалась в муку. Поставленный на приморской сцене в год 200 летнего юбилея поэта (1999), спектакль «Борис Годунов» и был спектаклем о муках монаршей совести. Он повествовал сразу о двух Борисах. Один поднимал руку на ребенка. Другой - тот, что из нашей современной истории, - отдавал приказ стрелять в не покорившийся ему Верховный Совет.

Пушкинский персонаж двоился. Ассоциации прямее не придумать. Годунов был сыгран артистом с «пристрастной» мыслью. Или лучше сказать, с «пристрастным сердцем». Не знаю, чего тут было больше: пристрастной мысли или пристрастного сердца, но пушкинский Годунов раскрыл артиста во всей полноте его актерского облика. Он больше не воспринимался «вещью в себе». После Бориса в каждой своей роли артист выходил на сцену с ощущением этого нового, усвоенного им театрального опыта...

Вот Менахем Мендель в «Поминальной молитве» Г. Горина, (постановка Е. Звеняцкого. 2000). Какой он, однако, пройдоха, этот Менахем! И какой техникой владеет артист! Откуда столько характерности? Столько чаплинской пластики? И чаплинской любви к человеку? Из какого немого кинематографа явился к нам этот персонаж? Этот смешной, суетливый, маленький еврейский человечек с печальными мыслями, которые он скрывает от близких ему людей. Прячет. Глубоко закапывает в себе, словно бы скорбный иудейский пятак на черный день.

Ух, как прошелся по этой роли артист! Гоголем. А вот в настоящем Гоголе, его всегда актуальном «Ревизоре», который на сцене приморской драмы был переименован в «Инкогнито из Петербурга», - увы, только повторение того, что было наработано в «Поминальной молитве». Досадно: актерская техника не знает пределов, но расходуется впустую. Хлестаков Александра Славского - это всего лишь сумма блестящих приемов. Как и сам этот шумный, изобретательный спектакль, в котором человеческое, гоголевское, увы, расслышано не было. Театр переписал Гоголя, упростив его, нахлобучив на него шутовской колпак, выхолостив его суть.

В Хлестакове, которого играл Славский, полной мерой давал себя знать Булгаков. Все российское захолустье, все его «держиморды» и «кувшинные рыла» словно бы явились в спектакль шумной свитой, напоминающей окружение другого инкогнито - из того самого космоса, в котором хозяйничает Воланд, и в муках совести заходится пятый прокуратор Иудеи Понтий Пилат.

Приморской сцены Булгаков и его «поэма» «Мастер и Маргарита» (1992), разумеется, не минуют. Спектакль, поставленный Е. Звеняцким, будет играться в два вечера. Подробно-подробно, как алфавит. О том, как разобрался театр в тексте гениального романа и разобрался ли, будет написано много. Как и об исполнителе роли Понтия Пилата - Александре Славском. Артист, похоже, останется доволен проделанной работой. Его Понтий - несокрушим, как пирамида Хеопса, и столь же загадочен. Но в своей «ближневосточной» хандре он удивительным образом напомнит русского помещика Николая Алексеевича Иванова. Иванов теперь будет давать о себе знать в любой роли артиста, при условии, что роль эта основана на чувстве глубокого, искреннего сочувствия к человеку.

Как, к примеру, одна из последних ролей, сыгранных артистом - американского миллионера Стивена, героя мелодрамы Г. Слуцки и С. Бодрова-старшего «Бумажный брак». На сцене театра им. М. Горького эта пьеса идет под названием «Жена. Любовница. Сиделка». У героя Славского - та же болезнь совести, болезнь разочарования и тоски, и как трагическое следствие - добровольный уход из жизни.

Народный артист РФ А. Славский родился в Артеме. Вместе со своим не менее знаменитым земляком, заслуженным художником РФ Сергеем Черкасовым, он - общественное достояние этого города. Артист родился в большой шахтерской семье. Разговоров о театре он не помнит. Говорили все больше о забое, об угольных комбайнах, открытой выработке. Почему сцена? Артист и сейчас бессилен что-либо объяснить. Он и в театре-то, пока жил в Артеме, побывал всего один раз. Побывал, и как говорится, запал. В институте мастером его курса был Евгений Михайлович Шальников. Матерый актерище. Фальстаф на сцене и в жизни. Все лучшее, что у него было, Шальников вложил в своего ученика. Все дурное - тоже. Славский - его порождение. Он и «чудит», случается, так же, как чудил его мэтр. А уж «чудить», «срываться» Евгений Михайлович был большой мастак.

У Славского этого тоже хватает. Газеты пишут о его вздорном характере, его ссорах с прессой. Но разве обо всем этом вспоминаешь, когда на сцене его Иванов? Когда ты видишь перед собой человека, у которого сейчас в с е решается? Жить ему или не жить? И ты захвачен только этим. Только это подлинно. И ничто другое...

 

Фотогалерея

Отправить комментарий

Содержание этого поля является приватным и не предназначено к показу.
CAPTCHA
Мы не любим общаться с роботами. Пожалуйста, введите текст с картинки.