Самара

Выпуск №7-117/2009, В России

Самара Георгий Цхвирава, недавно поставивший в Петербургском ТЮЗе им. Брянцева спектакль «Отцы и дети», за полгода до этого выпустил ту же пьесу в «СамАрте».

В инсценировке Адольфа Шапиро (сам режиссер ставил ее в Таллине) роман разбит на динамичные сцены и короткие реплики. Все фабульно важное в наличии: и спор Базарова с Павлом Кирсановым, и влюбленность в Одинцову, и дуэль, и смерть героя. Но самарский спектакль выходит не о Базарове и базаровщине, хотя Алексей Меженный так точно «попадает» в образ, как это случается у нас только в «СамАрте» – с этими острыми локтями и коленками, резкой речью, дергающейся походкой, язвительностью и местами даже налетом цинизма. Перемещаясь от имения к имению, от одних родовых «гнезд» к другим, семейные сцены по Тургеневу складываются в высказывание о времени. Оно летит одинаково мимо тихого спокойствия Одинцовой и суетящегося Ситникова (Денис Бокурадзе), который на всех парах наворачивает круги по кромке сцены, накинув капюшон и напялив очки.

Сейчас Базаров взрывается в споре с Павлом Петровичем (Сергей Захаров), аристократом будто с другого конца света – так он округло-вальяжен и мягок и так не похож на молодого нигилиста, с какого боку ни посмотри. Но вдруг этот лощеный барин так яростно «заводится», так бьет ладонью по столу, что выдает себя – сам из той же горячей породы. И Базаров, поживи он еще, лет через 30 ругал бы на чем свет стоит и времена, и нравы: «мы в ваши годы детей растили, родину защищали, у станка стояли» – нужное подчеркнуть. Дело не в принципах и даже не в том, какой век на дворе и в какой цене нигилисты. А в том, что век каждый раз новый, на нигилизм уходит несколько юных лет, о которых после напрочь забывают – режиссер Цхвирава уже в том возрасте, когда об этом знают не понаслышке.

По скользкому покрытию разбросано сено. По сену ездят на колесиках декорации Алексея Вотякова – сценографа спектакля Льва Эренбурга «Гроза», лауреата последней «Золотой Маски». Металлические каркасы-коробки, обшитые вертикальными рейками (в каждой оставлены подобия дверных проемов) – свежеструганное дерево сейчас сценографический тренд, и смотрится на самом деле эффектно, к тому же «в тему», как и льняные пальто на Аркадии и Базарове. Среди этих простых материй не утихает движение – в общем-то «говорной» роман Тургенева здесь не тяготит ни обилием слов, ни излишней медленностью. Выбегает к Николаю Петровичу встревоженная Фенечка (Вероника Львова), кружится в мазурке мечтательный Аркадий (Павел Маркелов), перепрыгивает с платформы на платформу Базаров в болотных сапогах... Откидываются встроенные скамейки, с шумом переставляют декорации – получается каждый раз новый сценографический пейзаж (в мужской силе недостатка нет, в классике, как известно, соотношение две трети к одной – не в дамскую пользу).

Дамы в этой истории между тем решительно важны: семейная тема выводит на первый план и любовную. И вот уже Одинцова закрывает глаза Базарову, умершему буквально на ее руках. Отчего? От тифа или оттого, что не смог с собой справиться? Или от женской жестокости? «Да я люблю вас!» – отчаянно кричит он Анне Сергеевне и добавляет с зыбким вопросом в голосе: «Вы меня не любите и никогда не полюбите?» Одинцова Ольги Ламинской, привыкшая играть обожателями, к смерти Базарова конечно причастна: решила подразнить нового поклонника – а тот возьми да и умри раньше времени. Что не сложилось у Базарова с другой Одинцовой, в исполнении Татьяны Михайловой, не сразу поймешь. И благородна, и царственна, и мягка, и тянется к Базарову изо всех сил – но не срослось, и всё. Не встретились два одиночества на реке жизни – на гладкой дорожке вдоль авансцены, уставленной кустиками тростника.

Звучит пафосно, но в спектакле на этот случай есть Петр в исполнении замечательно характерного Дмитрия Добрякова: чуть друг Аркадий, вихрастый, легкий, наивный до глупости, восторженный и очень счастливый мальчик, ударится в поэзию, как тут же Петр закружится галкой («птенец гнездо вьет» – снисходительно бросает о приятеле Базаров). Ни пафоса, ни уныния здесь не любят – жизнь, в конце концов, продолжается, что с ней ни делай. И пусть запутались друг в друге Одинцова и Базаров, есть еще Аркадий и Катя, есть Николай Петрович с Фенечкой. А в пьесе Шапиро есть ремарка: «Сидят родители Базарова, а танец жизни продолжается». И вот уже задергивается тюлевая занавесь, и только-только умерший Базаров садится на постели, а все выходят на поклон под звуки мазурки Василия Тонковидова.

Давно задуманный спектакль «СамАрта», с богатыми актерскими работами, точным попаданием «в персонажей», изумительной сценографией и хорошо играющим светом Евгения Ганзбурга, неожиданно попал в модную тенденцию. Поставил свою версию «Отцов и детей» в «Табакерке» Константин Богомолов (известный самарцам по «Палимпсесту» и намеченной в том же «СамАрте» «Принцессе Турандот»). Только-только вышла экранизация Авдотьи Смирновой. Тема поколений в стране, где (не всегда мирно) сосуществуют шестидесятники, восьмидесятники, поколение «лихих» 90-х, поколение «пепси» и дети прочих лет и напитков, не оскудевает.

– Георгий Зурабович, спектакль идет на малой сцене. «Отцы и дети» тем, кто изучал этот роман в школе, представляются чем-то скорее глобальным, чем камерным.

– Да нет. Роман «Отцы и дети» – вещь очень сложная, а мы поставили конкретную пьесу. Есть в человеческих отношениях глобальные понятия: война и мир, преступление и наказание, отцы и дети. Это очень мощная и современная тема. От социального звучания этого романа, конечно, никуда не уйдешь, но отцы и дети будут всегда. Если мы не начнем клонировать друг друга… Это прежде всего жесточайшее столкновение двух разных мировоззрений. Главная тема в «Отцах и детях» – все-таки тема времени. Потому что, хочу я этого или не хочу, я родился в Советском Союзе, а мой сын уже в другой стране. Но с другой стороны, это же самые близкие люди на свете: они связаны кровно. Мои дети – это же мои дети, как отец и мать. Жениться можно сорок раз, а мать и отец – одни.

Базаров – очень сложная фигура. В тему «отцы и дети» включается ведь и такое понятие, как отношения между мужчиной и женщиной. Потому что если этого нет, не рождаются дети. Здесь темы Базарова и Одинцовой, Фенечки и Павла Петровича, Фенечки и Николая Петровича, Базарова и Фенечки, Кати и Аркадия очень сплетены. И мы смеялись, когда репетировали – называли нашу постановку «сериалом». Потому что здесь герои на сцене друг с другом никогда не встречаются. Мы даже разделяем пьесу на блоки: есть так называемый «кирсановский» блок, есть «базаровский» блок и есть «одинцовский». Так вот, артистки, которые играют Катю и Одинцову, не встречаются с артистами, которые играют Павла Петровича и Николая Петровича. А базаровские родители никогда не встречаются ни с Одинцовой, ни с Кирсановыми. То есть это вообще принцип не пьесы, в пьесе все герои когда-нибудь встречаются. Все это соединяется путешествием Аркадия и Базарова по родителям, в Никольское и на губернский бал.

– Вы говорили про Чехова, что всегда стараетесь ставить его нескучно. А как стараетесь ставить Тургенева?

– Я все спектакли стараюсь так ставить. Театр – это время. Попытка поймать время за хвост. Когда ставишь классику, обязательно должен быть какой-то «фортель». Спектакль должен легко смотреться. Я не люблю, когда долго, нудно… Самые плохие жанры в театре – скучные. Это не всегда получается, театр – не фабрика по производству шедевров.

Фото Елены Сорокиной

Фотогалерея

Отправить комментарий

Содержание этого поля является приватным и не предназначено к показу.
CAPTCHA
Мы не любим общаться с роботами. Пожалуйста, введите текст с картинки.