Саратов. Черный и красный

Выпуск № 6-186/2016, В России

Саратов. Черный и красный

Цвет траура, смерти; цвет страсти, крови и, в конце концов - тоже смерти. Черный - красный, красный и черный...

Они все время на сцене, эти цвета. Собственно, сцены здесь никакой нет. Тот же камерный театр «Балаганчикъ». Крохотный зальчик в подвале, где недавно ЖКО еще урезало какие-то сантиметры потолка. Длинный черный стол в метре от зрителя, черные безликие офисные стулья, безликие современные костюмы. Сначала они мешают, очень мешают. Но отвлекаешься, а потом и вовсе о них забываешь. Я видела только спину Федры - Елены Смирновой (худрук и ведущая актриса театра), ее гибкую узкую спину в черном, словно уже согнутую горем, в накинутом длинном красном шарфе. И не шарф это вовсе - бесконечно долгий пеплос.

Федра с самого начала отвернулась, и все актеры, кроме Ипполита (Павел Кондрашин), повернуты к нам спиной. Он же, красивый, как бог, сын амазонки и античного героя, атлет с накачанным торсом, облачившись в полувоенное одеяние и берцы, покидает отчий кров.

Известны драматургические трактовки Еврипида («Ипполит») и Сенеки («Федра») древнего мифа о пасынке, к которому воспылала преступной страстью его мачеха. А есть цветаевская версия, поставленная Романом Виктюком для Аллы Демидовой. Лишь ее сверкающий льдинками голос остужал бредовый жар героини Марины Цветаевой: «Пока руки есть! Пока губы есть! // Будет - молчано! Будет - глядено!// Слово! Слово одно лишь! // Ипполит. Гадина».

Постановщик «Федры» в Саратовском театре драмы, музыки и поэзии «Балаганчикъ» Олег Загуменнов выбрал другой вариант, который кажется поначалу слишком патриархальным. Жан Расин, классицизм в самом его разгаре. Каюсь, и на меня действовали стереотипы. Лишь только зазвучал его летучий, напевный стих в точной подаче актеров, я тотчас полюбила эту версию.

- И чем тебе грозить могла бы Федра впредь? - спрашивает наставник Терамен Ипполита. - Она полумертва и жаждет умереть. - Мне не страшна ее напрасная вражда.// Для бегства моего причины есть другие...// Я вынужден бежать от юной Арикии, - отвечает воспитанник.

Расин значительно углубил и развил характеры героев. Женоненавистник Ипполит тайно влюблен в дочь заклятых врагов отца. Горделивая красавица Царица открывается пасынку, только когда получает ложную весть о смерти мужа (тот, в полном согласии с греческими мифами, томится в подземном царстве). И не ею оклеветан Ипполит перед «воскресшим» отцом - кормилицей Эноной, желавшей спасти честь своей госпожи. Драматург находит еще одно оправдание «кровосместительной любви» Федры. Она любит в Ипполите молодого Тесея - героя Эллады, свою молодую, навсегда потерянную любовь.

Маленький театр музыки и поэзии избрал верный путь. Уж чего-чего, а подлинной драмы, высокой поэзии и истинной музыки слова у Расина достаточно. Как говорит режиссер, эта история, впервые представленная публике «2500 лет назад, на заре европейской цивилизации и культуры... полна боли и отчаяния, но пронизана одновременно тем озаряющим душу светом, который дарит нам любовь».

Голос Федры будет то жестким, как ложе, на которое кладут тело «убитого» мужа, то низким и хриплым от едва сдерживаемой страсти, то по-женски вкрадчивым, манящим, но в глазах ее с самого начала будет Ночь. Огромные костры прекрасных глаз Елены Смирновой будто пригашены. Она не верит изначально, что зажжет огонь в холодном сердце сына амазонки. И сделает только одну попытку рассказать пасынку об испепеляющем ее пламени. А тот будет смотреть на нее с ужасом, как на какую-нибудь Медузу Горгону. И уже не ночь - страшный Тартар разверзнется перед несчастной влюбленной. Не видя ничего перед собой, она спешит накинуть погребальный пеплос на «умершего» мужа. До мужа ли ей сейчас? Федра тихо разденет Ипполита (конечно, только в своем воображении), не замечая, что облачает юное прекрасное тело все в те же смертные покровы...

Гибель любимого ставит точку в давно ненужной ей жизни. Не обращая внимания на окаменевшего от ужаса Тесея, мачеха умостится на смертном ложе рядом с пасынком, пытаясь завернуться в его - ее! - пеплос. В покров цвета крови, напрасно пролитой, цвета злой страсти, не в радость ей ниспосланной богами.

- Узнала тотчас я зловещий жар, разлитый// В моей крови, - огонь всевластной Афродиты, - чеканит слог хрупкая тоненькая Федра. Сиротливая фигурка в темном облачке кисеи, брошенная завистливой дочерью Зевса в самый Аид любви постыдной, о которой надо молчать, когда так хочется кричать о ней на весь мир... Она еще многое может, эта маленькая сильная женщина: сохранить свою тайну, молча уйти в мир теней. А когда уйти помешают - признаться во всем мужу и оправдать оклеветанного Ипполита. И теперь уже никакие силы, подлунные или подземные, не остановят Федру. Яд Медеи довершит дело.

Здесь никто не стоит на котурнах: не заламывает театрально руки, не возвышает пафосно голос, однако трагедия пронизывает воздух маленького зала. Она не только в глазах Елены Смирновой - и в каком-то античном перед ней ужасе немногословного Ипполита (Павел Кондрашин), и в понимающей усмешке умного Терамена (Александр Гулин), и в материнской заботе и изворотливости кормилицы Эноны (Ирина Короткова).

Крупная, статная, роскошная, Энона - главная охранительница своей госпожи, первой «Эллады красы». Пожалуй, только Кормилица пока вровень с Царицей Смирновой, доходящей до таких глубин, какие мало кому доступны на саратовском театральном пространстве. Сложное у меня отношение к Михаилу Юдину в роли Тесея. Несомненно, артист он значительный, куда больше своего привычного амплуа. Первые его реплики в «Федре» вызывают смех, но это не отзвуки славы популярного комика. Тесей тут постаревший, обрюзгший, очень земной. И хорошо понимаешь, как он, теперешний, безразличен, даже неприятен легкой, подвижной, все еще красивой Федре. И как сильно любит она того, давнишнего Тесея в роскошной оболочке его сына.

Черная комната, черный стол, черным флагом мелькнувшее воздушное платье царицы, красной подбитой птицей бессильно падающий пеплос...

- Пойдем! Кровавый труп омою ливнем слез, - даже в финальных, самых эмоциональных строках у актеров спокойно-размеренные интонации. За ними - большая работа режиссера (осмысление стихотворного текста), всей команды, невероятная - актрисы Смирновой... Она вообще невероятная. Как не вспомнить еще одну Федру - ахматовскую. «Спадая с плеч, окаменела // Ложноклассическая шаль.// Зловещий голос - горький хмель - // Души расковывает недра».

Спектакль возили в Москву, в Центральный Дом актера. Встретили его тепло.

 

 

Фото Василия СТЕПАНОВА

Фотогалерея

Отправить комментарий

Содержание этого поля является приватным и не предназначено к показу.
CAPTCHA
Мы не любим общаться с роботами. Пожалуйста, введите текст с картинки.