Идеальная пьеса для современного театра? / Фестиваль молодой драматургии "Любимовка"

Выпуск № 6-186/2016, Взгляд

В сентябре в Москве, в новом помещении «Театра.док» на Курской прошел очередной фестиваль молодой драматургии «Любимовка». Посещение «Любимовки» - это всегда представление о будущем театра на основе услышанных текстов и возвращение к театру настоящего, раздумье о том, подходят ли ему новые пьесы. Участников и гостей фестиваля интересует вопрос, какова она, идеальная пьеса для современного театра, и есть ли подходящие театры для тех текстов, что были отобраны для читок. Судить о пьесах на фестивале можно только на слух, во время актерских читок, которые варьируются в профессионализме и сильно влияют на первое впечатление от текста. При обсуждении пьесы (обязательном элементе «Любимовки») всегда разбираются ее сильные и слабые стороны, ее язык, новизна, фабула, образность, а также потенциальная возможность быть поставленной в театре. Хотя последнее, в идеале - следующий шаг для услышанного гостями фестиваля текста, происходит это далеко не всегда и не сразу. Парадоксально, но некоторые драматурги неизвестны посетителям «Любимовки» и при этом начинают сотрудничать с театрами самостоятельно, а другие могут нашуметь на читках, но не найти своего пути в театр. Только определенному проценту авторов удается начать сценическую карьеру драматурга через внимание к своему тексту на «Любимовке». Таков фестиваль с точки зрения своего формата.

На «Любимовке» не увидишь традиционных текстов, написанных по канонам какого-то конкретного театрального жанра. Например, подробной психологической пьесы на двух, трех, четырех персонажей, семейной драмы с четкой завязкой, кульминацией и концом. Философской драмы. Комедии положений, комедии нравов или фарса. Редко появляются и тексты, не ставящие себе задачей отобразить срез современной реальности. Новый язык и отражение современного мира - это более важные приоритеты для этого фестиваля, чем собственно театральность текста. Часто тексты таковы, что их интересно услышать один раз, но не обязательно захочется увидеть. Не все тексты предлагают такой материал, в котором есть воздух собственно для актерской игры, психологических нюансов, разных режиссерских интерпретаций - то есть того, что создало бы меняющуюся сценическую ткань, не зависящую от текста. Также обычно здесь слишком мало комедий - фестиваль тяготеет к текстам политическим, социальным, конфликтным, взрывным.

Но «Любимовка» предлагает свои варианты сценического - того, что может быть воплощено в новом театре. Первый вид пьес, традиционно представленный, - монопьесы. Этот вид театрального текста стал популярным среди молодых авторов после успеха «Наташиной мечты» Ярославы Пулинович. При создании монопьесы очень важно умение работать со структурой монолога, выстраивать его движение, находить оправдание его звучанию на сцене. Интересный (хотя и уже использованный) ход был выбран Владимиром Зуевым в пьесе «Café Mafe». Это монолог Севы Соловьева, шансонье в кафе, у которого выдался неожиданный «творческий вечерок», в течение которого он рассказывает о своей певческой карьере, отражая в рассказе смену периодов советской и постсоветской жизни примерно с 70 х годов. Моно состоит не только из рассказа певца о своем увлечении роком, бардами, шансоном и современной попсой (его интересы менялись так же, как менялись времена), но и из лирических стихов и песен, которые не менее эффектно отражают эпоху через ее меняющееся музыкальное и поэтическое наполнение. А вот «Вся правда о моем отце» Екатерины Гузёмы гораздо менее профессионально выстроена в плане драматической структуры и грешит неровностью, излишней подробностью и отсутствием точной логики выбора отдельных фактов из жизни девушки-подростка и ее отношений с отцом и матерью. Это маленький срез одиночества юного подростка в семье, где отец и мать после ссор дошли до развода, а у отца, который изначально не хотел дочь, появилась другая семья (и сын). Пьеса вполне могла бы быть рассказом - неровным, не очень четко ведущим зрителям по своей сюжетной динамике. Язык не достаточно смел в использовании современного сленга и попытки создать настоящий поток сознания подростка, с его неровностями, страхами, отрывочным мышлением, сбивками и скачками.

Второй тип пьес, которые можно увидеть на «Любимовке», о современной жизни, и они всегда представлены в большом разнообразии. Как правило, это попытки сделать срез кусочка жизни определенного социального слоя современных людей. У этих пьес разная проблематика, разный уровень качества в передаче современного языка и создании интересного сюжета, но в целом они интересны как факт попытки отражения той реальности, в которой мы живем. Например, «Крысы, или Тренинг для успешных людей» Сергея Бунзи рассказывает о буднях людей, работающих в продуктовом магазине и постепенно теряющих человеческий облик. Все герои мечтают о хорошей и счастливой жизни за пределами этого магазина, но пока остаются только двухмерными крысами с граффити английского художника Бэнкси (метафора автора), копошащимися в черно-белом мире подвала и мечтающими об объеме. Оригинальные, ограниченные небольшим, но достаточно интересным сюжетом, пьесы у Натальи Гапоновой - «В желтом платье вроде ничего» и у Сергея Давыдова - «Полный united». Обе могли бы произойти в любом городе N, на любой улице, с парнями и девушками нашего двора, здесь нет претензий на эпический охват, но есть интересный и подробный фокусный разбор одной небольшой истории. Гапоновой удается создать гротесковую, смешную историю из простого сюжета о том, как два парня, пригласившие девушку на ночь, не знают, как же от нее отвязаться. Но когда в бой включаются брат, мама, подруга Нина и некий фельдшер, двум парням уже не справиться с натиском Даши, которая «в желтом платье вроде ничего». Запаса языкового юмора, а также отлично нагнетаемой ситуативной комичности достаточно для успешной сценической реализации.

Использует комический потенциал современной драмы о современных людях и Виталий Ченский, автор иронического опуса «Измерение расхода кислорода в ремонтно-механическом цехе». Делает это автор очень эффектно, оттачивая язык диалогов так, что зритель следит за каждой репликой. История пьесы тоже очень проста. Главному герою (его зовут Виталик - автобиографичность пьесы не скрывается) сложно работать инженером в обычном бюро. Он стремится куда-то за пределы вечных расчетов кислорода и кипячения чая начальнику. Виталия окружают несколько сотрудников и начальство, которым комфортно существовать в таких условиях, а он выбивается из их ряда, почти как герой «Утиной охоты» Вампилова. Но Ченский находит свой формат рассказа этой истории лишнего человека - пьеса невероятно смешна, почти каждая реплика вызывала взрыв хохота в зрительном зале. Вот это, пожалуй, действительно, находка для театра - из материала офисного о лишнем, задыхающемся современном человеке вдруг сделать комедию с отличным языком и смешными диалогами.

Более своеобычной, менее приспособленной к восприятию в читке является пьеса Василия Алдаева «Лапушка». Ее тоже можно поставить в ряд произведений о современной жизни. Алдаев назвал ее «системой пауз в разговорах в двух действиях». На первый взгляд пьеса статична. В ней есть несколько героев, которых связывают симпатии от плотских и собственнических, как у Иры с Тарасом, до более неуловимых и непонятных, как у Матвея с Лизой, Киры с Кириллом и Киры с некой Алисой, ее самой сильной любовью. Самое интересное - это язык. Как раз тот случай, который можно встретить на «Любимовке» - автор не ориентируется на сценические требования, он, возможно, не имеет о них представления и потому делает свободные эксперименты со своим текстом. Все герои говорят образными, поэтическими фразами, каждый монолог, состоящий из пауз, на которые нанизываются слова, - это лирическое стихотворение о любви, одиночестве, преданности, пустоте. Пьеса предельно сопряжена с поэзией, и реализующий ее театр должен учитывать, что здесь важны именно слова, ритмы и образы, а не собственно история и не общая тема.

Третий тип пьес - и это, пожалуй, примета именно последних лет - произведения, пытающиеся воссоздать наш мир или в ближайшем, или в более отдаленном будущем. Такие тексты требуют от автора умения создать некое цельное полотно воображаемой или реальной действительности. Пьесы такого типа варьировались на фестивале от исторических полотен («Моя старость» Таи Сапуриной) до иронической («Джульетта выжила» Юлии Тупикиной) и мрачной («Чихуахуа» Ивана Андреева) антиутопий. Тая Сапурина попыталась воссоздать отрезок жизни нашей страны от смерти Сталина до некоей смерти настоящего или будущего лидера страны. На фоне похорон, запретов на праздники и несанкционированных митингов драматург выписывает быт граждан этой страны. Делает это Сапурина очень подробно: ремарки создают отдельный пласт текста, в них прорисованы предметы быта, одежды и мебели, которыми автор маркирует время. Будни поколений идут одинаково, независимо от того, какие госсекретари умирают, и какие предметы быта используются, и в этом схватывании непреходящего течения жизни, ее утекания через кастрюльки, памятник Пушкину, бытовки, диеты и больной желудок, игрушки на полу и магнитофоны «Комета» - и видится уникальность материала, тяготеющего, скорее, к прозе.

Пьеса Юлии Тупикиной «Джульетта выжила» - ироническая фантазия о Ромео и Джульетте будущего. Эти Ромео и Джульетта не молоды, хотя хорошо выглядят (технологии омоложения в действии), боятся выходить на улицу (там антисанитария), заказывают продукты по интернету, общаются друг с другом по скайпу, встречаются вживую только один раз - когда и умрет Ромео. Шекспировский сюжет о вражде двух семейств у Тупикиной реализуется следующим образом. В процессе заказанного семьями исторического исследования истории двух семей (фамилии оказываются одинаковыми, это опасно при браке) мы узнаем, что родственники Ромео всегда становились причиной бедствий и смерти родственников Джульетты. И выживает Джульетта только из-за этой накопленной жертвенности ее рода. Пьеса в целом интересно (хотя, если разобраться, без излишней глубины) придумана, очень выигрышно оформлена смешными и динамическими диалогами, хорошим монтажом сцен и ситуаций и может рассчитывать на хорошую сценическую судьбу.

Самая интересная и сложная в этом ряду - пьеса «Чихуахуа» Ивана Андреева . Она чем-то напоминает «Галатею Собакина» Ирины Васьковской - антиутопию об обществе, разделенном на тех, кто имеет право учить, и тех, кто им подчиняется. У Андреева мир будущего выглядит еще страшней - здесь государство избавилось от мест заключения, надев на всех преступников ошейники «разной степени тяжести». Во всех случаях законопослушные граждане имеют право делать с преступником все, что угодно - унижать, занимать его квартиру, выносить вещи. Суд творится над человеком самими людьми, верящими в справедливость наказания: преступниц-женщин можно безнаказанно насиловать, а преступников-мужчин - до смерти забивать. Главный герой, преступник Арсений, ставший таковым за то, что крикнул на судей во время процесса над своим отцом, единственный среди этих людей идет на бунт (вдохновленный на это сбежавшим от наказания преступником Володей). Пьеса, выстраивающая мир, похожий на оруэлловский, отличается сильной образностью, эпичностью, интересным жестким языком и, если ее постановка на сцене будет возможной, наверняка станет событием.

Последний тип пьес, которые были прочитаны, - не менее интересный, чем предыдущий, но оторванный от конкретной привязки к социальным и политическим реалиям России или мира. Очень завораживает своей игрой в детскость необычный «Боженька» Валерия Печейкина. Герои - Медвежонок, Ежик, Мышонок, Котенок, Совенок, Лисичка, Белочка. Но это не детская, а псевдо-детская пьеса. Она о том, как любое желание сохранить свое пространство нетронутым и чистым (построить некое подобие звериного рая - привет «Скотному двору» все того же Оруэлла) не избежит своих диктаторов, своих мистификаций (кто такой этот Боженька, которому молятся зверята?), своих исполнителей чужой воли, своих изгоев. Образный мир очень интересен, хотя за найденной стилизацией быстро считываются все (достаточно простые) идеи.

Гораздо более сложен и глубок по образности «Новый свет» Михаила Башкирова. Здесь мы видим мир некоего языческого сообщества - человеческого племени, живущего во мгле и боящегося выйти за ее пределы. Перед нами только два представителя этого общества - мать (Сухая) и дочь (Листок). Но в их мир приходит Воплощенная - женщина, верящая в христианского бога. Она демонстрирует женщинам чудеса - сеть, полную рыбы, возрождение мужа Сухой из мертвых. Сухая уходит за Воплощенной в монастырь, но начинает считать саму себя зачавшей от Бога, покрывается змеиной кожей и умирает. Ее дочь в это время убивает подаренным Воплощенной пистолетом все свое племя и живет на освободившемся месте с новым мужем (последним неубитым мужчиной) и детьми. Это пьеса о личном выборе, о религии, об одиночестве и страхе перед неведомым, о природе чуда. Ее атмосфера очень тонко воссоздается языком и образами, близкими к кинематографическим.

Последняя пьеса, о которой хотелось бы рассказать, также принадлежит к ряду отличающихся мощной образностью, не привязанных к реалиям жизни. Это «Блонди» Дмитрия Богославского. Автор, предыдущие пьесы которого («Любовь людей», «Тихий шорох уходящих шагов») были подробными психологическими исследованиями человеческих отношений, теперь попробовал создать что-то совершенно иное. Мы видим мир четырех щенят женского пола, рожденных от овчарки Гитлера Блонди, живущих в бункере. Параллельно слушаем дневник Людвига Штумпфеггера, который пытается от них избавиться. В фантастическом мире бункера щенята устраивают модель мира со своей иерархией, выборами президента, своими страстями, ссорами, влюбленностями. Покидать этот мир никто из них не захочет - даже когда они впервые увидят звездное небо. Это пространство создано Богославским с таким юмором и воображением, что напоминает мультфильм о Муми-троллях с брехтовскими и беккетовскими отголосками. Образность текста завораживает, его хочется визуализировать с закрытыми глазами, но пойдет ли ему на пользу или, наоборот, противопоказано сценическое воплощение, покажет время.

Представленные на фестивале тексты - это в первую очередь попытки освоить новые способы текстовой передачи реальности, выходящие за рамки привычного театра. Например, «Феномен выученной беспомощности» Натальи Боренко пытается передать невозможность общения смонтированными кусочками этого общения в разных форматах и регистрах (молчание, разговоры, имейлы, смс, дневники), мастерски соединенных в пьесе. Пьеса Алдаева «Лапушка» нащупывает грань театра и поэзии, «Моя старость» Сапуриной ориентируется на связку театра с прозой, проза и песенная стихия окутывают театр в пьесе Зуева «Café Mafe». В «Спичках» Константина Стешика целые сцены представляют собой длинные сказки (большие вкрапления прозы) - их герой просто читает своей дочери. Поэтика многих пьес также не ориентирована на привычное сценическое пространство. Часто это поэтика мультфильма или кинофильма («Боженька» Печейкина, «Новый свет» Башкирова и «Блонди» Богославского), или даже комикса («Джульетта выжила» Тупикиной, «В желтом платье вроде ничего» Гапоновой, «Крысы, или Тренинг для успешных людей» Бунзи). На фестивале много говорили о том, что для таких текстов должен возникнуть новый театр - но существует ли он, возможен ли он? Сможет ли он воспринять пьесы, которые сознательно отвергают четкие жанровые рамки, подробную психологичность, объемность характеров, выстроенность сюжетной структуры, привычную сценичность? Думается, рядом с такими текстами должны существовать и более традиционные - хотя бы для того, чтобы сохранить ориентиры, опорные точки, рядом с которыми можно было бы прокладывать новые дорожки. Театр, совмещенный с прозой, поэзией, вербатимом возможен только рядом с более привычными театральными формами - как исключение из правила, девиация, новая тропинка, по которой можно пойти. Не стоит выдавать поиски за устоявшиеся эталоны, а «Любимовка» - это в первую очередь поиск, наметки, наброски, лабораторные работы. У всех этих текстов испытание собственно театром еще впереди - а театр ждет испытания этими текстами. И примет ли он их, не извергнет ли из себя, готов ли будет трансформироваться с учетом их нужд и требований, мы еще только должны увидеть.

Фотогалерея